Инферно

Он выставил локоть так, чтобы она могла взять его под руку. Зарельда почти отказалась, но Кейси бы этого не сделала. Ей льстила и вызывала трепет прогулка под ручку с нормальным мальчиком. И если честно, ее тоже. Давно она не чувствовала подобного. Будто она была желанной и нормальной.

Она ненавидела его за это.

Более того, он положил руку на ее и шел так, словно она что-то значила для него. Только это вызывало желание выцарапать ему глаза и съесть их на закуску… Потому что она знала, что это не правда. Если бы он знал, кто и что она есть, он бы дрался с ней и попытался убить ее.

Как и все демоны.

Ей уже однажды солгали и предали, и ее брат платил за это цену.

Никому не верь. Все предают.

А Малачай по своей натуре был гадким, вероломным чудовищем.

В неведении о ее ненависти, Ник завел ее за парковку, которая смотрела на большую цементную стену, отрезающую их от огромных трансформаторных будок.

Кейси скептически ухмыльнулась.

– Отличная стена, Ник. Люблю знаки о высоком напряжении.

Он засмеялся.

– Все лучшее для тебя, детка. Все лучшее, - все еще улыбаясь, он повел ее через парковку к трамвайным путям. И чем ближе они к ним подходили, тем напряженнее он становился. Он чувствовал что-то, чего не чувствовала она? Их собиралась атаковать невидимая угроза?

Она нервно огляделась, достаточно обеспокоенная фактом того, что даже у полусформировавшегося Малачай лучше срабатывает тревога, чем у нее.

– Ты в порядке?

– Ага, - он ослабил хватку, словно ему нужно было бежать в любую секунду.

– Рефлекс Павлова на то, как часто в прошлом мне приходилось бегом догонять трамвай.

Она фыркнула, когда поняла, что он не шутил.

– Сколько тебе приходилось так делать?

– Позволь это так тебе объяснить… - он посмотрел на часы. – Следующий трамвай, который идет от Французского рынка сюда, прибудет через шесть минут.

– Господи, ты помнишь все расписания? Серьезно?

– Как сердечный приступ. Прежде чем мы переехали, мне приходилось садиться на остановке Французского рынка и ехать до Дюмейн каждое утро в школу.

Она сморщила нос, вспомнив те дни.

– Не удивительно, что ты всегда был потным, добравшись туда. Почему ты не ездил на автобусе?

Он пожал плечами.

– На автобусе дольше, и он подвозит не ближе улицы Урсулинок или Площади. Трамвай был быстрее и ближе.

Это смутило ее еще больше.

– Но от Рынка до Дюмейн еще ближе, чем наша сегодняшняя маленькая прогулка. Не проще и ближе было сойти на улице Урсулинок с автобуса или трамвая?

– Ага, но тогда мне приходилось ловить трамвай на Рынке, а мне нужна была дополнительная остановка, чтобы перевести дух. А с утренним дорожным движением трамвай все равно был быстрее и более надежен.

Это признание ошеломило ее. Кому нужно переживать такие трудности, просто чтобы ходить в школу, где он был изгоем?

– Ты правда не шутишь?

– Нет.

Но он и не жаловался. В это тяжелее всего было поверить.

Но он никогда так и не делал. Он просто воспринимал людей и вещи такими, какими они были.

Как освежающе.

И глупо.

Рука к руке, они поднимались по лестнице за станцией Биенвиль, к каменной стене, которая шла почти параллельно с рекой Миссисипи. Вода блестела от заходящего солнца и вызывала умиротворение в этот прохладный вечер. На заднем фоне был живописный висячий мост, который соединял город с Алгиерс Поинт.

Ник был прав. Это было мило, и в это время суток, очень уединенно. Здесь не было почти никого. Лишь несколько запоздалых пешеходов и бродяг в отдалении.

Впервые с того момента, как Грим дал ей задание в Новом Орлеане, она увидела город не помехой, а Ника чем-то большим, чем цель.

– Ладно, я рада, что ты привел меня сюда. Мне очень нравится.

Он сверкнул своими ямочками.

– Я же говорил.

Замедлившись, она засмеялась, когда они приблизились к красивому памятнику Эммигрантам, где муза надежды смотрела через реку, защищая Викторианскую семью из четырех человек, которые смело встретили город лишь с одеждой за плечами. Она не знала почему, но высеченные из камня мальчик и девочка напомнили ей ее и ее брата. Не желая вспоминать те дни, она скользнула дразнящим взглядом по Нику.

– Ну, ну. Ты мужчина. Что я могу еще сказать.

Прежде чем Ник смог ответить, со скрытой от глаз скмейки поднялась тень, которая пряталась там раньше и навела на них пистолет.

– Ничего не говори, сука, если хочешь жить.

Еще один вооруженный человек отошел от дерева слева и зажал Ника и Кейси между ними.

Резко вдохнув, она замерла. Хотя она и была бессмертным созданием, ее тело таким не было. Один выстрел в плоть Кейси, и она застрянет между мирами навсегда…

Глава 10

Как это странно? Ник сжал зубы, пока не почувствовал кровь, узнав парней, направляющих на них оружие.

Алан и Тайри.

И да, это была карма в своем эпическом проявлении. Он задолжал им расплату в таком объеме, что она вывела бы из долгов всю страну. Именно из-за них он работал на Кириана Хантера. В те дни, когда он глупо считал их друзьями, Алан почти вовлек его в ограбление двух туристов.

Что за «друг» так поступит?

Эй, давай вместе отправимся в тюрьму? Забудь о колледже, Ник, и о будущей красивой жене с детьми. Тюрьма в Анголе и мешковатая тюремная одежда гораздо лучше чем ты или твое эго. У нас обоих появятся большие волосатые дружки, и мы никогда не сможем работать на нормальной работе. Давай же, пошли!

Фуу!

Когда Ник отказался подвергать опасности то маленькое будущее, что у него было, и следовать «великолепной» схеме Алана, они с удовольствием накинулись на него и почти убили.

Не вмешайся в последнюю секунду Кириан, они бы так и поступили. И они делали это с блеском в глазах, который он так и не забыл. Его «друзья» детства, которые называли себя его братьями от других матерей, с удовольствием вбивали его в землю.

Теперь, когда он смотрел на них в их естественной бандитской среде, то гадал, как он вообще видел в них нечто большее, чем самовлюбленных животных, которыми они и были. Как он мог называть их друзьями и не видеть жестокости, на которую они способны? Хотя их жестокость никогда не была направлена на него, лишь на людей, которые Тайри и Алан считали заслуживающими их ненависти.

В конце концов, Ник не хотел судить их за вещи, которые им не исправить, за то, что остальной мир неправильно судил о них. Но иногда, лишь иногда, эти оценки должны были включать и призывать инстинкты самосохранения. Но вместо того, чтобы соглашаться, что они были осуждены за обстоятельства, которые им были не подвластны, Нику следовало бы приглядеться и увидеть, какая часть их ситуации была лишь их виной и ни чьей другой.

Верный или ошибочные, но все принимают свои собственные решения и должны держать за них ответ.