"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

— Я ими займусь, — обещал Волков.

— Уж прошу вас о том, — произнес монах, крестя кавалера, — благослови вас на то Бог.

На том они и расстались.

Монах пошел на север, к жилищу своему, а всадники поехали вдоль западной границы на юг.

— А что у монаха с левой рукой? — спросил Сыч у Куртца, когда они отъехали подальше.

— Точно! — вспомнил Волков. — У него вся рука изрублена. И пальцы, и кисть. Кажется, пальцы у него не разгибаются.

— Говорят, что несколько лет назад напали на него волки, — сказал землемер, — и руку погрызли. Тут в пустынях ваших их и вправду много.

— Волки, волки, волки, — бубнил кавалер и тут же добавил насмешливо, — только и слышу, но не видел пока ни одного.

— Да как же! — воскликнул землемер удивленно. — Лошади храпят, чуют их дух, не слышите, что ли? Следы то и дело нашу дорогу пересекали. Не видели?

— Нет, я не охотник, следов не различаю, — отвечал Волков.

— То и не любит монах волков, что они ему руку погрызли, — произнес Еган.

— Здесь все не любят волков, — заметил ему Куртц.

Глава 18

Поехали дальше на юг, вдоль границы, и не весел для Волкова путь был, куда не глянь овраги да репей с чертополохом. Лошадям, и тем не весело, дорога тяжкая. А через час заехали на крутой холм и с него увидали хутор из пяти домишек. Огороды, пару коров. Мужички чего-то шевелятся внизу. Работают.

— То, конечно, не моя земля? — с какой-то грустной завистью спросил кавалер.

— Нет, — отвечал землемер, на всякий случай заглянув в карту, — этот хутор барона Фезенклевера.

Волков уже хотел коня поворотить на юг, чтобы ехать дальше, как Сыч и говорит, указывая рукой:

— А не вон он ли скачет сам барон?

И вправду, мужик, приказчик или еще кто так скакать не мог. Сказали по дороге три всадника, скакали резво, видно, что все на хороших конях. Ехали в их сторону.

И Волков поднял руку в знак приветствия. И первый из них тоже помахал им рукой.

— Едем навстречу, — произнес кавалер, — иначе невежливо будет.

Он стал спускаться с холма первый, все остальные за ним.

Сыч был прав, и как только приблизились всадники, Волков понял, что пред ним человек важный. Все трое были при железе, хотя и без доспеха. На первом из них, коему не было еще и сорока, была золотая цепь, и конь его стоил не меньше, чем конь у Волкова самого. А этого коня Волкову Брюнхвальд добыл, отняв его у форейтора Рябой Рут.

— Сам! — негромко сказал землемер.

— Здравствуйте, добрый господин, — сразу заговорил барон, обращаясь к Волкову, остальных он мимолетным взглядом отметил как недостойных.

Землемер был в одежде прост, а на Сыче и Егане была одежда в цветах герба кавалера. Да и по лошади с оружием всегда господина различишь.

— Рад видеть вас, господин барон, — отвечал Волков. — Зовут меня Иероним Фолькоф, я рыцарь божий, милостью герцога господин Эшбахта. Сосед ваш.

— Ах, ну наконец-то, — говорит важный господин важным тоном, — я, как вы уже знаете, барон Фезенклевер. И я рад приветствовать вас, сосед.

На том ласка барона и закончилась. Думал кавалер, что он ему руку протянет, а барон не протянул и заговорил тоном, из которого спесь лезла.

— Хорошо, что наконец Его Высочество нашел сей земле нового господина, прошлые-то сбегали, даром герцога пренебрегая.

Говорил он так, словно намекал, что и Волков сбежит.

— Надеюсь, что вы наведете порядок в земле своей и не будет она больше досадой для всех соседей.

Сказанного, да еще сказанного таким тоном, было достаточно, чтобы разозлить Волкова. И слова, и тон его, конечно, задели, но решил он быть вежливым, не зря так господин этот спесив, видно, силу в себе чувствует. Поэтому кавалер спросил вежливо:

— А какова же досада соседям от земли моей, позвольте узнать?

— А досада такова, что мы в своих землях волков извели, так с вашей земли они ходят и скот наш режут.

— И не только скот, — заговорил один из спутников барона, молодой и красивый человек на отличном коне.

— Верно, — вспомнил барон, — месяц как девчонку пастушку задрали до смерти. Не здесь правда, а севернее, но я уверен, что они от вас приходили, так как у себя мы с людьми моими своих волков извели.

— Я уже купил собак, — произнес кавалер, думая, что правильно дал денег на собак, — мне еще епископ о волках говорил.

— Вот и хорошо, — произнес барон, все тем же отвратительным тоном, — а как вы смотрите на то, что бы вернуть долги мужиков ваших? Или то вас не касается, и пусть они сами долг возвращают?

— Отчего же не касается, люди мои, и значит все меня касается. Сколько же они вам задолжали, и за что?

— Двадцать один талер и шестьдесят крейцеров, — сразу выпалил барон.

— Помилуй меня Господь, — воскликнул Волков удивленно, — да как же такое быть может? Это же почти что на золотой цехин тянет! Что ж эти подлецы у вас могли набрать на такие деньги? На такие деньги можно четырех меринов купить или сорок коров! А у них ни коров, ни меринов нету.

— Не помню, я, — пробурчал барон, — семена вроде брали, лошадей на посев брали.

— Семена? Семена ржи? — продолжал удивляться кавалер. — Так на цехин таких семян можно десять возов купить.

— Тринадцать, — заметил Еган.

Волков указал на слугу пальцем как на свидетеля и продолжил:

— Тринадцать! А вы точно, барон, им столько семян давали? Может у вас, барон, расписки имеются?

— Расписки? — барон скривился. В его голосе послышалось раздражение. — Вы что же, слову моему не верите?

— Да разве я посмею? — взмахнул руками Волков. — Конечно, я верю вам, но хочу дознаться, куда столько денег мои мужики дели. Узнаю, уж я с них спрошу.

— Узнайте, — кривясь, произнес барон.

— Узнаю, узнаю, — обещал Волков, — а вы, как готовы будете, так милости прошу ко мне, если расписок не будет у вас, так мне вашего слова достаточно будет, но хочу, чтобы вы его при моих мужиках сказали, чтобы не вздумали отпираться они, подлецы.

— Не привык я тянуть, когда дело касается слова моего. Завтра же буду в вас в Эшбахте, — обещал барон с гордостью неуместной. Так говорил, будто кто-то оскорбил его. — К обеду.