Иноагент
Шрифт:
Эвфемизмы, используемые Жу Киао, были более чем понятны Бериславу Анатольевичу. Строго говоря, доклад «цыплятки» - формальность. В утреннем «Вестнике Империи» Черкасов обвел красным карандашом заголовки двух статей: «Посол США Пончкин пойман в сауне с китайскими шлюхами. Вот оно, истинное лицо западной дерьмократии!», «Заместитель министра обороны Сергей Владимирович Кривоколенко найден повешенным в своем загородном доме. Следствие склоняется к версии о самоубийстве».
Китаеза закончила доклад и вновь окаменела.
«Интересно, что будет, если
– Я доволен, - сказал Берислав Анатольевич вполне искренне.
При всей окаменелости Жу Киао на лице ее промелькнуло облегчение.
– Да, я очень доволен батальоном.
Черкасов затянулся сигарой, выпустил струйку дыма.
– Новое задание.
Китаеза вытянулась в струнку. Дотронешься - зазвенит.
– Писатель Телегин.
Лицо Берислава Анатольевича стало злым.
– Неудобный человек.
– Будет сделано, - взяла под козырек китаеза.
– Можешь идти, - кивнул Черкасов.
Жу Киао шагнула к двери, но Берислав Анатольевич окликнул ее, заставив обернуться.
– Скажи-ка мне, почему тебя назвали «Опытный бамбук»?
Китаянка вдруг улыбнулась. Улыбка хищная, как оскал пантеры.
– Господин, я мастер по китайской бамбуковой пытке.
Жу Киао уже покинула кабинет, а Берислав Анатольевич все еще сидел в кресле, вспоминая оскал ее улыбки и холодный голос мастера по пытке.
Глава 18
Писатель Телегин подошел к окну. Во дворе багровым пламенем красоты горела осень, дети с криками носились за мячом по пяточку, скованному припаркованными машинами; на балконе соседнего дома, как всегда, показывала сиськи сумасшедшая женщина. Но Телегин не замечал этих скромных проявлений человеческого бытия, он был погружен в себя.
Очередная глава третьего тома «Иноагента» давалась тяжело. Ему нужна была связка - шаткий мостик, ведущий из одной части романа в другую.
Телегин отхлебнул из горла Chivas regal и вернулся к компу. Открыл Ворд, посидел, тря лысину и таращась в черные шпалы строчек. Мостик, где же он? Где же ты, ебаныйсукаврот, мостик?
– Дзззынь.
Что это?
– Дзынь-дзынь-дзынь.
Звонят в дверь. Как вовремя...
Телегин направился в коридор, думая, что если это Вика, они займутся самым жестким сексом с момента знакомства.
Но это была не Вика.
Это был мостик. Три китаезы в форме женского батальона «Цыплятки», приходящие в квартиру к писателю, - вот, что ему надо! Телегину дико захотелось вернуться к компу, пальцы покалывало предвкушение работы.
– Что вам угодно?
Одна из китаез отрывисто бросила:
– Вы Виктор Зенович Телегин?
– Так точно... Но что вам на...
Удар коленом в живот заставил писателя перегнуться пополам. Сильные руки схватили его, выволокли на лестничную площадку. Мостик! Плевок в харю, удар по лицу, кровь, хлынувшая из носа -
все это мостик. Писательское нутро Телегина наслаждалось, но нутро человеческое испытывало мучительный рвотный позыв. Он блеванул. Ближайшая китаеза едва увернулась от струи из виски и съеденной на скорую руку пиццы.– Ты мне чуть форму не запачкал, тварь, - прошипела, ударив Телегина в пах.
Писатель заверещал, как кролик. Мостик, мостик, дамы и господа!
Китаезы поволокли Телегина вниз по лестнице. Дом притих: облава.
Во дворе уже не было ни детей, ни старушек. Даже эксгибиционистка убралась с балкона от греха подальше.
Сквозь залитые кровью глаза писатель увидел желтый автомобиль с имперскими номерами. Его швырнули, он ударился головой обо что-то твердое и потерял сознание.
Виски!
Дайте мне виски, черт подери!
Мостик...
Я нащупал связку, я пройду через горный перевал двух частей моего романа. Верните меня к компу!
Телегин открыл глаза.
Три китаянки. Опять они.
Черт, как больно. И холодно.
Писатель взглянул на свою грудь и обнаружил, что он голый. А еще он привязан к стулу.
Эти китаезы смотрели Тарантино?
– Послушайте, - говорить было больно.
– Я не знаю, кто отдал вам приказ насчет меня, но это ошибка.
Ни одна из китаез и бровью не повела.
– Понятия не имею, чем я заслужил внимания «Цыпляток», но повторяю, это ошибка. Скорей уж Лукоянова нужно пресануть...
Они молчали, и Телегину стало по-настоящему страшно. Он закричал.
– Пресаните Лукоянова! Он только притворяется имперцем. На деле он берлогер!
– Заткни ему пасть.
– Слушаюсь, Жу Киао.
Телегин задергался на стуле. Веревка впилась в голое тело, кое-где показалась кровь.
– Не надо! Я буду молчать! Ебвашусукама... Мммммм.
Молодая китаянка несколько раз обмотала скотчем голову писателя.
Подошла Жу Киао и, взглянув в ее холодные, с желтоватинкой, глаза, Телегин понял: это пиздец.
– Знаешь, что это?
– спросила Жу Киао, показав кусок проволоки.
– Ммммммм.
– Неправильно, это твой самый большой кайф в жизни.
Китаянка опустилась на корточки.
«Зачем она трогает мои яйца? О, дьявол!»
– Ммммммммммммммммммммммммм!
Жу Киао вытянула мошонку Телегина и принялась стягивать ее проволокой, отделяя яйца и семенные протоки от уда.
– Ммммммммммммммммммммммммммммм!
Тонкая кожица лопнула, показались капельки крови.
– Мммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммм!
Жу Киао завершила манипуляции с мошонкой и поднялась, удовлетворенно крякнув.
– Приступайте, - кивнула «цыпляткам».
И тут началось самое страшное.
Девушки принялись раздеваться.
Сквозь боль, страх и ненависть Телегин увидел крепкие тела, упругие сиськи, розовые, припухшие соски, плотные спортивные жопы, узкие азиатские вагины.