Инферно

Заметив молодую женщину-экскурсовода с группой, он дождался паузы в ее рассказе и вежливо спросил:

– Прошу прощения, могу я сейчас увидеть Этторе Вио?

– Этторе Вио? – Женщина посмотрела на Лэнгдона странным взглядом. – Si, certo, ma… – Да, конечно, но… – Она осеклась, взгляд ее просветлел. – Lei `e Robert Langdon, vero?! – Вы Роберт Лэнгдон, да?!

Лэнгдон доброжелательно улыбнулся:

– Si, sono io [55] . Можно ли мне поговорить с Этторе?

55

Да, это я (ит.).

– Si, si! – Женщина знаком попросила группу минутку подождать и торопливо удалилась.

Лэнгдон и Этторе Вио, хранитель музея, однажды снялись вместе в коротком документальном фильме о базилике и с тех пор поддерживали связь.

– Этторе написал книгу о базилике, – объяснил Лэнгдон Сиене. – Даже несколько книг.

Пока Лэнгдон вел спутников по верхнему уровню к западному окну, в которое можно увидеть коней, Сиена по-прежнему выглядела странно обеспокоенной из-за Ферриса. Когда они дошли до окна и посмотрели в него против солнца, им стали видны силуэты мускулистых конских ягодиц. Туристы, гулявшие по балкону, разглядывали коней вблизи и наслаждались впечатляющей панорамой площади Сан-Марко.

– Вот и они! – воскликнула Сиена, двинувшись было к двери на балкон.

– Не совсем, – заметил Лэнгдон. – Лошади на балконе – это всего лишь копии. Настоящих коней Сан-Марко ради безопасности и сохранности держат внутри.

Лэнгдон повел Сиену и Ферриса по коридору к хорошо освещенной части помещения, где такие же четыре жеребца, казалось, бежали к ним рысью на фоне кирпичных арок.

– Вот оригиналы, – сказал Лэнгдон, восхищенно показав на статуи.

Всякий раз, когда он рассматривал этих коней с близкого расстояния, он не мог не поражаться фактуре поверхности и детальности мускулатуры. Лишь усиливала эффект от их кожи, от их рельефных мышц роскошная золотисто-зеленая патина, покрывавшая всю бронзовую поверхность. Вид этой четверки жеребцов, переживших бурные времена, но теперь сохраняемых в идеальных условиях, всегда напоминал Лэнгдону о важности бережного отношения к великим произведениям искусства.

– А вот и воротники, – сказала Сиена, показывая на декоративные хомуты на конских шеях. – Вы говорите, ими закрыли швы?

Лэнгдон уже рассказал Сиене и Феррису про диковинное «обезглавливание», о котором он прочел на сайте.

– Да, несомненно, – подтвердил Лэнгдон, двигаясь к информационной табличке, висящей неподалеку.

– Роберто! – громко раздался позади них дружеский голос. – Вы меня обижаете!

Лэнгдон повернулся и увидел протискивающегося сквозь толпу Этторе Вио – жизнерадостного седого человека в синем костюме, с очками на цепочке, перекинутой через шею.

– Как вы посмели приехать в мою Венецию и даже не позвонить?

Лэнгдон улыбнулся и пожал ему руку.

– Мне нравится делать вам сюрпризы, Этторе. Вы хорошо выглядите. А это мои друзья доктор Брукс и доктор Феррис.

Этторе поздоровался с ними и отступил на шаг, чтобы разглядеть Лэнгдона получше.

– Путешествуете с докторами? Вы не заболели? А почему так одеты? Итальянизируетесь?

– И не заболел, и не итальянизируюсь, – ответил Лэнгдон с усмешкой. – Мне нужны кое-какие сведения об этих конях.

Лицо Этторе стало озадаченным.

– Неужели есть что-то, чего прославленный профессор не знает?

Лэнгдон рассмеялся.

– Мне надо кое-что узнать про отпиливание конских голов для транспортировки во время крестовых походов.

По лицу Этторе Вио можно было подумать, что Лэнгдон осведомился о геморрое королевы.

– Боже мой, Роберт, – прошептал он, – мы об этом никогда не говорим. Если вас интересуют отсеченные головы, могу вам показать знаменитого обезглавленного Карманьолу [56] или…

56

Франческо Буссоне да Карманьола (ок. 1385–1432) – итальянский кондотьер. Обезглавлен по приговору венецианского Совета десяти.

– Этторе, мне надо знать, который из венецианских дожей приказал отпилить им головы.

– Ничего подобного не было, – защищался Этторе. – Я, конечно, слыхал эту легенду, но исторических подтверждений того, что какой-либо дож…

– Этторе, ну пожалуйста, исполните мою прихоть, – сказал Лэнгдон. – Эта легенда – про какого она дожа?

Этторе надел очки и посмотрел на Лэнгдона в упор.

– Ну хорошо. Согласно легенде, наших бесценных коней переправил сюда самый умный и лживый из венецианских дожей.

– Лживый?

– Да. Дож, который обманом вовлек всех в крестовый поход. – Он выжидательно глядел на Лэнгдона. – Дож, который взял деньги из казны будто бы для плавания в Египет… но потом изменил цель и разграбил Константинополь.

Это можно, пожалуй, назвать вероломством, рассудил про себя Лэнгдон.

– И как его звали?

Этторе нахмурился.

– Роберт. Я считал вас знатоком мировой истории.

– Да, но мир велик, а история – вещь длинная. Прошу вашей помощи.

– Ладно, тогда – последняя подсказка.

Лэнгдон хотел запротестовать, но почувствовал, что это бесполезно.

– Этот дож прожил почти столетие, – сказал Этторе. – Настоящее чудо для тех времен. Суеверные люди объясняли его долголетие тем, что он дерзнул забрать из Константинополя мощи святой Луции и привезти их в Венецию. Святая Луция потеряла зрение, когда…

– Он умыкнул кости незрячей! – выпалила Сиена, глядя на Лэнгдона, которому пришла в голову та же мысль.

Этторе посмотрел на Сиену с удивлением.

– Можно, наверно, и так выразиться.

Феррис вдруг стал какой-то бледный, словно еще не отдышался после долгого пути через площадь и подъема по лестнице.

– Я должен добавить, – сказал Этторе, – что дож потому так сильно любил святую Луцию, что сам был слепым. В девяносто лет он стоял на этой самой площади, не видя ровно ничего, и проповедовал крестовый поход.

– Я знаю, кто это, – промолвил Лэнгдон.

– Странно было бы, если бы вы не знали! – отозвался Этторе с улыбкой.

К Лэнгдону, чья эйдетическая память гораздо лучше работала со зримыми образами, чем с абстракциями, воспоминание пришло в виде произведения искусства – знаменитой гравюры Гюстава Доре, изображающей высохшего слепого старца, который, воздев над собой руки, призывает толпу отправиться в крестовый поход. Название гравюры Лэнгдон помнил отчетливо: Дандоло проповедует крестовый поход.

– Энрико Дандоло, – провозгласил Лэнгдон. – Дож, который никак не хотел умирать.

– Finalmente! [57] – воскликнул Этторе. – Я уж испугался, что ваш ум стареет.

57

Наконец-то! (ит.)