Инквизиция: царство страха
Шрифт:
Это общество было крайне легковерным. Но если большинство людей могло обнаружить различные свидетельства о договорах с дьяволом в поведении своих соседей, наблюдаемых ежеминутно, то сама инквизиция оказалась менее доверчивой. Как мы видели в прологе, Португалия и Испания относились к тем странам, в которых в течение той эпохи не наблюдалось массовой охоты за ведьмами.
И в самом деле, инквизиция часто прогоняла людей, которые доносили на своих соседей, заключивших, по их мнению, сделку с дьяволом [974] . К началу XVIII века инквизиторы в Португалии больше не верили, что ведьмы собирались на шабаш и могли наводить порчу на других людей [975] .
974
Paiva (1997), 84–86. Подобное отношение распространилось в итоге и в испанские колонии в Новом Свете, причем после 1650 г. инквизиция Картахены часто передавала юрисдикцию относительно дел, связанных с колдовством,
975
Paiva (1997), 86.
В этом заключается любопытный парадокс организации, которая могла определить, что некоторые из претендующих на ночные полеты на шабаши просто психически больны. Но большинство населения продолжало верить в то, что подобные события — часть повседневной жизни.
Можно очень просто объяснить все это. Охота за ведьмами в Северной Европе выражала мощную общественную кампанию и противоречия, которым требовался козел отпущения. Подобно этим странам, в Иберии инквизиция уже нашла своих собственных козлов отпущения в виде конверсос и морисков. Ведьмы больше не требовались. Оказались ненужными какие-то фантастические враги, когда уже придумали других [976] .
976
Этот довод великолепно сформулирован в работе Trevor-Roper (1984), 113. См. Paiva (1997), 347-49.
Однако для населения Португалии и Испании все было иначе. Зависть и ревность, эти лихорадочные эмоции, могли находить выход ежедневно в сплетнях и слежке за соседями, соперниками и врагами. Задачу по защите нравственности оказалось можно выполнять, подсматривая и за людьми, кровь которых была чистой. Но они были открыты для обвинений в других видах еретической деятельности, а заодно и в собственных фантазиях одержимости демонами и магией.
Разумеется, необязательно было оказаться конверсо или мориском, чтобы вступать в сделку с дьяволом или заниматься колдовством. «Старых христиан» тоже подозревали в поведении такого рода. Поэтому, ощущение большей части населения, что ведьмы вездесущи и представляют интерес для инквизиции (даже если обвинение оказывалось ложным), способствовало созданию среды, где внимательно изучались повседневные занятия людей всех сословий. Как во времена великого инквизитора Вальдеса в середине XVI века сосредоточенность на лютеранской угрозе расширила возможности для подозрений, так и теперь интерес к верованиям, выходящим за пределы ислама и иудаизма, означал: каждый член общества может стать объектом, за которым ведется строгое наблюдение.
Случилось, что Вальдес оказался ключевой фигурой и при экспансии наблюдения инквизицией за «старыми христианами». Он был участником движения, которое получило известность как контрреформация.
В результате процесса Карранцы, от которого содрогнулась испанская элита в 1550-е гг., инквизиция Испании приступила к изучению коллективного мнения нации [977] . Ее чиновники начали перемещаться из городских центров, совершая регулярные посещения сельских районов. Во второй половине XVI века трибуналы проводили преследования с постоянно возрастающей строгостью за незначительные нарушения, выражавшиеся скорее в невежестве или в злобе, чем в ереси. Особенно сурово наказывались двоеженство и богохульство [978] .
977
Contreras (1987), 58.
978
Perez Villanueva and Escandell Bonet (ред.), 1984, 703-05.
Для достижения поставленной цели Вальдес провел радикальную реформу структур инквизиции. Он реорганизовал финансовую систему, закрепляя за своей организацией право назначать ренту на «канонхус» — особые церковные должности. Значительно расширилась сеть чиновников трибуналов, работавших как в городах, так и в небольших городках и даже селах по всей Испании. Пересмотрели правила управления администрацией инквизиции. К концу жизни Вальдес закрепил превосходство своего учреждения над всеми остальными гражданскими и церковными судами в Испании [979] .
979
Martinez Millan (1984), 32–33.
Таким образом, как и многие из самых ужасных гонителей, которые «трудились» в других странах и в другие времена, Вальдес был педантичным администратором [980] .
Наступление инквизиции сопровождалось обширной программой внедрения религиозных доктрин после стимула, заданного Трентским собором [981] . Возможно, это был самый важный собор, когда-либо организованный католической церковью. Задача заключалась в том, чтобы обеспечить единообразное поведение в соблюдении католических догматов и норм нравственности в результате согласованных действий в процессе внедрения доктрин [982] .
980
Это
напоминает аргумент, приведенный в работе Moor (1987) о том, что преследование в обществах средневековой Европы стали результатом расширения грамотности и появления образованного класса.981
Griffiths (1997), 95. Трентский собор (1545-63) считается одним из самых важных в истории Римско-католической церкви. Он был инициирован, чтобы рассмотреть реакцию церкви на протестантизм. Среди его участников были самые известные богословы католической Европы. Собор разработал ясные доктрины по широкому перечню вопросов, начиная от литургии и заканчивая библейском каноном относительно концепции спасения.
982
Garcia Carcel, Moreno Martinez (2000), 58.
Ирония судьбы заключалась в том, что большинство «старых христиан» были вполне истинными католиками. Они не понимали, какое отношение к ним имеет инквизиция [983] . Разве они не поддерживали ее введение? Им было крайне трудно уяснить, почему эта структура по организации преследований могла так внезапно накинуться на своих сторонников и используется для репрессий в их отношении [984] .
Степень изменения атмосферы в Испании в период между формированием инквизиции и реформами Вальдеса можно прекрасно проиллюстрировать на примере богохульства. В инструкциях, выпущенных великим инквизитором Диего де Дезой в 1500 г. в Севилье, особо подчеркивалось: слова, произнесенные «со злости или в гневе», являются не еретическими, а богохульными. Поэтому они не подлежат рассмотрению инквизицией [985] .
983
Dedieu (1989), 12–13, 139, 152.
984
Ясно, что это было до развития фрейдистской теории относительно «возвращения в нормальное состояние подавленного». Можно предположить, что это было бессознательным фактором в изменении тактики института инквизиции.
985
IT, folio 14 г.
К 1560-м гг. все это изменилось. Теперь самое безобидное замечание, брошенное в пылу раздражения, могло оказаться вполне достаточным для доноса. Поэтому в 1560 г. торговца Мельхиора де Беррио из Гранады приговорили к трем годам галер за оскорбление святого причастия [986] . В 1562 г. рабочего Луиса Годиньеса из Кордовы наказали за то, что он сказал: «Десятина может убираться к дьяволу, так как придумал ее тоже дьявол» [987] .
986
Garcia Fuentes (1981), 17.
987
Garcia Boix (1982), 151.
Теперь каждый, как «старый», так и «новый христианин» должен был следить за тем, что он произносит и кому это говорит.
При чтении архивов инквизиции Португалии и Испании создается общее впечатление, что богохульство и проклятия были такими же частыми, как в наши дни. На самом деле, нет никаких оснований полагать, что удалось добиться больших успехов в их искоренении, хотя инквизиция занималась этими преступлениями. Злоба является не тем, что можно легко подавить. Это же справедливо и для слов, которые сопровождают ее.
Богохульство делилось на три категории. Первая заключалась в общем пренебрежении к церкви и к ее учреждениям. Отказ Луиса Годинеса из Кордовы от десятины служит хорошим примером этого. Другим примером может служить поступок Марко Антонио Фонта, королевского бейлифа в Валенсии в начале XVII века, которого отправили арестовать человека, заявлявшего, что он официальный представитель крестоносцев. Фонт приветствовал его вызывающей (и богохульной) ремаркой: «Значит, ты из крестоносцев? Плевать я хотел на крестоносцев! Папской буллой и крестоносцами я подотру себе зад» [988] .
988
AHN, Inquisicion, Libro 938, folio 229v.
Второй тип богохульства представляет собой выражение обвиняемым открытого скептицизма по отношению к Богу (иногда граничащего с атеизмом). Это было совершенно обычным явлением. Люди часто богохульствовали, когда теряли веру в Бога [989] .
Иногда богохульные выражения представляли собой просто вариант здравого высказывания — например, когда рабочий из «старых христиан» Афонсу Аннеш из Порту в Португалии в 1569 г. заявил: «Бог не может быть на небе и в церкви одновременно» [990] .
989
См., например, дело Педро Кабрера из Мурсии от 1579 г.: AHN, Inquisicion, Legajo 2022, Expediente 8, folio 2v.
990
IAN/TT, CGSO, Livro 433, folio 22r.