INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков
Шрифт:
Он получил в бою две легкие раны, но это не мешало ему выезжать в свет. Было объявлено, что во дворце генерал-губернатора состоится большой бал — миледи и господин де С. получили приглашения.
В мире мало найдется столиц, настолько созданных для роскошных празднеств, как Генуя — резиденция же генерал-губернатора поражала своим великолепием. В те времена всем представителям власти предписывалось не жалеть ни усилий, ни затрат, чтобы создать у подданных должное представление о богатстве и могуществе Франции. Именно поэтому все было сделано, дабы предстоящее торжество запомнилось надолго. Фасад дворца и подъезды к нему были освещены множеством цветных гирлянд; у дверей и в галерее-портике стояли длинные ряды портшезов и карет; повсюду сновали лакеи в богатых ливреях.
Миледи прибыла на бал вместе с мадам Коста, которую
Внезапно в зале поднялся какой-то глухой ропот; все взгляды с любопытством устремились на дверь. Мари осведомилась о причинах этого оживления — оказалось, мажордом возвестил о прибытии графини Паолы. И вот она входит: все взоры прикованы к ней, все разговоры смолкли. Она проходит по залу — а за спиной ее нарастает гул голосов. Мужчины обмениваются восхищенно-одобрительными возгласами, дамы же таинственно перешептываются, изъясняясь намеками, внятными только для посвященных.
Мари не верила ни единому слову из тех нелепых сплетен, что распространялись на счет графини — однако ей уже давно хотелось посмотреть на загадочную Паолу, а потому она, повинуясь общему движению, также повернулась к двери. Альфонс же, когда говорил с Мари, ничего не видел и не слышал: но ее любопытство пробудило его интерес, и он стал глядеть в ту же сторону. Паолу уже успело окружить несколько человек, поэтому она лишь мелькнула перед ним. Мари спросила, как он ее находит — Альфонс ответил, что у нее великолепная фигура и благородная осанка, но о лице ее он сказать ничего не может, поскольку не сумел разглядеть. «Так подойдите к ней поближе, — сказала Мари, — а потом возвращайтесь ко мне, я хочу знать ваше мнение».
Приближаясь к графине, Альфонс ощутил некое внутреннее содрогание; ему стало не по себе, и он почувствовал, что по какой-то непонятной причине не смеет поднять глаза. Заставив себя это сделать, он увидел, что взор Паолы устремлен прямо на него. Взгляды их встретились; в то же мгновение кровь застыла у него в жилах, колени подогнулись, и он рухнул на паркет. Мари, следившая за ним глазами, громко вскрикнула… Все бросились к нему на помощь, и вскоре он пришел в себя — однако раны его открылись и начали кровоточить.
Спешно был вызван личный врач генерал-губернатора; Альфонса перенесли в одну из спален дворца; доктор остановил кровь и перевязал раненого. Жизнь его была вне опасности, но ему нужен был покой, поэтому генерал-губернатор повелел всем, в том числе и бедной Мари, покинуть больного, оставив с ним только своего врача.
По общему мнению, причиной этого досадного происшествия стала сильная жара. Бал, прерванный на какое-то время, возобновился и продолжался до рассвета. Мари задержалась ровно настолько, чтобы удостовериться, что состояние Альфонса не вызывает тревоги. Когда ей сообщили, что он задремал, она немедленно удалилась.
Глава шестая
Ослабев от потери крови, господин де С. провел ночь в оцепенении, внешне походившем на дрему; на следующий день у него начался сильнейший жар, сопровождаемый бредом. Ему чудилось, будто он находится на корабле и слышит плеск волн; затем он заговорил о какой-то женщине, привидевшейся ему, и об умирающем мужчине. Это продолжалось до девяти часов, после чего наступило некоторое успокоение. Многие из бывших на балу — графиня в том числе — прислали справиться о его здоровье. В десять прибыл генерал-губернатор, ведя под руку Мари. Доктор заверил их, что жар окончательно спал, чем еще больше успокоил кроткую девушку.
Господин де С., пожелавший перебраться к себе несмотря на все настояния генерал-губернатора, к вечеру почувствовал себя гораздо
лучше. Наступила ночь с пятницы на субботу: он ожидал повторения того, что уже дважды с ним случалось. В соседней комнате бодрствовал один из слуг. В одиннадцать часов ничего необычного еще не произошло; Альфонс постепенно засыпал; правая рука у него свесилась с кровати и как-то вдруг занемела; он решил, что виной тому неудачная поза, и поднял руку, чтобы получше укрыться одеялом — при этом движении пальцы его прикоснулись к лицу, которое было холоднее мрамора. Он испустил крик и услышал легкий шелест, как если бы по полу зашуршала какая-то ткань. Вошел слуга, и Альфонс спросил, кто это приходил; слуга удивился его словам, ибо никого не видел.Руку Альфонса словно парализовало; весь остаток ночи он не спал, а утром велел позвать врача. Тот не обнаружил жара. Альфонс пожаловался на сильную боль в правой руке. Доктор, осмотрев ее, обнаружил, к величайшему своему удивлению, что она отморожена, и тут же приступил к лечению, что спасло Альфонса от неизбежной ампутации.
Мари пришла к нему с самого утра — она не могла долго находиться в разлуке с ним. Отчасти побуждало ее к столь раннему визиту и любопытство: ей хотелось знать, отчего ему стало плохо в присутствии графини. Она полагала, что раны у него раскрылись вследствие сильного потрясения, и прямо ему об этом сказала, поинтересовавшись, в чем тут дело. Услышав этот вопрос, Альфонс стал вдруг печален и задумчив. Он попытался было переменить тему разговора, но Мари вновь к ней вернулась; лицо Альфонса еще больше омрачилось, и он по-прежнему упорно не желал отвечать. Мари с грустью потупилась, и взгляд ее упал на черное перо, валявшееся на полу: оно было точь-в-точь таким, как на султане графини. Мари покраснела; на глазах у нее выступили слезы, но она сумела овладеть собой: незаметно подобрав перышко и спрятав его на груди, она через несколько минут простилась с Альфонсом.
Жестокие сомнения терзали душу Мари. Ни у одной женщины не было такого султана, как у Паолы. Следовательно, это перо могло принадлежать только ей. Но как оно попало сюда? Неужели графиня заходила к Альфонсу? Какие у нее для этого были причины? И почему об этом молчит Альфонс? Почему он лишился чувств при виде этой женщины и отчего отказывается объяснить, как могло с ним такое случиться? Значит, она, Мари, не пользуется уже его доверием? Или же он обманывал ее? Даже мысль об этом причиняла глубокие страдания бедной девушке!
Вскоре господин де С. поправился настолько, что смог сам нанести визит миледи; он нашел ее печальной и задумчивой. Она заговорила с ним о Паоле; едва лишь было произнесено это имя, как Альфонс пришел в крайнее беспокойство. Она надеялась услышать признание, однако он удалился без всяких объяснений.
На следующий день она предприняла новую попытку: все повторилось вновь — то же беспокойство, то же упорное молчание. Альфонс совершенно утерял прежнюю веселость; на лице его появилось выражение тревожного раздумья, его мучила какая-то тайна, о которой он не хотел или не мог говорить. Мари уже не чувствовала себя счастливой: Альфонс что-то скрывал от нее, и она не могла этого вынести. Какая связь существовала между ним и графиней? Чем было вызвано ее роковое влияние на него? Почему он утверждал, что не знаком с ней? Почему одно лишь имя ее производило на него почти магическое воздействие? Мари тщетно пыталась проникнуть в эту тайну, а господин де С. продолжал хранить молчание — все усилия возлюбленной побудить его к откровенности оставались напрасными. Так прошла неделя; долгожданные бумаги прибыли из Англии, приближался день свадьбы, Альфонс же по-прежнему пребывал в состоянии мрачной подавленности. Все дни он находился подле Мари — но как отличались эти часы от тех счастливых минут, что проводили они вместе после приезда его в Геную! Мари разуверилась в том, что любима, а Альфонс, терзаемый каким-то непонятным недугом, почти забыл о своей любви.
Однажды он сидел возле Мари в такой задумчивости, что, казалось, не замечал ее присутствия — однако, подняв глаза, увидел вдруг, что она плачет. Он вздрогнул — она тут же взяла его за руку со словами: «Альфонс, знаете ли вы графиню Паолу?» При этом имени он, как обычно, впал в беспокойное состояние. Мари повторила свой вопрос. «Дорогая моя, — сказал Альфонс, — до встречи на балу я никогда не видел графиню». — «Поклянитесь мне в этом», — сказала Мари. Альфонс, на мгновение смутившись, произнес: «Клянусь вам».