Индиговый ученик

Следующим Арлинг вспомнил Сохо. Сын имана имел много недостатков, из которых главным был тот, что связывал его родственными узами с учителем. К тому же, этот кучеяр был по-настоящему опасен. Как-то он грозился выгнать его из школы и отослать обратно в Согдарию. Много месяцев после того разговора Арлинг ждал людей от Канцлера, но никто так и не появился. Правда, когда в школу прибыла очередная комиссия, проверяющая летние экзамены, на Регарди обратили пристальное внимание, но к тому времени у мистика был спасительный документ из Образовательной Коллегии, и к Арлингу быстро потеряли интерес. Сам Сохо еще несколько раз приезжал в Балидет, но они не встречались, так как в школе он больше не останавливался. Несмотря на сильную неприязнь, Регарди не мог назвать своим врагом сына человека, который значил для него так много.

А может, им был Рэм? На их единственной встрече он здорово побил его, из-за чего Арлингу пришлось терять время на больничной койке еще много недель. Но ответ был очевиден. Рэм был халруджи и действовал не по своей воле.

Дядя Абир его предал, оставив погибать на улицах Балидета, но если бы не он, Арлинг умер бы еще раньше – в приюте для слепых или в отцовском доме в Согдиане.

Возможно, его враги остались в прошлом в далекой Согдарии? К примеру, Тереза. Она выдала Магду палачу, приведя ее к гибели. Но если она когда-то и была его врагом, то теперь превратилась в прах – вместе с миром, который он покинул много лет назад. То же можно было сказать и о Канцлере, который отдал приказ о казне Фадуны. Он был пеплом воспоминаний, который рассеивался при первом порыве сикелийского ветра.

Даррен… Имя всплыло из закоулков памяти тяжело и неохотно. Человек, который его предал и лишил света. Человек, убивший Арлинга Регарди, сына Канцлера великой империи. Он тоже остался в прошлом, но назвать его прахом не получалось. «Худшие враги – из бывших друзей, потому что они бьют по твоим самым уязвимым местам», – сказал ему однажды иман, не подозревая, как сильно взволновал ученика своими словами. И хотя Арлингу хотелось назвать Монтеро врагом, что-то мешало ему это сделать. Поэтому он выбрал легкий вариант.

– У меня нет врагов, Атрея, – серьезно ответил Регарди. – А почему ты спросила?

– Плохо, – задумчиво произнесла кучеярка. – Самый опасный враг – это когда его нет. Или когда ты о нем не подозреваешь. Я вспоминаю свою жизнь, и понимаю, что у меня никогда не было настоящих врагов. А значит, что-то я упустила. Я хочу, чтобы у тебя появился враг. Человек, у которого его нет, беден и слаб.

«Странное пожелание», – подумал он, но вслух ничего не сказал. Настроение кучеярки настораживало. Будто она…

– Я пришла попрощаться, Арлинг, – просто сказала Атрея. – Мы больше не встретимся. Я не знала своих врагов, но у меня был друг. Я благодарна тебе за все. За наши разговоры, за твою улыбку и даже за твое неверие.

Смысл ее слов дошел не сразу.

– Как не встретимся? – не понял он. – Ты уезжаешь? Надолго?

– Навсегда, – кучеярка тяжело оперлась о его руку, вставая. – Меня ждет Нехебкай. Первые дочери жриц всегда к нему уходят. Одни раньше, другие позже. Время на исходе, Изменяющий уже ищет дорогу домой. Я давно должна была быть с ним.

– Атрея, о чем ты говоришь?

– Тсс, – тонкий, пахнущий сандалом палец прижался к его губам. – Это неизбежность. Как время. Оно – великолепный учитель, но, к сожалению, убивает своих учеников. У меня к тебе есть две просьбы. Последние.

Регарди молча кивнул, все еще не понимая, что задумала эта сумасшедшая кучеярка.

– Завтра я буду прощаться с людьми, – вздохнула Атрея. – Это такой обычай. Ты придешь?

Снова кивок. Понимая, что нужно что-то сказать, Арлинг не находил слов.

– Это хорошо, – улыбнулась сестра имана. – Вторая просьба сложнее. Как говорит моя мать, правильное лекарство неприятно на вкус, но лечит болезнь. Знаю, что я надоела тебе, но сейчас ты услышишь эти слова от меня в последний раз. Стань Индиговым, Лин. Выберет ли тебя иман, пройдешь ли ты Испытание Смертью, примет ли тебя Пустошь – все это неважно. Стань Индиговым в своем сердце. Обещай, что сделаешь это. Ради меня.

И хотя ему хотелось кричать и ругаться, Регарди заставил себя улыбнуться.

– Конечно, мой друг, – ответил он, не зная, кому лгал больше: себе или Атрее.

***

Так быстро Арлинг давно не бегал. Концы головного платка развевались, словно боевой стяг, ноги едва касались земли, руки отталкивались от воздуха. Еще немного и он мог бы взлететь. Злость придавала силы. Ему казалось, что от него отлетали искры негодования, а оставшиеся на песке следы были горячее полуденной мостовой, раскаленной сикелийским солнцем.

Дорога до школы стала бесконечно длинной, покрывшись многочисленными препятствиями: опрокинувшийся воз с арбузами, неожиданные учения гарнизона, свора бродячих псов, решившая погреться на солнце посреди улицы, караван с соляными плитами из Муссавората, растянувшийся на целый квартал…

В школе легче не оказалось. Обнаружив, что ворота заперты, Регарди не стал дожидаться слуги и перемахнул через них, едва не свернув себе шею. Приземлился он тоже неудачно. Раздавил забытую кем-то курильницу, опрокинув на себя масло. Это означало, что густой шлейф из красного сандала и гвоздики будет тянуться за ним еще долго. У входа в Дом Неба пришлось проталкиваться сквозь толпу младших учеников, у которых только что кончились уроки. Какой-то мальчишка сунулся ему под ноги, в результате чего оба едва не свалились с лестницы. С трудом сдерживая злость, Регарди влетел в Смотровую Башню, едва не врезался по пути в Джайпа, увернулся от подзатыльника и, нырнув в коридор, оказался перед заветной дверью. Вот она – комната имана.

Впрочем, всех этих усилий можно было избежать. Что ему стоило задержать Атрею и не тратить целый час на дурацкие размышления, которые все равно ни к чему не привели?

– Ваша сестра сошла с ума! – выпалил Регарди, врываясь в кабинет. Едва почувствовав на себе взгляд мистика, Арлинг понял, что если бы он зашел, постучавшись, шансов на удачный исход разговора было бы больше.

– Атрея приходила ко мне прощаться, учитель, – продолжил он, стараясь придать голосу спокойствие. – Кажется, она решила умереть.

– Я знаю, – ответил мистик. – Она была хорошей сестрой, прекрасной женщиной, верным другом. Умная, честная, справедливая. Такие рождаются редко. Я горжусь тем, что последние годы ее жизни мы провели вместе.

Арлинг потряс головой, не веря тому, что слышал. Иман говорил так, словно Атреи уже не было с ними.

– Тебе будет трудно это понять, Лин, – вздохнул учитель. – Но вспомни, кто такая Атрея. Не моя сестра, не твоя учительница танцев, даже не кучеярка. В первую очередь, она серкет. Первая дочь жрицы Нехебкая. Рано или поздно ей пришлось бы уйти. Когда такие, как она, объявляют о своем уходе, о них начинают говорить, как об умерших. Таков обычай.