Ингвар и Ольха
Шрифт:
Дружинники захохотали. Солнце вынырнуло из-за тучи, и далеко впереди внезапно поднялся сказочный город. Ольха задержала дыхание, покосилась по сторонам. Русы скачут, переговариваются, на город почти не смотрят. Скоты, для них этот чудо-град есть нечто привычное. Не удивляются, не замирают в восторге.
«Но что ждет меня?» – подумала она смятенно. Возвращаются в Киев, не в терем-крепость Ингвара!
Глава 40
Павка умчался вперед, и когда все подъехали к воротам княжеского терема, по двору уже носилась челядь, на кухне разжигали печи, в кузнице засопели
Ингвар протянул руку Ольхе, но та соскочила на землю сама. Кобыла недоверчиво обнюхала ее шею. Дыхание было теплое, чистое, а губы мягкие, нежные. Асмунд на этот раз покинул седло тяжело, покряхтывал, морщился:
– Заговор вырвали с корнем! Но не зреет ли другой?
– Понятно, зреет, – отозвался Рудый. – И не один. Как яблочки наливные поспевают!
Они повернулись к великому князю. Тот уже ступил на крыльцо. Рудый сказал с надеждой:
– Тому, кто деревья насквозь, как тряпье, бьет, тому судьба на сто лет вперед ведома! Аль не так, Вещий?
Олег оглянулся, глаза были невеселые. Ольха ощутила горячее сочувствие к этому странному человеку.
– Судьба? – усмехнулся он горько. – Хотел бы я, чтобы судьба в самом деле правила! Чтобы у каждого была своя дорога, предначертанная свыше… И чтобы ее при известных ухищрениях можно было увидеть с помощью гороскопов, линий на руке.
Он постоял на крыльце, опершись на перила. Суета во дворе нарастала, ключари побежали отворять подвалы.
– А ты… не можешь? – спросил Рудый недоверчиво.
Олег усмехнулся:
– Как легко было бы жить! Есть великий план богов, только и делов, что подсмотреть хоть краешком глаза… А можно и не подсматривать. Все равно от судьбы не уйдешь, судьбу не изменишь, так на роду писано, судьба такая, с судьбой не перекоряйся… А вся беда… весь страх в том, что судьбы – увы! – нет. Страшное, Рудый, то, что каждый из нас – хозяин своей судьбы. А во многом еще и хозяин рода, племени, народа. Даже мне, великому князю, так бы хотелось, чтобы кто-то умный и всемогущий направлял мою жизнь, вел, учил, поправлял, останавливал перед пропастью.
Вокруг крыльца стояли воеводы и старшие дружинники. Смотрели не дыша. Таким Олега еще не видели. Он грустно улыбнулся:
– Каждый человек – раб. Даже если король. Даже если не признается в этом самому себе. Потому что каждый… почти каждый в глубине души жаждет хозяина. Вождя ли, князя, волхва или бога, который следил бы за каждым его шагом и без воли которого волос бы не упал… И чем всемогущее бог, тем лучше. Человек ропщет на хозяина, но постоянно его ищет. Сам хозяином своей быть судьбы не хочет. Страшно!
Он вдруг улыбнулся:
– Не от великого ума астрологи составляют гороскопы, а от великой трусости! А люди им следуют по той же причине.
Он повернулся к двери, гридень услужливо отворил, и великий князь исчез в дверном проеме. Ольха спросила озадаченно:
– Что такое король? И астрологи… и гороскопы…
А Рудый толкнул Асмунда в бок:
– Закрой рот, ворона влетит. Заметил? Все-таки не стал отказываться, что грядущее зрит на сто лет вперед!
Ингвар провел Ольху в правое крыло. В тереме царила праздничная суета, но Ольха не услышала за спиной топота подкованных сапог стражи. Ингвар шел рядом насупленный, черный чуб свисал
безжизненно, а на возгласы встречных Ингвар отвечал вяло, а то и вовсе отмалчивался.На верхней ступеньке лестницы он остановился:
– Вон твоя комната. Прежняя. Я должен вернуться к князю.
– Комната не занята?
Она спросила только для того, чтобы спросить, Ингвар не понял, огрызнулся:
– Кем?
– Ну, не знаю… Ладно, проверю.
Она пошла к указанной им двери, чувствуя на спине горящий взор. Как и ожидала, мужчины такие предсказуемые… временами, он обогнал ее, открыл дверь, заглянул, бросил с отвращением:
– Все как ты и оставила.
– Я не оставляю в таком беспорядке, – ответила она холодно.
Он хотел что-то возразить, но Ольха захлопнула перед ним дверь, едва не прищемив нос. По ту сторону слышалось злое дыхание, и она надеялась, что он рассвирепеет окончательно, ворвется, схватит в объятия, она будет драться и царапаться, но он все же намного сильнее, у него в руках такая мощь, а грудь широка, как стол…
За дверью взвизгнуло, словно раздавили мышь, и Ольха почти увидела сквозь дубовые доски, как Ингвар развернулся на каблуках, быстро пошел прочь.
– Дурак, – сказала она в бессильном негодовании. – Он ничего не понимает, да и я что понимаю? Сейчас пленница еще или уже нет? С одной стороны – да, тем более что даже помогла Студену, с другой стороны – бросилась к князю русов с предупреждением об опасности… Правда, не потому что он – князь, а как к человеку, смерти которого не хотела.
Обрадованная ключница пригнала девок. Ольху вымыли, как ребенка, переодели в чистое. Даже принесли перекусить – когда еще позовут на ужин. Ольха стояла у окна, со смутным чувством на сердце смотрела во двор, где народу металось как муравьев, где железа блестело больше, чем отыщешь во всем Искоростене.
Когда в коридоре послышались шаги, она уже знала, кто идет. И даже чувствовала, с каким настроением, как держит плечи, как смотрит, как…
«Что со мной? – сказала себе смятенно. – Это я, Ольха Древлянская, или же собачка, которая ждет не дождется своего хозяина? Где моя гордость? Не только женская, но и княжеская?»
Ингвар стукнул, предупреждая, толкнул дверь. Он был в белой рубашке, расстегнутой на груди, рукава едва закрывали плечи. Могучие мышцы играли вызывающе, по-мужски красиво. Ольха ощутила, что не может оторвать от них глаз: древляне всегда носили рубахи с длинным рукавом, и тут же почувствовала, как горячая кровь начала приливать к щекам.
Она холодно спросила:
– Ну, что еще?
«Дура, – сказала себе. – Зачем я так? Он мне еще ничего не сделал… Уже сделал, – возразила себе. – Ты радуешься его приходу! Ты встречаешь его, как собачка!!!»
Ингвар пробормотал:
– Я только хотел спросить… может быть, тебе надо помыться? Или переодеться?
– Я выгляжу грязной? – поинтересовалась она ядовито.
– Нет, но… дорога, пыль, пот…
– Меня не пугает свой пот, – отрезала она со злостью. Этот дурак такой же внимательный, как и все мужчины. – А кому не нравится, пусть держится подальше.
– Да нет, – сказал он поспешно, – я не то хотел сказать.
Он шагнул к ней, его руки начали подниматься, словно хотел взять ее в объятия. «Хочет показать, что мой пот его не пугает», – подумала она еще сердитее, отрезала: