"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Тут и Сыч вломился, втащив за собой мужика с разбитой башкой. Бросил его на пол огляделся и спросил:

— Ну, ты и есть тот самый пекарь Кирхер?

— Может, и я, а вот вы кто? — храбро говорил хозяин.

— Давай так говорить будем, — предложил Сыч, — я спрашиваю, ты отвечаешь, а если ты спрашиваешь, — Фриц Ламме показал мужику кистень с небольшой свинцовой гирей, — вот этой вот гирей получаешь по мусалам.

Мужик только презрительно хмыкнул в ответ, и, заметив это, Сыч подошёл к нему и с размаху врезал ему кистенём по рёбрам, приговаривая:

— А это, чтобы ты не думал, что мы сюда шутить пришли, а ты тут будешь хмыкать.

Мужик, было, попытался закрыться от удара рукой, да попробуй от кистеня закройся. Гиря на верёвке облетела руку, и плотно шмякнула его по рёбрам, по левому боку.

Мужик ойкнул и скрючился, хватаясь за бок.

— Что? Хрустнуло ребрышко-то, хрустнуло никак? — ласково интересовался Сыч. — Ну да ничего, у тебя их, рёбер-то, много, на весь наш разговор хватит.

— Храбрые, я смотрю, вы люди, — тяжело дыша, говорил мужик, опускаясь на лавку. Он обратился к Волкову. — Вы бы господин, своего человека угомонили бы, нельзя так с людьми, люди разные бывают. Иной раз ударишь вот так человека, а потом пожалеешь. Крепко пожалеешь.

— Уж не тебя ли мне бояться? — спросил Волков спокойно. — Уж не ты ли такой человек? Ну, отвечай, или велю моему человеку все кости тебе переломать.

— Да нет, не я… Не я, — говорил мужик пересиливая боль в боку и улыбаясь.

Волков дал Сычу знак и тот быстро подошёл к нему и дал тяжеленую затрещину ему по шее. И спросил:

— Ты пекарь Кирхер?

— Что ж так бьёшь-то тяжело? — мужик чесал шею.

— Говори. Или ещё получишь.

— Я Кирхер. Я.

— А чего же ты Кирхер хлеб не печёшь? Тебя все пекарем зовут, — поинтересовался Волков.

— А я и не пёк его никогда, я пекарню прикупил, так дураки стали меня пекарем звать.

— А кто ж ты, раз не пекарь? — продолжал кавалер.

Мужик морщился и врал:

— Из купцов я.

— Да брешет он, экселенц, — заявил Сыч. — Харя у него воровская. Из воров он, из тех, что поумнее, из тех, что деньгу скопили, да скупкой краденного занялись. Авось не самому на разбой ходить, пусть другие под петлёй ходят, а этот решил тут сидеть, да монету считать.

Кирхер глянул на Сыча, опять ухмыльнулся:

— Ишь, и не соврать даже. Всё ты видишь.

— Да уж, повидал таких.

— А нужно-то вам от меня чего? — Спросил Кирхер.

— Ганс Спесивый тебе меч приносил, это мой меч, он у меня его украл. Верни мне мой меч, — сказал Волков просто.

Он не знал наверняка, приносил ли Ганс меч Кирхеру, но говорил это так уверенно, словно знал об этом. И он угадал.

— Приносил, только не взял я его.

— А почему?

— Он просил за него десять монет, меч конечно богатый, стоит этих денег, только когда у него ножны будут, а без ножен его разве что скупщик хлама купит. Богатый господин, которого он может заинтересовать, без ножен не купит. Я и послал его к кузнецу Тиссену, тот может и хорошие ножны сделать, и меч купить, у него деньга не переводится. Всё, больше не нужен я вам? Могли бы и так спросить, надо было мне из-за этого рёбра ломать?

— Ёган, — сказал Волков, — верёвку поищи, этот пекарь с нами поедет.

— Чего? Нет, уговора такого не было, — Кирхер напрягся, помрачнел.

— У меня с тобой никаких уговоров вообще не было, поедешь со мной и укажешь мне этого кузнеца.

— Не поеду.

Кирхер попытался вскочить, на краю стола лежал нож рядом с блюдом, он к нему потянулся, да Сыч смахнул нож со стола, а Кирхеру на горло накинул верёвку, что соединяла гирю и рукоять кистеня, да стал душить пекаря так, что у того лицо в миг стало синим, а Сыч ещё приговаривал:

— Экселенц сказали поедешь, значит — поедешь.

А Ёган уже тащил верёвку, и как подошёл к Кирхеру которого душил Сыч, дал пекарю кулаком в брюхо, и уже после этого они с Сычом повалили его на пол, и, почти без сопротивления, выкрутили тому руки за спину. И поволокли к телеге. А Сыч ещё и спрашивал его:

— А где нам кузнеца-то найти твоего?

Эльза Фукс испуганно смотрела, как к ней в телегу закинули Кирхера, а вот брат Ипполит ничему не удивлялся, он только подвинулся чуток, чтобы ноги пекаря ему не мешали. И кавалер поехал дальше, искать свой меч. Он подозвал к себе Сыча и сказал:

— Ты поговори с ним, надобно знать, где Вильму искать. Меч — мечом, но мы сюда не из-за меча приехали. Нужно нам и про другой розыск не забывать.

— Так вы, Экселенц, скажите, что ищем-то, мне бы знать, про что спрашивать.

— Спрашивай про купца Якоба Ферье, что месяц назад пропал в «Безногом псе». Нужно узнать кто его убил, и куда делись его вещи.

Сыч кивнул, кинула поводья своего коня Максимилиану, а сам сел в телегу и сказал ласково:

— Госпожа Эльза, пройдитесь пешочком, разомните ножки свои прекрасные, пока я с этим пекарем парой слов не перекинусь.

Девушке повторять нужды не было, она и сама не очень хотела ехать в телеге, где лежал связанный Кирхер. Пошла за телегой пешком.

Большие ворота на двор кузницы были распахнуты настежь. Тут стояли возы, со снятыми для ремонта колёсами и осями, звенели молоты, сновали работники, были тут и коновалы с конями, которым надобны были новые подковы. Работы, видно, было много.

Кавалер пытался найти среди людей хозяина. Старшего. Кузнеца Тисена. Он заехал на двор стал оглядываться, а к нему сразу пошёл здоровенный детина в кожаном фартуке, молодой и деловой с молотком в руке. Руки у него как у некоторых ноги. Силы огромной.

— Что вам надобно, добрый господин, — спросил детина.

Глядел он если не с вызовом, то уж вовсе без почтения. Не поздоровался даже, тем более не кланялся. Стоял, подперев бока, наглый.

— Просто смотрю, — отвечал кавалер.

— А смотреть тут нечего, авось не балаган. Выезжаете со двора и вон, с улицы любуйтесь.

Волков опустил на него глаза, теперь разглядывал его пристально.

А тот не испугался, тоже взгляда не отвёл, стоял молотком поигрывал.

Неизвестно как, то ли по выражению лица кавалера, то ли просто догадался, но Максимилиан стал натягивать тетиву арбалета. Знакомо лязгнул ключ и затрещал, защёлкал замок тревожно. Волков этого не видел, но прекрасно знал, что вот сейчас щёлкнет особенно звонко, это значит, тетива легла в замок, и можно класть болт на ложе. Когда он услышал этот щелчок, он спросил у здоровяка:

— Где кузнец Тиссен?

— А что вам за дело до кузнеца? — отвечал молодец, и это был уже открытый вызов.

— Ты бы, мордоворот, ответил бы лучше на вопрос, не злил бы моего господина, — крикнул Ёган.

— А ты помолчи, холоп, — отвечал здоровяк, — пусть твой господин говорит, а с тобой мне говорить нет желания.

Волков всё больше удивлялся этому городу, народ тут был груб и не пуган. Вот так грубить незнакомцам могли только уверенные в себе люди. Или люди крепко уверенные в городской страже.