Инки. Исторический опыт империи

Любое имперское государство в силу самой своей природы стремится подчинить себе и до предела формализовать все общественные и даже межличностные отношения, закономерно видя в зрелом гражданском обществе угрозу монополии своей власти - как в сфере управления и распределения, так и в духовной жизни. Но только XX век с его прогрессом технологии позволил имперским структурам приблизиться к своему теоретическому абсолюту - установить контроль над всеми проявлениями общественной жизни, стать тотальным государством. Нельзя, разумеется, забывать, что подобные попытки правящих верхов переделать всю систему социальных отношений и чуть ли не природу человека могли быть предприняты лишь при определенном сочувствии и поддержке активных слоев самого общества, впавшего в транс кризисного культа. Однако такое случалось и раньше. Разница в том, что если в прошлом общество, выйдя из транса, быстро возвращалось к относительно нормальному состоянию, то в новую технологическую эру его устои за короткий срок оказались столь капитально расшатаны или даже подорваны, что полное выздоровление становится медленным, а то и проблематичным.

Подобное развитие событий таит в себе угрозу настоящего социального коллапса, примеров которого история, пожалуй, еще не давала и формы которого предсказать трудно. Не успев окончательно освободиться от одной кризисной идеологии, ослабленное общество в лихорадочном поиске выхода из создавшегося тупика может начать скатываться к следующему, новому витку кризиса, опять, естественно, чреватому опасностью очередного милленаристского движения, Этот следующий цикл вряд ли стал бы точным повторением предыдущего: сказались бы как приобретенный идеологический опыт, так и дальнейшие, все более быстрые, перемены в технологической сфере. Тем не менее возможность распространения в этом случае новой кризисной идеологии нельзя игнорировать. При длительном и сильном социально-психологическом стрессе ни одно общество не в силах уберечься от волны иллюзорных милленаристских устремлений.

Глава VI. Конец империй

Вернемся на время из XX века снова к инкам. На этих страницах мы старались описать империю Тауантинсуйю, не подгоняя ее под какой-нибудь уже заданный прежними исследователями шаблон, но и не упирая на ее экзотику и уникальность. По-настоящему неповторимое своеобразие андской цивилизации заметнее всего в тех чертах, которые прямо определялись природным окружением и этнографическим фоном. Как только дело касается основных закономерностей во взаимоотношениях людей в коллективах и коллективов между собой, они оказываются в древнем Перу такими же, какими в сходных обстоятельствах они были в Африке, Европе или Китае. Каждая из главных особенностей инкского общества находит свои аналогии и за пределами Центральных Анд.

При этом андские материалы имеют для историков особую познавательную ценность. Перед нами общество, на протяжении многих тысячелетий развивавшееся в относительной изоляции, вне сколько-нибудь регулярных и тесных контактов с другими столь же высокими культурами, то есть будто специально созданное в целях своеобразного эксперимента. Типологически инки принадлежат к древнему миру (выросшая из догосударственного состояния цивилизация бронзового века), но отделены от нас периодом всего лишь в пятьсот лет. Как бы мы ни сетовали на недостаточную полноту источников по истории Тауантинсуйю, их все же неизмеримо больше, чем по любой из первичных цивилизаций Старого Света. Даже археологические свидетельства деятельности инков гораздо обильнее тех, которые дошли до нас от иньского или раннечжоуского Китая или от Египта начала III тыс. до н. э.; про письменные же материалы не приходится и говорить.

Инкское государство, как и любое значительное историческое явление, можно правильно оценить, лишь рассматривая его в разной ретроспективе. В первой и в начале третьей главы мы стремились познакомить читателя с теми событиями, которые непосредственно привели к образованию Тауантинсуйю. Это традиционный и необходимый подход, ибо прежде чем заниматься обобщениями, историк нуждается в изложении твердо установленных конкретных фактов, на которые он будет опираться в своих рассуждениях.

Однако для понимания прошлого близкая ретроспектива недостаточна. Если бы в 1438 г. война с конфедерацией племен чанка окончилась для жителей Куско неблагоприятно (победа была достигнута ценой предельного напряжения сил), то ни о каких инках мы, по всей видимости, никогда бы и не услышали. Означает ли это, что великое государство в Андах тоже бы не возникло? Подобное кажется маловероятным. Скорее всего, дальние завоевательные походы предприняли бы сами чанка, возможно-племена уанка, яуйо, колья или лупака. Кто бы ни оказался тогда на месте инков, подобная империя была бы создана и помешать этому грозила разве что слишком ранняя встреча с испанцами. Впрочем, вторжение конкистадоров, быть может, как раз и привело бы к объединению народов Анд (если б таковое подзадержалось) и, кто знает, возможно, к успешному отражению европейской агрессии и сохранению индейцами независимости.

Уверенность в закономерном возникновении Тауантинсуйю вселяет рассмотрение истории древнего Перу в дальней ретроспективе. На протяжении четырех-пяти тысяч лет, предшествовавших испанскому завоеванию, просматриваются два периода, когда в Центральных Андах пустеют многолюдные поселения, храмы превращаются в руины, а на вершинах гор строятся крепости. Один из них приходится на конец I тыс. до н. э., второй - на конец I - начало II тыс. н. э.; причем оба, по-видимому, совпадают с периодами увеличения среднегодового количества осадков на западных территориях Южной Америки. Однако каждый раз за очередным кризисом следует новый подъем, так что человеческая цивилизация в целом неумолимо развивается по восходящей. Подобное развитие трудно счесть результатом воздействия какого-то одного фактора. Технология и религия, политические институты и формы хозяйственной деятельности находились во взаимовлиянии, усиливая и поддерживая определенные тенденции, намечавшиеся в каждой из этих сфер. Социальная активность людей имела при этом известные рамки, обусловленные возможностями, предоставляемыми окружающей средой при данном уровне развития технологии. Благодаря переходу к более эффективным, чем охота и собирательство, способам хозяйствования - земледелию и скотоводству, к освоению рыболовами богатейшей морской акватории, примыкающей к западному побережью южноамериканского материка, перед обитателями Центральных Анд открылись не использовавшиеся ранее обильные пищевые ресурсы. В силу названных причин население этого региона выросло от нескольких десятков тысяч человек в конце IV тысячелетия до н. э. до почти что 10 миллионов (а быть может, и несколько более) накануне прихода испанцев. С учетом целого ряда благоприятных условий (развитая система транспорта и связи, ландшафтное разнообразие Центральных Анд) подобный рост сделал здесь возможным и необходимым формирование все более крупных централизованно управляемых коллективов, вплоть до сложения империи.

Говорить о «возможности» ее сложения следует потому, что организация централизованного управления большими массами людей, живущих на обширной территории, стоит - как уже неоднократно подчеркивалось - дорого. В доколумбовой Америке именно населению Центральных Анд удалось овладеть наиболее богатыми источниками природных ресурсов, поэтому именно здесь, и только здесь, оказался достигнут имперский уровень организации. Однако и при наличии достаточной энергетической базы соответствующие политические институты не могли сформироваться внезапно, на пустом месте - для их появления нужны были время и опыт. Этот опыт постепенно накапливался по мере того, как непрочные политические объединения типа вождеств уступали место древнейшим государствам I тыс. н. э. Позже он был основательно учтен и переработан в царстве Чимор в первой половине нашего тысячелетия и лишь затем наконец использован инками.

«Необходимость» появления империи была обусловлена самой логикой политического развития, приводящего к формированию все более крупных и сплоченных коллективов людей до тех пор, пока ограниченность энергетической базы не ставит предел этому процессу. Как показывает мировой опыт, имперская форма организации общества оказалась хорошо отвечающей определенным историческим условиям - недаром империи на протяжении нескольких тысячелетий вновь и вновь возникали в разных районах мира. Подобные государства в периоды своего расцвета обладали одним неоспоримым преимуществом - мощной военной силой, поддерживая с ее помощью относительный мир и порядок. С другой стороны, само обострение изнурительной междуусобной борьбы в том или ином регионе обычно свидетельствовало о том, что мелким правителям было здесь за что воевать - верховная власть и богатства ожидали сильнейшего. В этой связи уместно, быть может, вспомнить и о самой этимологии слова «император». В Древнем Риме обладатель этого звания был первоначально «повелителем войск» и окончательно превратился в законного «божественного» монарха лишь тогда, когда римское государство уже приближалось к концу своего существования. Любая империя опирается прежде всего на военную силу, обеспечивая себе тем самым не только покорность подданных, но и определенное уважение в глазах того поколения людей, которое стало свидетелем возвышения мировой державы. Держава оказывается прочной в той мере, в какой доимперская эпоха ассоциируется в представлении большинства не со свободой, а с хаотическим безвластием. Имперская пропаганда активно формирует подобный образ прошлого, однако в большинстве случаев здесь имеется и зерно истины. В частности, инки, установив свою власть в Андах, на первых порах высвободили те резервные ресурсы, которые не могли быть освоены в период междуусобной борьбы небольших царств и племен. Поэтому, рассматривая в дальнейшем различные негативные черты, которые характерны для империй, не станем забывать о достоинствах этих систем - иначе само появление и длительное существование имперских государств будет выглядеть историческим парадоксом.

Что же представляло собой государство Тауантинсуйю, возникшее в 1438 г., достигшее апогея развития в начале XVI века и рухнувшее в 1532 г., не сумев оказать достойное сопротивление горстке испанских авантюристов?

Отметим прежде всего еще раз, что инки, несмотря на все параллели со стадиально более поздними культурами, о которых уже шла и еще будет идти речь, принадлежат к древнему миру. Основной социальной ячейкой в Центральных Андах в инкское время оставалась крестьянская община - прямая наследница общины первобытной. Провинциальная знать была тесными узами связана с группами этих общин, с сельским населением отдельных районов. Даже превратившись в государственных администраторов, бывшие вожди еще не утратили вполне своей роли местных этнических лидеров. Постепенно в Тауантинсуйю формировался общеимперский класс аристократов-курака, резко отличающийся от остального населения особой культурой и образом жизни, но знать в целом не противостояла крестьянам в качестве единственного, или хотя бы главного, собственника земли. В некоторых, более архаичных, чем перуанское, обществах - например, на Гавайях - классовое размежевание приобретало и значительно более четкие формы, чем в Центральных Андах.

Определенный архаизм перуанской цивилизации придает сохранение подлинных или мнимых родственных связей в качестве основного регулятора при построении социальной иерархии, установлении прав собственности и т. п. Столичная знать еще поддерживала в своем кругу многие институты, типичные для первобытной общины, точнее, небольшого вождества. Даже соподчиненность оракулов и святилищ строилась на основе провозглашаемых родственных связей между персонажами мифологии. В этих условиях весь мир мыслился в идеале как община, делящаяся на все более и более мелкие части - половины-фратрии. Огромная роль родовых, «кровных», отношений, «псевдо-родственных» классификаций сближает центральноандское общество с океанийскими или африканскими. В то же время у земледельческих народов Ближнего Востока, во всяком случае Месопотамии, даже в древнейший освещенный письменными источниками период роль родовых отношений в социальном устройстве была относительно невелика.

Однако пережитки первобытности не должны заслонять от нас самую важную отличительную особенность древнеперуанского общества эпохи конкисты - имперскую организацию, которая отсутствовала или по крайней мере находилась еще лишь на стадии своего становления в древней Мексике. Правда, испанцы не обращали особого внимания на разницу в положении верховных правителей Теночтитлана и Куско. Ацтекскую и инкскую державы рассматривают как явления однопорядковые и некоторые современные исследователи. Тем не менее для нас принципиальные отличия во внутренней структуре этих политических образований очевидны и несомненны.