Инфекция

— Что происходит, Антон?

— Если бы я знал… Что делать с остальными?

— Значит так, всех разместить по палатам. Дежурному врачу совершать осмотр не только утром и вечером, но еще и пару раз днем. Если люди будут еще поступать… — он вдруг сделал паузу, посмотрел на Антона, и тому показалось, что впервые главврач лишился присущего ему чувства юмора, — …задействуйте все отделения клиники. Скажешь, что это мое распоряжение. Действуй.

Ракитин вернулся за стол, схватил телефон и быстро набрал номер. Судя по скорости набора, он звонил домой. Ковалев вышел и закрыл за собой дверь. Надо было спуститься вниз и передать дежурной медсестре распоряжения доктора. И по-хорошему следовало вызывать все смены врачей на работу. Он не слишком сильно, но довольно чувствительно ударил кулаком по двери служебного лифта — что-то он все не вызывался — и плюнув на лифт, помчался вниз по лестнице.

Вадим проснулся поздно вечером и с громадным трудом смог разлепить веки. Голова его раскалывалась на части. В легких было ощущение, будто кто-то развел там огонь и поджаривает его изнутри. Во рту стоял привкус, словно там у нег ночевал целый табун лошадей, не найдя подходящей конюшни. Он крепко зажмурился и снова открыл глаза: действительность перед его взором расплывалась, и парень никак не мог сфокусироваться. Наконец, ему удалось собраться волю в кулак и встать с дивана, хотя он тут же уселся обратно, едва не рухнув на подушку. Головокружение было просто чудовищным. И еще ему казалось, что у него сильно повысилась температура. Голова была как чумная, в ушах стоял звон. Сначала Вадим обвел взглядом комнату, не понимая, где находится. Затем вспомнил, что сидит в своей комнате на своем диване, на который он свалился практически без чувств, когда Артем его привез. Но в тот момент он чувствовал себя слегка простуженным и немного уставшим. Вчерашняя девчонка оказалась довольно крепкой и почти всю ночь выдерживала все, что они с ней проделывали.

Это был далеко не первый случай, когда трое приятелей таким образом проводили свободное время. Обычно кто-то один, иногда двое отправлялись на «охоту», как они это называли, третий ждал в машине, когда его подельники выведут ни о чем не подозревающую будущую жертву их «развлечений» на улицу с дискотеки. Дальше все было просто: подъезжала машина, девушку (чаще одну, но иногда улов был несколько богаче) заталкивали внутрь и ехали на съемную квартиру, где несчастные девушки подвергались жестокому насилию. Больше всего Вадиму нравилось, как они, эти наивные простушки, верившие в сказки о прекрасных принцах, рыдали и умоляли остановиться. Его это заводило еще больше, и он снова чувствовал дикое возбуждение всего лишь от того, что мог обладать тем, что получалось брать только силой. Его всегда манила эта недоступность, женские крики, страх и боль, которые были в глазах насилуемых девушек. Конечно, у него было полно знакомых девчат, и даже парочка женщин, которые были на шесть-семь лет старше его. У него иногда возникало ощущение, что они сидят рядом с телефоном и ждут, когда же он соблаговолит им позвонить, чтоб можно было его пригласить к себе, накрыть стол, немного выпить и раздвинуть перед ним ноги. Вадиму уже давно осточертела эта дурацкая доступность, когда он получал все, что захочет, стоило ему лишь пошевелить мизинцем. Все эти «подружки» (особенно те самые две обеспеченные дамы, которые были замужем) готовы были запрыгнуть к нему в постель по первому даже не требованию, а намеку. И потому Вадиму все это давно перестало нравиться. Он больше не видел никакой прелести в том, что мог получить сразу и в большом объеме. Это навевало скуку. Гораздо веселее было наобещать очередной наивной девушке романтических изысков, а затем усадить ее в машину, привезти на квартиру и взять силой, грубо, слыша, как она умоляет его остановиться и отпустить ее.

Родилась у троих друзей идея подобного времяпрепровождения абсолютно случайно. Однажды они подцепили на улице молодую особу, и она, неожиданно для всех троих, когда приехали на съемную квартиру, сама предложила ублажить их всех сразу. Несколько часов подряд они пользовали ее то по очереди, то все вместе. Когда под утро все трое были весьма утомлены, девушка явно легкого поведения заикнулась о деньгах. Ей пригрозили пистолетом, поводив им у нее перед носом, и предложили убираться. И она, глотая слезы обиды (хотя сама была виновата), ушла. А Артем предложил друзьям идею, показавшуюся им всем на тот момент просто замечательной. И тогда парни начали свою жуткую «охоту». В-основном по вечерам пятницы они выходили на поиски, и никогда не случалось такого, чтоб никого не удавалось найти. И ведь подонки искали вовсе не проституток, либо по профессии, либо по мировоззрению. Нет, их устраивали только девушки из очевидно хороших семей, прилично одетые, поглядывающие на окружающих свысока. Они находили таких и превращали их жизнь в ад. Они не были убийцами, девушкам просто угрожали, и запуганные до полусмерти жертвы изнасилований держали язык за зубами. Парням везло, и еще ни одна из жертв действительно не пошла на них жаловаться в милицию, иначе они бы уже были за решеткой по весьма и весьма неприятной статье.

Вадим только не понимал Кирилла, который с недавнего времени еще и распускал руки. Ему самому было достаточно просто получить моральное удовлетворение от отчаянья жертвы, от ее боли и стонов, и физическое удовлетворение — непосредственно от полового акта. Приятель же его этим не ограничивался. Ему важно было не просто сломать девушку психологически и раздвинуть ей ноги. Его, похоже, возбуждал еще и вид крови. Вадим был практически уверен, что вчерашней девушке (да, точно, он вспомнил, ее звали Екатерина) он сломал нос. У нее кровь так и хлестала из носа, а он, не обращая внимания, раз за разом входил в нее, рыча как зверь.

Вадим помотал головой из стороны в сторону, прогоняя видение, оставшееся в его памяти со вчерашнего вечера, и тут же пожалел об этом. Головокружение, утихшее было ненадолго, возобновилось с новой силой. Он обхватил голову руками, пытаясь унять круговерть перед глазами, пока она не спровоцировала соответствующую реакцию желудка. А еще и эта вторая девушка. Марина, кажется… Как так могло получиться, что она вылетела из машины на дорогу? Ему от нее действительно досталось каблуком в лоб. Он потрогал большую царапину на лбу — ощущения были не из лучших. Зачем дуреха пыталась открыть дверцу, ведь они мчались на скорости под сто двадцать. И как ей удалось это сделать, ведь он всегда блокировал замки на дверях во избежание подобных случаев, садясь в машину последним… Ну все правильно. Вчера последним садился Кирилл. Этот идиот просто забыл как следует запереть двери. Кретин! Когда Вадим проснулся с утра самым первым, он сразу вспомнил про вылетевшую из машины девушку. Он разбудил друзей, и они все втроем съездили на то место, где это накануне произошло. Тело девушки по счастью еще не было обнаружено, они упаковали его в старое одеяло, благоразумно прихваченное из квартиры, и отвезли в лес, не став закапывать, а просто присыпав сверху прошлогодней листвой. Теперь ее вряд ли бы вскорости обнаружили. И дорога вечером была пустынной — их никто даже случайно не смог бы заметить, когда они пронеслись на своей машине мимо, а девушка осталась лежать на асфальте. Светофоров на том участке дороги не было, по краям дороги были лишь склады, жилых домов в радиусе пары километров не было. Потому видеть их было просто некому. Вадим поймал себя на том, что пытается самому себе внушить эту мысль. Что было вполне естественно с его стороны. Вчера они стали даже не косвенными, а самыми что ни на есть прямыми виновниками гибели девушки. А если к этому еще прибавить групповое изнасилование ее подруги и все прошлые случаи подобного надругательства, они втроем могли бы получить… ну, скажем, по два пожизненных срока каждый. И это еще было бы весьма гуманным решением суда. Вадим предпринял еще одну попытку подняться на ноги с дивана. Эта попытка увенчалась успехом, и он направился в ванную, держась обеими руками за стены. Там, поплескав себе холодной водой на лицо, вроде бы почувствовал себя немного лучше. Хотя было странное ощущение, что в бронхах засел большущий комок, ни откашлять, ни отхаркать он его не мог. Добился только того, что в легких появилась ноющая боль, пока еще не слишком сильная, но уже ощутимая, и при каждом выдохе из груди стали доноситься странные хрипы. Это было уже слишком. Вадим подбежал к своему мобильному, валявшемуся рядом с диваном на полу, и нашел в телефонной книжке телефон Кирилла. Он ждал пять гудков, затем десять, двадцать. Когда он уже хотел разъединять связь, из трубки донесся хриплый голос, в котором он с трудом признал голос приятеля.

— Алло… — сказано это было очень тихо, словно собеседник на другом конце линии осип.

— Кирилл? — Вадим не мог поверить, что это был голос его товарища.

— Я. А это кто? — не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, что Кирилл сейчас чувствовал себя еще хуже, чем он сам, тем не менее, Вадим не торопился прерывать разговор.

— Кир, это я, Вадим. Ты что, не узнал что ли?

— А-а-а, привет, Вадик. Как дела? — абсолютно равнодушная интонация. С такой интонацией можно было поинтересоваться у случайного прохожего, который час, перед тем, как оставить его без часов и кошелька.

— У меня так себе. Ты как себя чувствуешь, Кир?

В трубке повисло молчание, и он подумал, что приятель ему уже не ответит, когда внезапно до него донеслись звуки, в которых Вадим практически безошибочно распознал плач. Его друг, здоровый парень двадцати шести лет, мускулистый, широкоплечий, плакал как ребенок.

— Вадик, мне так плохо… Недавно проснулся, даже подняться с кровати не смог. Моя мама сегодня не работает, она сразу врача попыталась вызвать. А там ей говорят, что все врачи на выезде! Ты представляешь?

— Нет, Кир, извини, но я себе такого представить просто не могу, — он говорил истинную правду. — Что у нас в Москве, клиник что ли мало?

— Вот она их сейчас и обзванивает. Черт! — рядом с телефоном со стороны Кирилла явно что-то с жутким грохотом упало и разбилось. — Извини, я тут пробовал встать на ноги и свалил с тумбочки мамин графин. Теперь расстроится. Я чувствую, — без всякого перехода вдруг заговорил он, — что у меня очень высокая температура. Я уже выпил не меньше трех таблеток аспирина, но жар не спадает. Что это может быть, как ты думаешь?

— Не знаю, Кир, не знаю. Может, мы вдруг одновременно простудились?

— Ты что, тоже чувствуешь себя заболевшим?

— А то! У меня как будто черти внутри костер разожгли и хороводы водят теперь вокруг него. Голова кружится…

— Вот и у меня то же самое. Ладно, приятель, пойду я, пожалуй, прилягу. Что-то мне совсем нехорошо. Пока.

— Бывай, дружище, — сказал Вадим мобильнику, когда из него уже раздавались короткие гудки. Он бросил телефон на диван и сам уселся рядом. Взял в руки пульт от телевизора и попробовал его включить, но кинув взгляд в угол, увидел, что вилка валяется на полу, и надо вставать, чтоб воткнуть ее в розетку. А вставать очень не хотелось да и представляло некоторые трудности.

Он взбил себе подушку, улегся обратно на диван, пытаясь унять головокружение, и сон быстро сморил его. За окном на столицу упала ночь, и в небе замерцали первые звезды.

Она пришла в себя и обнаружила, что лежит на полу. Голова гудела, в ушах стоял звон. Затылок довольно сильно болел, вероятно, ушибла его при падении, хотя ковер немного смягчил удар. Приложись она так к паркету, и может быть уже не пришла бы в себя… Ирина мрачно усмехнулась — может, ей и не стоило приходить в себя. Ради чего? На кровати лежал любимый муж, в котором уже не было ни капли жизни. Ей больше и нечего было делать в этом мире. Она оторвала голову от пола, сделать это оказалось невероятно сложно, и огляделась. Лежала Ирина по-прежнему в спальне, стрелки на настенных часах сдвинулись по циферблату довольно сильно — часовая стрелка, судя по ее нынешнему положению, совершила не меньше трех полных оборотов. Это значило, что она несколько часов лежала без сознания, всего лишь в метре от кровати, на которой покоилось тело ее мужа. Ирина неожиданно почувствовала дурноту и поспешила подняться на ноги, превозмогая боль в ушибленном затылке и вызванное перемещением тела головокружение. Но это было далеко не все. В ее горле стало першить, она почувствовала это, попытавшись сглотнуть. И в груди свербело, вызывая у нее желание кашлянуть. Ирина сразу подумала о том, что ее муж за несколько часов до смерти тоже говорил, что чувствует себя простуженным.