Инкуб

– Так удобнее, – спокойно отозвалась Зоя. – Я думаю, ты не будешь возражать.

– Мне все равно, – с трудом выдавил Анатолий, с ужасом глядя на обнаженное тело жены.

– Иди ко мне, любимый, – ласково проворковала Зоя, раздвигая ноги. – Тебе сюда.

Верещагин сделал машинально шаг вперед и тут же замер, словно прилип к полу. Холодный пот медленно стекал по лицу Анатолия, но, вопреки ужасу, пронизывающему его от макушки до пят, он вдруг испытал острое желание. Его неудержимо влекло к покойнице, призывно шевелившей бедрами в предвкушении сладостного мига соития. Ноздри Зои раздувались от нетерпения, лицо перекосило от сладостной муки, а живот стал раздуваться прямо на глазах потрясенного Верещагина. Анатолий вдруг почувствовал исходившее от Зои зловоние и остановился в шаге от ложа.

– Я сейчас, – произнес он подрагивающими губами. – Сейчас. Только душ приму.

Верещагин почти скатился по лестнице, двумя прыжками миновал холл и ринулся в гараж, где стояла «Ауди». Машина завелась с пол-оборота, к большому облегчению владельца. Он ринулся к щитку, давя сразу на все кнопки. Голос Зои, зовущей его к себе, не переставая звучал в ушах беглеца. Анатолий с трудом пересилил желание вернуться. Из гаража он вылетел на огромной скорости и с трудом вписался в ворота. Мысли путались в его голове, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы поприветствовать охрану, притормозившую его на выезде из поселка. Зато на трассе он дал себе волю, «Ауди» неудержимо понеслась вперед, к желанной свободе.

– Не гони, Анатолий, – услышал он за спиной спокойный голос. – Наше счастье не за горами.

Верещагин в ужасе оглянулся на женщину, сидевшую на заднем сидении автомобиля. Зоя была одета в то самое платье, в котором садилась за руль его бумера в роковой для себя день. Она кивнула на свой выпирающий живот и произнесла с улыбкой:

– Он так и не успел родиться, Анатолий. Помешала твоя поспешность и моя непредвиденная смерть.

Верещагин скрипнул зубами и ударил по тормозам. Увы, взнуздать взбесившийся автомобиль ему не удалось. «Ауди» на полном ходу врезалась в притормозившую фуру, в одно мгновение лишив полного сил человека надежды на спасение и будущую счастливую жизнь.

Завадский узнал о смерти Верещагина от Валерия Страхова, приехавшего в его офис перед обедом. Следователь был как всегда подтянут, выбрит и надушен. Словом, являл собой тип человека, преуспевающего на избранном поприще. В укор ему Аркадий Савельевич поставил бы разве что сероватый цвет лица и неуверенность, читавшуюся в глазах.

– С ним была женщина, – произнес глухо следователь. – На третьем месяце беременности, как определили эксперты.

– Может, подвозил кого-то, – испуганно охнул Завадский.

– Ее лицо осталось нетронутым, она вообще мало пострадала, – поморщился как от зубной боли Валерий Игоревич. – Верещагина я опознал с трудом, а она лежала на столе словно живая. Это была Зоя, Аркадий Савельевич, в этом у меня нет никаких сомнений. Я сделал несколько фотографий. Можете взглянуть.

– Нет, – в ужасе взмахнул руками Завадский. – Не надо. А впрочем… Оставь фотографии, Валерий. Я посмотрю. Потом… Когда-нибудь…

Аркадий Савельевич откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Мысли путались. Собственно, их не было вообще. Не считать же мыслями тот ужас, который поселился, похоже, навечно в голове и сердце некогда преуспевающего бизнесмена.

– Но почему?! – произнес он, наконец, со стоном. – Почему это случилось со мной, Валера? Почему это случилось с Верещагиным? Ведь мы ничем не хуже других! Откуда он взялся, этот инкуб, на нашу голову.

– Спроси что-нибудь полегче, Аркадий Савельевич, – вздохнул Страхов. – А потом – не спеши завидовать другим, еще неизвестно, какой ад они носят в своих душах.

– По виду не скажешь, – горько усмехнулся Завадский.

– Ты тоже хорошо выглядишь, Аркадий. Хоть в рекламу тебя помещай – преуспевающий бизнесмен в час своего триумфа.

– И что мне, по-твоему, делать, Валера?

– Сходи в церковь, Завадский, – посоветовал Страхов. – Я со своей стороны могу предложить тебе только тюрьму.

– Остроумно, – согласился Аркадий. – У тебя есть еще новости, Валера?

– Пока нет, – сказал следователь, поднимаясь с места. – Но я сразу тебе сообщу, как только они появятся. Думаю, ждать не придется.

Завадский недолго пребывал в прострации, не прошло и пятнадцати минут, как он уже мчался в поселок «Рябово» к единственному, пожалуй, человеку, который мог ему помочь в эту минуту. Аркадий Савельевич уже не сомневался, что инкуб перешел в наступление. И что Верещагин первая, но далеко не последняя жертва, проглоченная ненасытным исчадьем ада. Въехав во двор арендованной усадьбы, Завадский бросил взгляд на соседний участок и обомлел. Там, где еще вчера были развалины, ныне красовалась огромная клумба, сплошь утыканная цветами. Кто убрал покореженные стены и засыпал чудовищную воронку, он понятия не имел, а потому предположил, что все это дело рук инкуба. К счастью, в этот раз он ошибся, чудо сотворили городские власти, усилиями самых обычных работников по обустройству садов и парков. Об этом сообщила потрясенному Аркадию Савельевичу Ирина Дятлова, распоряжавшаяся в чужом особняке вполне по-хозяйски. Впрочем, Завадский не собирался предъявлять ей по поводу самоуправства никаких претензий. Дом Стрельцова он не считал своим, и даже если бы полковник предложил забрать его даром, он бы наотрез отказался. О смерти Верещагина Ирина и Годунов уже знали благодаря усилиям журналистов с местного телевидения, успевших не только побывать на месте аварии, но и предложить публике некую версию по поводу целой эпидемии смертей, обрушившихся на многострадальную область. Речь шла о пресловутой борьбе за власть, точнее за место губернатора, освобождающееся после отставки Ильина. Разумеется, ушлые журналисты ничего не говорили прямо, просто предлагали обывателям самим подумать, почему ушли из жизни один за другим два наиболее вероятных кандидата на заветное кресло. А главное – кто будет следующим в этом скорбном ряду? О женщине, погибшей вместе с Верещагиным, телевидение пока помалкивало, из чего Завадский заключил, что в дело вмешались высокие инстанции, не пожелавшие пропустить чертовщину из мира реального в мир виртуальный.

– Придется задействовать Смагина, – сказала озабоченная Ирина, ставя перед Завадским чашечку с кофе.

– Боря не согласится, – покачал головой Аркадий Савельевич.

– А кто его спрашивать будет, – ощерился Годунов. – Накачаем наркотиками и доставим в капище в лучшем виде.

– Осталось только выяснить, где это капище находится? – вопросительно глянул Завадский на своих подручных.

– В Дубосеково, – усмехнулся Годунов. – Есть там заброшенная шахта, где во время войны добывали уголь. Потом месторождение признали бесперспективным и разработки бросили. Дробышева утверждает, что из шахты ведет туннель в подземный храм, построенный в незапамятные времена. Именно в этом древнем вертепе и был зачат Кирилл Мартынов.

– А старуха ничего не перепутала?

– Не думаю, – холодно бросил Годунов. – Мы выдавили из нее все, что только возможно.

– Я умоляю, Владислав, – сложил руки на груди Завадский, – без подробностей. Я и так практически не сплю по ночам.

– Ладно, – согласился подполковник. – Что с тебя взять, чистоплюй. Но, надеюсь, наш договор остается в силе?

– Какие в этом могут быть сомнения, – обиделся Завадский. – Миллион лежит в сейфе и будет передан тебе сразу же по завершению дела.

– Думаю, тебе интересно будет узнать, Завадский, что Дробышева доводится покойной Мартыновой родной сестрой, – проговорила с улыбкой Дятлова. – А ты называешь меня завистливой. Вот она истинная зависть, под личиной набожного смирения. Эта стерва до того ненавидела свою сестру, что готова была убить не только Маргариту, но и рожденное ею потомство. Мария всего на пять лет старше Маргариты, однако та еще в пятнадцать лет увела у нее жениха. Просто взяла и переспала с ним. После этого романтичный юноша разлюбил свою невесту Машу и прикипел телом к распутной Маргоше. Впрочем, счастья ему столь откровенное легкомыслие не принесло. Ведьма отравила своего жениха.

– Это ты о Маргарите?

– Это я о Марии, – возразила Ирина. – Страсть к убийству у набожной дамы в крови.

– Семейка, однако, – вздохнул ошарашенный чужими страстями Завадский.

– Пустяки, – махнула рукой Дятлова. – Меня затащили в постель в четырнадцать лет. В пятнадцать я сделала первый аборт. Вам мужчинам этого не понять. Я хочу отомстить всем, кто меня обидел. И я своего добьюсь, Завадский, чего бы мне это не стоило.

– Я никогда не доверял женщинам, Аркадий, – покачал головой Годунов. – А теперь окончательно разочаровался в них.