Иного не желаю. Часть третья

В конце концов, моя дочь тоже носила эту фамилию.

Жанна же во многом получилась именно папиной дочкой – она радовалась каждому визиту своего отца, просилась к нему на руки и часто хныкала, когда он уезжал обратно в Ангулем.

Во время его пребывания в горах, мы много разговаривали.

Между нами не было больше всех этих преград, услужливых (и не очень) слуг; на меня не давило его положение герцога и Альфы; на него – нужда сделать всё так, как лучше для стаи и величия его рода.

Мы просто разговаривали. Сначала лишь как два человека, связанных общей историей.

Затем Этьен, удостоверившись, что я снова не превращусь в одичалую, пытался с помощью нашей мысленной связи объяснить то, что произошло во время праздника полнолуния.

??????????????????????????

Он не стал скрывать от меня какие-то отдельные детали, открыв все воспоминания целиком: там были и те моменты, которыми я восхищалась, и те, которые я хотела бы навсегда забыть. Но он был прав в одном – всё это было в прошлом. И я сделала шаг ему навстречу – открыв свои воспоминания для него.

Мы плохо начали – это правда. Но для меня стало настоящим сюрпризом, что с того самого момента, когда он начал заботиться обо мне в Испании, он ни разу не изменил мне.

Да, не всегда его мысли были чисты и приятны; да, иногда он думал о грязных до одури вещах, но…

… несмотря на всю свою невоздержанность и злобу, он не заменял меня другими. И не причинял мне никакой боли преднамеренно.

Он – этот часто язвительный, злой герцог нуждался во мне – и сам долго не мог себе в этом признаться.

Однажды, провожая взглядом вертолёт, на котором улетел Этьен, я вспоминала о своих родах и том странном разговоре, который у меня случился со странным воображаемым собеседником.

Про чудовище, которое надо полюбить – и лишь тогда оно превратится в прекрасного принца.

Что ж…

Тогда я впервые призналась сама себе, что испытываю к Этьену что-то.

Но прошло ещё много месяцев, прежде чем я поняла, что именно.

Эти месяцы не стали для меня пустыми – я проводила всё своё время с Жанной.

К счастью, теперь мне не было никакой необходимости разрываться между материнскими обязанностями и обязанностями герцогини. А вот французский я всё-таки выучила – и теперь уже не только свободно говорила, но и даже перечитывала хорошо знакомую всем классическую литературу на языке оригинала.

А ещё иногда выбиралась в Монако – как правило, на праздники полнолуний.

Когда после моего первого оборота внутри меня появилась нужда иногда перевоплощаться в волчицу, Этьен сам предложил мне выбрать какую – нибудь другую часть его стаи для того, чтобы отмечать праздник Луны. Я не могла себе даже представить, чтобы вернуть на полнолуние в его замок, да он и не настаивал.

Этьен сам предложил связаться с Баевыми, поместье которых находилось неподалеку. Но, несмотря на всю ту помощь, которую мне когда-то оказывали Кирилл Владимирович и Настя, теперь, после того, как я заглянула в мысли Этьена, я испытывала огромную неловкость за свои действия в прошлом. Беременные, бывает, иногда ведут себя странно… только этим сейчас я и оправдывала своё желание провести экстренное кесарево.

Какое же счастье, что Этьен этому помешал.

Признаюсь, в настоящем, я стыдилась многого из того, что сотворила за время своей беременности… И тот мой финт с Гильермо. Будто я не догадывалась, что ему это может очень дорого обойтись.

Последнее меня особенно сильно угнетало. Я вела себя как идиотка – а за мою дурную ошибку расплатился другой человек.

— Бета, наверное, каждый день благословляет тот момент, когда ты решила провести над ним свои опыты, — хмуро заметил Валуа – видимо, подслушавший мои мысли. – Благодаря тебе он нашёл свою истинную.

— Что? – у меня чуть чашка из рук не выпала. Какое счастье!

—Это твоя дальняя кузина, — протянул Этьен, подмигнув мне при этом. Он явно был доволен произведенной реакцией и моментально расслабился. – Надеюсь, ты не ревнуешь?

Ревную??? Да я была счастлива, что этот камень свалился у меня с души.

Впрочем, даже после этого, я ещё долго не контактировала ни с Баевыми, ни с Гильермо, который по иронии судьбы, встретил свою судьбу в родном городе моего отца – мою троюродную сестру.

Вместо этого, я по-прежнему предпочитала проводить полнолуния в Монако, с Француа и его частью стаи.

Мы быстро сблизились с невестой Француа, которой, кстати, оказалась приемная дочь Стивена Росси – она не была ни оборотнем, ни полукровкой, а просто человеком, который случайно попал в мир двуликих.

Меня подкупало то, что Жаклин смотрела на оборотней почти также как когда-то и я, впервые узнавшая правду про ещё одну расу на земле. Её страхи, сомнения, переживания каким-то невообразимым образом помогали также и мне принять своё новое положение, снижая градус нервного напряжения внутри меня самой. В конце концов, я даже полюбила бегать со стаей, наслаждаясь общим забегом по лунным лучам, точно зная, что моя дочь находится в безопасности в горах, рядом с многочисленной охраной, приставленной Этьеном.

И только спустя несколько месяцев моя почти идеальная жизнь начала разваливаться.

Это случилось весной, когда воздух уже был наполнен ароматами пробуждения природы, а по деревьям от корней к самым их верхушкам приливал питательный древесный сок.

Тогда я фактически начала лезть на стену – мечтая о ночи любви с одним конкретным мужчиной. Мне снились жаркие сны, которые доводили меня до отчаяния; меня беспокоил запах Этьена – даже тот, который оставался на коробке с часами, которые он прислал мне в подарок. Теперь я по нескольку раз в день бегала принимать ледяной душ. А однажды, когда Этьен приехал навестить Жанну, я не выдержала.

Мы тогда только-только уложили дочку спать. Она всегда хныкала перед сном, когда Этьен бывал у нас в гостях: Жанна всегда боялась не увидеть папу после пробуждения.

— Жанночка, папа никуда не уезжает, — протянула я доченьке. – Папа останется здесь…

Я посмотрела на Этьена.

— У тебя есть время?

Ответный взгляд зеленых глаз мог прожечь во мне дыру.

— Для вас – всегда.

Мы вдвоём тихо дождались пока дочь заснёт – и, прихватив радио няню, чинно отправились в столовую пить чай (Этьен вынужденно приобщился к чаю, хотя, как и все французы, недолюбливал этот напиток).