Индийские сказки
Шрифт:
Напрасно плакала и молила бедная царица, тщетно упрашивая раджу отменить суровый указ. Раджа был неумолим. Велено было положить ребенка в большой сундук, снести на границу государства к большой реке, что впадала в самое море, и бросить в поток. Царица заказала великолепный сундук из золота и драгоценных камней с колыбелью внутри, бережно уложила туда Чандру и плача, велела спустить вниз по реке.
Течение подхватило сундук с Чандрой и вскоре он исчез вдалеке за поворотом. Много дней несло сундук с девочкой по водам и принесло его в страну, где жил знакомый нам купец со своей женой. Как раз в это время купец вышел к реке омыть лицо и заметил плывущий мимо блестевший на солнце сундук. «Эй, друг! – крикнул он рыбаку, который по близости раскидывал свой невод: «брось все, да лови вон тот ящик… вон там, на реке… тащи его сюда». – Только, если
Это сразу пленило его. «Забирай сундук», – сказал он рыбаку, – «а ребенок мой». Рыбак остался доволен дележом: детей у него было много, и он был беден; а купец был богат и у него был один единственный сын.
Он принес девочку домой. «Смотри, жена, вот нам и невестушка в дом! Разве не хорошая жена нашему сыну?»
Жена купца сразу полюбила прелестную малютку и стала холить и лелеять ее как родную дочь. Когда же девочка стала ходить, она обручила ее с сыном своим, Койла.
Годы шли. Пришло время и купец с женой мирно отошли в царство теней, а Койла и Чандра выросли, поженились и считались самой красивой парой в стране: Койла мужественный, сильный, с царственным видом юного льва, Чандра, стройная и нежная как пальма, с лицом спокойным и прекрасным как серебряный месяц.
Тем временем Маули, дочь танцовщицы (и одно из чад волшебного манго), тоже подросла и также обратилась в замечательно красивую девушку. Она плясала и пела так хорошо, что затмевала всех других девушек. Голос ее был как у перепелки и такой звонкий, что разносился по воздуху на двенадцать дней пути. Мать ее постоянно кочевала с места на место, останавливаясь то в том, то в другом городе, так что однажды оказалась с дочерью на границе государства, где жили Койла и Чандра.
Раз Койла гулял по окрестностям города и до него издали донеслись звуки чудного пения. Очарованный пошел он на голос, чтоб видеть поближе певицу. Голос то смолкал, то снова раздавался где-то впереди; Койла все шел, шел, зашел в джунгли, шел день, шел другой. Голос как будто звучал яснее, но все же, никого не было видно, и Койла продолжал идти. Так шел он одиннадцать дней, наконец, на двенадцатый вышел прямо на поляну, где расположился цыганский табор. Он увидел прелестную девушку, среди огромной толпы собравшегося народа. Она пела и танцевала перед очарованными зрителями, и красиво размахивала над головой душистой гирляндой цветов.
Койла был так поражен ее чудным пением, что остановился как вкопанный на опушке джунглей и боялся шевельнуться, чтоб не нарушились очарования.
Смолкло пение, и все столпились вокруг певицы. «О, чудная дева!» – кричали все – «не покидай нас, оставайся здесь! Выбирай себе мужа по сердцу, любого из нас и живи здесь». Девушка подумала с минуту; число ее поклонников было так велико, что она не знала на ком остановиться. «Пусть будет по-вашему!» – смеясь, решила она, – «ловите гирлянду! На кого она упадет, тот будет моим мужем». И она высоко взмахнула гирляндой, перекрутила ею раза три над головой и со всей силы метнула ее от себя.
Размах был так силен, что цветы мгновенно перелетели за черту собравшейся толпы, и, прежде чем Койла успел опомниться, упали к нему на плечо.
Все бросились к счастливому избраннику и остановились в изумлении: он казался им слишком прекрасен для простого смертного. Неужели спустился к ним один из жителей небес? Все окружили его и радостно потащили в табор. «Тебе, тебе досталась гирлянда! Тебе прекраснейшему из смертных! Ты будешь мужем нашей Маули». Напрасно отбивался от них Койла: «Я пришел только послушать», – говорил он, – «я не могу долго оставаться. Я не здешней страны, у меня дома есть уже жена». – «Нам дела нет до этого», – кричали все, – «верно судьба твоя остаться здесь! Ты будешь мужем красавицы Маули! Голос ее так волшебно звучит, танцы ее так пленяют взор! Ты должен быть ее мужем: выбор пал на тебя!»
Койла стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Тут ему поднесли кубок волшебного питья. Он, ничего не подозревая,
выпил и разом забыл все, что относилось до его прежней жизни, женился на прекрасной певице и остался с ней в таборе. Так прошло несколько месяцев. Койла беспечно жил среди цыган, ничего не делая, наслаждаясь пением Маули и любуясь ее танцами. Раз мать Маули подошла к зятю и сказала: «Зятек, вижу, что ты порядочно таки ленивое существо; сколько времени уж живешь ты с нами, а пользы от тебя немного! Нам самим приходится кормить и одевать тебя. Пора тебе встряхнуться: иди, достань денег, а не то убирайся вон из дома и не видать тебе более жены твоей, Маули». Грубые слова женщины привели Койла в себя. Он в первый раз вспомнил о родине своей и о Чандре, и в нем проснулось страстное желание отделаться от Маули и вернуться к своей прежней жизни. Случай казался ему благоприятным. «Пустите меня на родину», – сказал он цыганам, – «там, у жены моей есть два запястья огромной ценности. Одного из них с излишком хватит возместить все ваши расходы на меня».Цыгане согласились. Койла вернулся домой. Чандра сначала ничего слышать не хотела, когда Койла признался ей в своей женитьбе и попросил отдать ему запястье. «Ты отправился блуждать по свету, не подумал, что покидаешь меня одну; ты женился на танцовщице и спокойно жил среди ее родичей, а теперь вернулся обманом выманить у меня запястье, то запястье, которое родилось со мной и выросло со мной вместе? Ты хочешь подарить его второй жене? Нет, ни за что. Иди к ней и к друзьям своим, не дам тебе запястья!» Койла покорно выслушал упреки жены. «Я был виноват перед тобой, возлюбленная, но меня отуманили волшебным питьем и я на время забыл о тебе. Теперь же я чувствую, что никого не люблю кроме тебя. Но я не хочу быть бесчестным перед теми, дай мне рассчитаться с ними, и я сейчас же вернусь к тебе, своей единственной, любимой жене».
Чандра отдала мужу запястье и предложила сопутствовать ему, на что Койла с радостью согласился. Через несколько дней они подходили к столице соседней страны и на окраине зашли отдохнуть в домик старой торговки молоком. Старуха приветливо встретила молодую пару, накормила их и предложила переночевать. На следующий день Койла сказал жене: «Останься здесь. Старуха позаботится о тебе, а я пройду в город и продам запястье». Чандра не стала настаивать и отпустила мужа одного. Ни Койла, ни Чандра не подозревали, что раджа той страны и царица его Коплинге были родителями Чандры, да и вообще никто из детей манго не знал о своем происхождении и о странствии матерей в поисках божества Магадео.
Незадолго до появления Койлы и Чандры в стране, царица Коплинге отдала почистить пару запястий придворному золотых дел мастеру. Над домом этого последнего росло высокое дерево, а на нем свили себе гнездо орел с орлицею и вывели орлят. Орлята, птицы очень шумные, галдели весь день и страшно надоедали купцу и его семье. Раз, когда старых птиц не было дома, золотых дел мастер залез на дерево, сбросил гнездо и убил птенцов. Орлы вскоре вернулись и решили отомстить жестокому торговцу. Подглядев в лавке одно из драгоценных запястий царицы, орел спустился и исчез с ним в облаках.
Ювелир был в отчаянии; «Что теперь станем делать?» – стонал он. – «Купить такое запястье – не хватит всего моего состояния, а сделать новое – потребуется много лет работы. Сказать, что потерял его? Мне не поверят, решат, что я украл, и велят казнить. Единственное, что можно сделать, это как-нибудь оттянуть время и подыскать что-нибудь подходящее». Когда на следующий день царица прислала за запястьем, он отвечал: «Еще не готово, принесу завтра». Так повторялось много дней подряд. Это, наконец, надоело слугам раджи и они стали угрожать ему; тогда ювелир решился отослать уцелевшее запястье, великолепно вычищенное, и просил передать царице, что второе поспеет через несколько дней; сам же неутомимо продолжал искать запястье достаточно ценное, чтоб заменить утраченное, но ничего не мог найти.
Тем временем Койла вошел в город, выбрал себе уголок недалеко от базара, разложил на улице коврик, положил на него запястье, а сам сел рядом в ожидании покупателей. Он был так хорош, что смотрел настоящим царевичем, несмотря на свой скромный наряд, а запястье рядом с ним сверкало, как лучезарное светило. Немудрено, что все заглядывались в его сторону; что продавщицы, проходя мимо с кувшинами на головах, роняли свои кувшины и даже не горевали о погибшем товаре; что многие мужчины и женщины, выглядывавшие из окон, теряли равновесие и падали на улицу. Зрелище было слишком необычайно!