Индиго

Без пальто и в простой повседневной одежде он выглядит совсем иначе, и, если бы они столкнулись на входе минуту назад, Аннабель бы вряд ли его узнала. Но удивило ее даже не то, как смена стиля может изменить внешнее восприятие человека, а то, что они оделись почти одинаково. Джинсы, кроссовки и безразмерная толстовка, только цвет не бледно-кремовый, а насыщенный индиго. «Мне бы такой пошел. Под цвет глаз…», – проскакивает у Аннабель в голове, пока, нацепив дежурную улыбку, она деловитой походкой приближается к столику.

– Ты пришла раньше, – взглянув на наручные часы, непринужденно замечает Флеминг, когда Анна садится напротив. – На целых три минуты. Обычно девушки опаздывают.

– Мы же не на свидании, – парирует Аннабель со всей холодностью, на которую способна.

– Разумеется. У нас чисто деловой разговор, – он широко улыбается, и Аннабель замечает легкую мышечную асимметрию его лица. Один уголок губ ниже другого, что придает улыбке насмешливый оттенок, ямочка на щеке только с одной стороны и правое веко словно не участвует в улыбке и при моргании закрывается не синхронно со вторым. На кладбище она была слишком взволнована, чтобы обратить внимание на этот дефект, хотя не сказать, что он его сильно портит. Скорее наоборот, заставляет присматриваться.

– Последствия микроинсульта, – невозмутимо объясняет Флеминг, заметив ее изучающий взгляд на своем лице.

– Извини, я не должна была пялиться, – смущенно бормочет Анна.

– Все в порядке. Можно сказать, отделался легким испугом, но некоторые мышцы так и не восстановились.

– Давно это случилось? – спрашивает Аннабель, не удержавшись от любопытства.

– Пять лет назад, – улыбка ускользает из его внимательных глаз, оставаясь только на губах. – Мири не писала тебе об этом?

– Нет, не припомню, – на секунду задумавшись, честно отвечает Анна.

– Ну и ладно. Что будешь пить? – подозвав официанта, Флеминг бросает на Аннабель выжидающий взгляд.

– Чай… или содовую, – растерявшись, она хватает за меню, которое Алан решительно у нее забирает.

– Две порции свиных ребрышек поострее и два пива, – озвучивает заказ подоспевшему официанту.

– Десять минут ожидания, сэр. Пиво подать сразу? – вежливо уточняет молодой человек в фирменной униформе. Флеминг утвердительно кивает. Гарсон удаляется, а Аннабель, не скрывая недовольства, смотрит на наглую физиономию своего спутника на этот вечер.

– Расслабься, Эни. Я не кусаюсь, – невозмутимо отвечает он на ее зрительный мятеж. – Сейчас ты слишком зажата, и, если это не изменить, конструктивного диалога у нас не получится. Бокал пива настроит тебя на правильный лад.

– Ты всегда говоришь, как персонаж из книги?

– Как именно? – уточняет собеседник, ничуть не оскорбившись.

– Выстроенные фразы, правильно подобранные слова, идеальная дикция… – перечисляет Аннабель.

– Возможно, ты не в курсе, но я учился на журналиста, – объясняет Флеминг, дёргая сигарету из лежащей на столе пачки. Один из главных недостатков этого бара – здесь можно курить. – В программу входили курсы ораторского мастерства. Они необходимы выпускникам, планирующим работать на телевидении.

– На кладбище ты дал понять, что на дух не выносишь все, что связано с журналистикой, – припоминает Анна.

– А это уже приобретенное, – ухмыляется Флеминг, затягиваясь сигаретой. – Взращенное на личном опыте, так сказать.

Анна не успевает ничего ответить. К ним снова подходит официант с подносом. Пока он выставляет на стол кружки с пенным напитком, Аннабель продолжает украдкой рассматривать мужа своей исчезнувшей кузины.

Очень странно, что несмотря на то, что почти все последние письма Мириам были посвящены супругу, она не упомянула вот уже о двух немаловажных моментах. Если изначально, собираясь встретиться с Аланом Флемингом, Аннабель была уверена, что практически все о нем знает, то теперь ей кажется, что Мири описывала совсем другого человека. Это сильно настораживает, если не сказать – пугает.

Сам же Флеминг выглядит абсолютно расслабленным и явно чувствует себя вполне комфортно рядом с малознакомой девушкой. Есть еще один тревожный аспект, не дающий Анне покоя – мужчина, сидящий напротив, абсолютно не похож на скорбящего вдовца. И даже когда говорит о Мириам, в его словах не слышится печаль или горечь. Сами собой напрашиваются два варианта: он давно пережил свою утрату или просто хороший актер.

Но что, если есть третий вариант?

Мириам всегда писала только о своих чувствах и переживаниях. Любящие женщины склонны к приукрашиванию некоторых черт своих избранников. Представления Мири о муже и его истинном отношении к ней могут быть искажены и необъективны.

– Где ты витаешь, Эни? – окликает девушку объект ее размышлений. – Ты же не против такого обращения? – добавляет он чуть тише.

– Ты подсмотрел его в письмах, – Анна заставляет себя улыбнуться и, взявшись за ручку кружки, двигает ее ближе к себе. Она целую вечность не пила пиво. И стоит ли начинать?

– Я прочитал только одно, – подтверждает Флеминг озвученную догадку. – Не уверен, что хочу заглядывать в остальные.

– Почему? – Анна поднимает на него вопросительный взгляд.

– Я уже объяснял, – холодно отрезает Флеминг. – Ты так и не ответила. Я могу называть тебя Эни?

– Да, конечно, – Аннабель равнодушно пожимает плечами и вспоминает с толикой грусти: – Мириам не любила длинные имена.

– Это заметно по тому, как она назвала главных героев своей книги, – сделав два больших глотка напитка, отзывается Флеминг. – Тим и Тея.

– Почти как инь и янь, – добавляет Анна и быстро меняет тему: – Если письма Мириам тебя не интересуют, вернемся деловому вопросу. Так что с домом?

– А что с ним? – мужчина иронично выгибает левую бровь.

Наверняка с правой он проделать то же самое не сможет, размышляет Аннабель. Так удивительно и несправедливо, что некоторых мужчин внешние недостатки делают только привлекательнее, в то время как женщины сходят с ума из-за любого мелкого дефекта. Хотя Алана Флеминга и нельзя назвать ослепительно красивым мужчиной, но в нем есть какая-то необъяснимая энергия, вынуждающая женщин оглядываться ему вслед. Он высокий, атлетически сложенный, уверенный в себе, со вкусом одет, безусловно умен и начитан, но не это главное. Его хочется слушать, рассматривать, пытаться понять, что скрывается за непробиваемым самоконтролем, приправленным снисходительной иронией. Его хочется разгадать… Да, это оно. Тайна. Он определённо что-то скрывает. Не только от других, но, возможно, от самого себя. Что-то опасное… или возбуждающее.

А еще Аннабель никогда не видела таких темных пронзительных глаз. Почти черных, как обсидианы, с трудно различимыми зрачками. Они не выглядят жуткими, а наоборот, завораживают, поглощают, словно проникая вглубь сознания. Не об этой ли затаившейся тьме писала Мириам?

Черт, о чем она вообще думает?

Тьма, тайна, возбуждение?

Очнись, Анна. Этот парень, возможно, имеет отношение к гибели жены, а ты распускаешь на него слюни, как полная идиотка.

– Эй, – она вздрагивает, почувствовав прикосновение теплых пальцев к своему подбородку.