Индоевропейский язык и индоевропейцы. Часть 1

— Ну четыре дня, право слишком. Может возможно как-нибудь ускорить? Видано ли дело?

Обер-капитан подобрался как хищник, бросающийся на добычу. Заинтересован он в этом вопросе и не скрывает. То ли взятку получил, то ли интерес личный.

— Единственный вариант для вас — подписать отказ от присутствия представителя и заявление на рассмотрение по ускоренной процедуре. Тогда ваше дело можно будет рассмотреть в течение часа.

— Прямо так скоро? — удивился я, — И что, даже ночевать не придется? Поясните пожалуйста, я не шибко ученый в делах таких, ю-ри-ди-ческих.

— По ускоренной процедуре все просто. Рассмотрение будет без адвоката и обвинителя, судья просто зачитает ваши показания и заявление потерпевшей стороны, посмотрит показания свидетелей и сразу вынесет решение. А мы просто побеседуем и твои слова запишем.

Начинает доставать гербованые листы, набор перьев. Получается мое согласие на эту упрощенную процедуру — вопрос решенный. Здорово подставой попахивает или паранойей. Или и тем и другим одновременно. От меня требуется отказаться от представителя и сплясать под чужую дудку в очередной раз, или сидеть четыре дня на казенных харчах. Казенных харчах, это мысль!

— Скажите, господин обер-капитан, а у вас в здании хорошо кормят?

Следователь на пару секунд завис от странного вопроса, оглядел мою фигуру критически.

— Отвратительно. Хлеб, вода, похлебка из вареной крупы с нечищеными овощами. И вообще аристократу вашего уровня со всяким сбродом сидеть — Вечный ученик не доведи. А уж попробовать такое варево…

— А скажите, обед я уже пропустил?

…

Обыскивать опять не стали и ремень не забрали, предполагаю от отсутствия этого же представителя. Очень похоже, что все представление не совсем законно, личная капитана инициатива. Хочется ему меня попугать и развести на что-то.

Заскрежетал ключ, дверь с обратной стороны заперли. Под следствием в прошлой жизни не был, знания теоретически. Есть у некоторых людей такие штуки, как уши. Они вместе с мозгом помогают чужой опыт усваивать. Короче, импровизировать будем.

Десяток трёхъярусных железных нар, стол, лавки. Наблюдать сбоку на табуретке. Самое высокое место, вся камера как на ладони. Накурено так, что противоположной стены не видно. Полотенца на пороге нет, и не встречает никто. Ближайший мужик, сидящий на корточках, сжался, будто сейчас его будут бить.

— Хозяин, куда еще и так как селедки в бочке. А нам еще одного. Да он за четверых, и так дышать нечем.

Оглядел разношерстую толпу хмурых и помятых. Осенил себя ладонями в восточный угол, образки на видном месте висят.

— Рваным пацанам привет!

— Нет тут пацанов рваных, мужичье одно, — выпулил беззубый парень, сморщенный как головешка. Махнул в сторону окна, забитого железными листами, — пошли побеседуем.

— Кто старший, смотрящий? — поинтересовался я.

— Я за него, Мизгирь.

— Скотиной зовусь. Пять восемь один уложения. Первоход. По жизни все ровно. От вольных бродяг столицы привет.

Достал из фартука пару пачек сигарет. Ничего другого на общак нет. Выложил на стол.

— Под кем ходишь?

— Профессор Мориарти. Слышал такого?

— Кто профессора не знает? Вся столица гудит. Работать будешь?

— Нет, я не мужик.

Мизгирь оказался вполне компанейским уркой, который присел на свободные уши и пару часов рассказывал о тюремной жизни, порядках и нравах. Ничего, существенно отличающегося от нашего мира. Консервативная это среда. Способы связи как во всех цивилизованных мирах. Унитазы, перестуки по трубам, записки на нитках в окнах. Клановая система, на которую разделяется любая мужская компания, оказывающаяся в изоляции.

Мизгирь изредка спрашивал разное, прощупывая кто я по жизни. Отвечал я односложно, стараясь ничего не выдавать особо. Больше слушал и сквозь полуопущенные веки наблюдал за кипучей камерной жизнью.

Народ пил чай, играл в сатранг, разговаривал и шумел. По очереди укладывались на железные койки. Спали по очереди, живьем народа постоянно находилось не меньше пятидесяти человек. Отворялась дверь, выкрикивались имена. Кого-то уводили на допрос. После допроса некоторых заносили и оставляли на полу. Бедолаг поднимали и укладывали на свободные места.

Теоретически молодой аристократик, коим я в глазах администрации являюсь, не просто в шоке тут находиться должен. Меня засунули чтобы полные штаны наложил. Заказ на мою экскурсию, узнаю от кого — обязательно, но ветерок со стороны Таракановых ощущается.

— А что, Мизгирь, наседки у нас в хате есть?

— Что за наседки? К чему?

— Те, кто на оберов работает. Слушает, а потом выдает все.

— А-а-а, подсадные, — махнул рукой парень, — соловьями у нас называют, куда же без них. Они в каждой камере есть. Только вычислить еще никому не удавалось. Гиблое дело это. У них такие навыки есть, что кого хочешь заболтают.

— Хочешь укажу?

— Что, вот так сразу? — усмехнулся смотрящий.

…

— Ну скажи-ка братец, тебя сколько в камере не было?

— Пять часов на допросе. Уж как меня следователь крутил, как гнул. Но мы не пальцем деланы.

— Да ты что? А чего же ты в туалет не пошел, а сразу на шконку? Это за какие такие заслуги тебя следователь в свой туалет водил?

— Да я, не хотел просто, вы чего, я же с вами, мы же вместе из одного котла…

— А ну ладони вытяни.

Я схватил протянутую руку, резко развернул и зафиксировал подмышкой. Расщепленным кончиком спички поелозил под черными ногтями.

— Ну расскажи, мил человек, за какие труды следователь тебя вареньем угощал, вишневым.

…

Расправа с доносчиком у Мизгиря была простая и быстрая. Бедолагу свалили и начали пинать. Все вместе, толпой озверелой. В основном мешали друг-другу, но старались ткнуть быстро, больно, косясь на наблюдателя. Потому как мгновенно дверь распахнулась, влетело подкрепление, и стукач был спасен.

Зачинщиков вывели в коридор, особо нерасторопных подгоняли дубинками. Поставили на колени и уткнули носами в стену. Последовал внеочередной обыск, провели опрос каждого свидетеля, коих всего было сорок восемь человек. Все как один выдали единую картину: «споткнулся товарищ и упал, а мы подняться помогали».

…

— Привет братве, достойной уважения!

В новой камере, куда меня сунули второпях, все прошло по прежнему сценарию. Худой татуированный старик — Татар, сначала долго расспрашивал про житье на воле, потом попытался развести на паре известных арестантских подстав. Убедившись, что со мной такие номера не проходят, расспросил про кипеш в первой камере.

— А что у меня подсадных тоже найти сможешь?

…

Через четверть часа две наседки были вычислены. Аргументировано, с полным раскладом и доказательствами. У одного выковырял из зуба кусок копченой курицы, второй обмочился и упал на колени, стоило только пальцем поманить.