Инквизиция

Искренне ли верил Сархаддон в то, что говорил, или нет, я не знаю. Но я никогда не слышал, чтобы инквизиторы так рассуждали. И у меня зародилось робкое предположение, что, несмотря на свое участие в преступлениях Этлы, Сархаддон может оказаться иным. Инквизиторы в массе своей хитры, изворотливы, по-своему умны, но при этом они – фанатичные и даже недалекие люди. Я знал, что Сархаддон умен, и в моем сердце слабо шевельнулась надежда. Я не мог его простить, но я хотел верить, что он – другой. Не копия Лечеззара.

– Мы пришли проповедовать, спасать, – закончил Сархаддон. – Вести души обратно к свету. Если Премьер увидит, что большинство апелагов вернулись в лоно Сферы, он не начнет Священный Поход.

– Хотите изолировать ересь, чтобы было проще ее уничтожить?

– Я хочу проповедовать не только отвернувшимся, но я еретикам. Катан, Поход будет, если противостояние продолжится. Инквизиция с огромным рвением исполнит свой священный долг, начнутся восстания, и Лечеззар пошлет рыцарей. На этот раз они останутся здесь, они убьют любого, подозреваемого в ереси, и будет масса смертей, масса убийств.

– Зачем ты говоришь мне это? – спросил я наконец. – Зачем ты сюда пришел?

– Затем, что ты видный еретик, человек, которого я знаю, и ты, вполне возможно, знаешь фараона. Ей могут вернуть трон. Меня спрашивали об этом, и я говорил с экзархом, даже с Премьером. Ей бы позволили защищать ее народ, если бы она поддержала наши усилия в обращении. Мы не будем использовать силу и принуждение в этот раз, только убеждение, как нам следовало сделать с самого начала.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с принцессой? Убедил ее, что Сфера – убившая ее семью и вынудившая ее всю жизнь скрываться – хочет ее сотрудничества? Это более чем резкая смена веры.

– Я хотел бы, чтобы ты попытался. Но даже без этого, я прошу: разреши мне попробовать. Дай мне отсрочку, и я сделаю все возможное, чтобы снять с вас интердикт генерал-инквизитора. У меня приказ от самого Премьера. Он дает мне право проповедовать, и даже генерал-инквизитор не в силах его отменить. – Сархаддон вытащил из складки своего балахона тяжелый пергаментный свиток и передал мне.

Я развернул его и начал читать крупные строчки текста, скользнув взглядом по массивной премьерской печати внизу. Сначала я читал довольно быстро, потом медленнее, потом остановился, чтобы перечитать строки, которым я едва мог поверить, которые казались почти нереальными.

«По специальному приказу Его святейшества деятельность инквизиции, уполномоченной вышеупомянутым Всемирным Эдиктом, настоящим приостанавливается на территориях и островах Фетийского доминиона Архипелага… всем членам Венатического Ордена настоящим дается власть выступать ходатаями от имени обвиняемых еретиков, если таковые обвиняемые могут доказать инквизиторам, что они полностью раскаиваются в своих грехах и хотят быть принятыми обратно в братство… все раскаявшиеся будут избавлены от клейма позора, пока они верно подчиняются всем указам и каноническому закону Святой Сферы… братьям Венатического Ордена настоящим даются полномочия проповедовать в общественных местах. Кроме того, Венатический Орден уполномочен председательствовать и принимать участие в религиозных дебатах с выдающимися еретиками, каковые откликнутся на предложение. Указанным еретикам дается охранное свидетельство на время таких дебатов и в течение месяца после них…»

Почему? Почему Лечеззар на это пошел? Все это так чуждо его принципам – эти идеи проповеди и религиозных дебатов. В прошлом Премьеры их разрешали, но уже много лет они остаются под запретом. Лечеззар верит в огонь и меч, он послал инквизиторов на Архипелаг… а теперь он приостанавливает их деятельность, чтобы предоставить свободу паре дюжин проповедников? Значит, он что-то затевает.

– Почему он это позволил? – прямо спросил я Сархаддона. – Это твой план или его?

– Идея Венатического Ордена принадлежала мне, и я убедил некоторых из моих наставников обратиться к Премьеру за одобрением. Я буду откровенен с тобой, Катан: мы вполне отвечаем его цели. Лечеззар объяснил мне, почему он позволяет нам это делать. Он послал сюда инквизицию, и население в ужасе от того, что они совершат. Уже было несколько сожжений, и их число намного возрастет, если инквизиция будет действовать по-своему. Мы предлагаем надежду, выход без лишних страданий. Если нам дадут полную свободу действий, если еретики не будут препятствовать нам, то инквизиции прикажут преследовать лишь тех инакомыслящих, кто открыто бросает нам вызов.

– Политика кнута и пряника.

Он едва заметно кивнул. Я уставился на пергамент, подписанный и санкционированный самим Премьером. Я уже видел премьерскую печать, и Сархаддон ни в коем случае не мог это забыть.

– Все, что я прошу, это отсрочку, – заговорил он после паузы. – Чтобы ты и другие еретики позволили этому плану осуществиться. Это красивый остров, даже в такую скверную погоду, и я не хочу видеть, что будет с ним после Священного Похода. Лечеззар хочет, чтобы его запомнили как Премьера, покончившего с ересью, хотя мы оба с тобой знаем, что этого не произойдет. Но я хотел бы знать, что Сфера дала тебе шанс остановить надвигающуюся бурю.

– Я не уполномочен давать разрешение. Тебе следует поговорить с вице-королем.

– Я тебя убедил? Если ваши экстремисты воспользуются перемирием, чтобы начать атаки на нас, отсрочка закончится. Вы ничего не делаете, и инквизиция ничего не будет делать. Тем временем мы попытаемся. Архипелаг – единственное место в мире с таким ожесточенным отношением к Сфере, что ненависть начисто подавляет рассудок. Мы оба знаем, что есть на свете скрытые еретики, но террор – не метод для борьбы с ними. И неправильный подход к решению здешней проблемы.

Я тщательно свернул пергамент и отдал Сархаддону. Потом отвернулся к боковому коридору и посмотрел в залитое дождем окно на серое небо. Если бы это предложение было искренним – но возможно ли такое? Это была оливковая ветвь, и я так хотел в это верить… но если Сархаддон добьется успеха, тогда конец нашим мечтам о прекращении власти Сферы.

Или нет? Кэмбресс одержал верх над Сферой, не отступая от религиозного закона. Кэмбрессцы поддержали принципы Рантаса, но там не было инквизиции, не было сожжений и даже судов над ересью за шесть десятков лет. Микас рассказывал мне, что кэмбрессцы терпимы ко всему, что не посягает на государство или военный флот – что в Кэмбрессе по сути одно и то же. Возможно, он преувеличивал, но я знаю, что его отец посещает только одну церемонию в году, гораздо меньше абсолютного минимума. Тогда его отец был суффетом, а теперь он адмирал и старший член совета Кану.

И за последние недели я понял, насколько хрупка наша мечта, учитывая враждебность императора и неоспоримый факт, что войну Архипелагу не выиграть. Но Равенна… она никогда, никогда не смирится. Она лишилась почти всего по милости Сферы. Равенна ненавидит жрецов со страстью, на которую я просто не способен. И она знает Сархаддона только как человека, который собирался поджечь наш погребальный костер.

– Я бы хотел поговорить с другими, – сказал я наконец. – То, что ты говоришь, дает мне надежду, несмотря на подпись Лечеззара, но без их согласия мое слово для тебя бесполезно.