"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Это все?
— Да, — отвечал кавалер.
— А я слышал, у вас были пушки?
— Они не продаются, — сказал Волков, он, честно говоря, немного волновался, ну не выходил у него из головы разговор с Наумом Коэном.
Он оставил себе и пушки и двенадцать аркебуз, и то и другое Сыч уже вез к нему домой.
— Ну, что ж все — так все, — сказал писарь чуть разочарованно. Он помолчал и добавил:
— Нам надо обсудить всякие мелочи, господин рыцарь, знаю хороший кабак тут рядом, кабатчик сам варит пиво, у него и получается.
— Так пройдемте, узнаю, наконец, что такое доброе пиво Ланна, —
Они пришли в не самый чистый кабак, что видел кавалер. Сели говорить, но и разговаривать им долго не пришлось:
— Наверное, вас удивил мой способ торговли, — говорил писарь, подтягивая к себе огромную глиняную кружку с пивом.
Волков тоже взял кружку, отпил и вправду хорошего пива, хотя кружка была и не очень чистой, и спросил, недолго думая:
— Сколько, господин писарь?
— Сто серебряных монет, сто талеров нашего славного курфюрста, — отвечал Дессель улыбаясь.
— О! Вы не милосердны, — отвечал кавалер. — Может вас устроят пятьдесят монет нашего славного курфюрста?
— Я с вами, кажется, не торговался, — напомнил старший писарь, улыбаясь неприятно.
— Да вы не торговались, — согласился Волков, — семьдесят монет.
— Накиньте еще десять, и по рукам, — сказал Десель.
— Восемьдесят? — кавалер помолчал, прикидывая прибыль, что получит он от такой славной торговли, и кивнул головой. — Хорошо!
— Ну, значит все решено, и давайте выпьем, господин рыцарь.
— Давайте господин писарь.
Они выпили, и кавалер понял, почему все платье господина старшего писаря в пятнах. А Дессель тут же стряхнул капли пива с груди и пуза, вытер рот и подбородок, причмокнул противно и заговорил:
— Вы получите вексель на две тысячи сто семьдесят семь талеров.
Кавалер кивнул, он и не рассчитывал на такую сумму, он надеялся вместе с пушками взять три, а тут деньги сами плыли в руки.
— Вексель на три года от сего дня.
Волков опять кивнул.
— А хотите вексель с погашением в два года? — Дессель смотрел с хитрецой и чуть улыбался.
— Сколько? — сразу спросил Волков, сразу все поняв.
— Пятьдесят.
— А если с погашением через год?
— О! Это будет уже сложнее, но за сто пятьдесят я устрою. Да, думаю смогу.
— Давайте так, сто монет вам, и вы делаете погашение через год.
— Нет-нет, тут я не решаю, тут торговаться я не могу, это решение будет принимать сам штатгальтер. Я не рискну подойти к нему с такой небольшой компенсацией, — сразу заупрямился старший писарь.
— Значит сто пятьдесят? — уточнил кавалер.
— Только сто пятьдесят, — подытожил Дессель.
— Хорошо, готовьте вексель с погашением в год. Я заплачу.
— С вас двести тридцать монет, — снова противно улыбался неряха-писарь.
Кавалер опять кивнул. У него были деньги, и вексель был очень выгоден. Нужно было брать.
— Вексель на предъявителя? — спросил старший писарь.
— Только на мое имя.
— Ешка, — крикнул Дессель, опять облившись пивом, своему человеку, что сидел за соседним столом и ждал их решения, — беги в канцелярию, пусть господин штатгальтер пишет годовой вексель на имя Иеронима Фолькофа, на сумму… ну так как мы посчитали. Как у тебя записано.
Человек поднялся, поклонился
и тут же ушел.— Вы, наверное, не знаете где наша канцелярия, она на Большой рыночной площади, ни ворот, ни двора нет, вход с площади, вы его узнаете по императорскому гербу, не ошибетесь. Приносите деньги после обеда, бумага будет готова.
— Принесу после обеда, — обещал кавалер.
— Ну, тогда выпьем, надеюсь, что дельце у нас с вами не последнее.
— И я надеюсь, — сказал Волков, он и вправду надеялся, что теперь еще и мушкеты будет продавать императору.
И они выпили.
Тяжелый кошель с серебром он отдал Десселю и тот запихнул деньги себе под обляпанный дублет, и вскоре из рук самого имперского штатгальтера Ульрика, который был молод, раскошен и улыбчив, кавалер получил вексель. Это был настоящий вексель, на дорогой бумаге, с тиснением и гербом в виде черного орла, с желто черной лентой в цвет имперскому штандарту, с красивыми вензелями. Волков прочитал дважды, что там написано и остался доволен. Молодой штатгальтер и писари ему кланялись, когда он уходил.
А снег в городе то выпадал, то таял, и город готовился к Рождеству Господню. Он приехал в свой теплый дом, сел на втором этаже, снова достал и стал перечитывать вексель. Он мог быть счастлив, вексель должен был дать ему две тысячи сто семьдесят семь монет, да три пушки у него во дворе стояли, да двенадцать аркебуз были сложены в шкафы в его покоях. Он вытащил свой большой ларь из-под кровати, положил туда вексель. Серебра осталось совсем мало, но добрая пригоршня золота, что досталась ему от сокровищ колдуна, позволила бы безбедно пожить пару лет. Он стянул синий бархат с шара, потрогал его. Тот был холоден как всегда. Он накинул на шар материю и закрыл ларец на ключ. Затолкнул его под кровать. И пошел вниз. Все было хорошо, и волноваться ему было не о чем.
Брат Родерик ускорил шаг, увидев его. Не доходя до него, он протянул к нему руки и опустился на колени. Так и ждал, пока сам викарий и нунций Святого Престола не подошел к нему и не протянул ему руки для поцелуя. Приор целовал нунцию руки, потом нунций поднял его. Они были старые знакомцы и друзья. Они оба вышли из ордена Креста святого Андрея. Ордена служителей и мучеников. И долгие годы брат Себастиан был наставником брата Родерика.
— Рад, искренне рад видеть вас, сын мой, — говорил немолодой монах, целуя щеки молодого приора и канцлера. — Как вы тут, друг мой?
— Мне не хватает вас, отец мой, — говорил брат Родерик.
Ему и вправду не хватало поддержки этого человека, отец Себастиан был известен всем, как человек железного духа и строгих правил, но и как необыкновенно душевный человек.
Они пошли по длинному коридору аббатства, они были одни.
— Вы же знаете, что за дела творятся, сын мой, Святому Престолу нелегко, — говорил нунций. — Король и император сцепились как два взбесившихся пса. На востоке османы добивают последних ортодоксов, вскоре и мы увидим их полумесяцы. А на юге и западе бесчинствуют сарацины, опустошая прибрежные провинции, пока король и император бьют друг друга. Но главная беда — это еретики. Вы же знаете, все больше чистых людей погружаются во мрак ереси.