Иностранец ее Величества
Шрифт:
Конечно, в их числе не все сплошь спортсмены, есть и действительно обездоленные, а также наркоманы плюс некоторый процент организованных в банды профессионалов, разыгрывающих целые блистательные интермедии для отвлечения внимания службы безопасности и изымающих товары в индустриальных количествах для последующей перепродажи. («Дейли телеграф» писала об одной мастерице, сумевшей за девяносто секунд снять сигнальные маячки с одиннадцати пиджаков!)
Но основная часть шоплифтерской братии — все же дилетанты-любители, совершающие акт магазинного воровства из любви к искусству. То есть приятно втройне: тут вам и острые ощущения, и материальная выгода, и подо всем этим еще и подводится идеологическое обоснование.
Среди объяснений, которые дают охране магазинов, полиции и социологам принципиальные шоплифтеры, — борьба против засилья западных монополий и вообще глобализации, протест против эксплуатации детского труда в странах «третьего мира», защита мелкого торговца, проигрывающего в конкурентной борьбе с гигантами и так далее.
Но мои английские друзья уверяют, что есть и еще одно объяснение, связанное с одним из самых глубинных и загадочных свойств английской души. Я бы назвал его «правилом нестарания».
Как ни странно, весьма постыдным для англичанина считается, если его увидят очень старающимся, сильно пыхтящим в попытке что-то сделать или чего-то достичь.
Причем не надо путать это с буддизмом, проповедующим равнодушие к сиюминутной злободневности. Нет, тяжко трудиться можно и даже нужно, главное, чтобы тебя за этим занятием не застукали. Нечто обратное, прямо противоположное русскому правилу: «Вспотел — покажись начальству!»
Вернее, с начальством, особенно корпоративным, на самом деле все обстоит сложнее. Этот институт в эпоху глобализации начал утрачивать национальные черты, по всему миру капиталистические боссы стали поощрять вспотевших. Но перед своими «пэрами», то есть тебе равными, нормальными людьми, выглядеть сильно напрягающимся по-прежнему считается в Англии неприличным.
И вот некоторые так далеко в этом заходят, что начинают демонстративно отказываться от своих социальных обязанностей (или того, что принято ими считать).
Один из главных теоретиков принципиального, идейного шоплифтинга — некий анонимный автор самиздатовского культового труда «Evasion», напечатанного затем анархистским издательством «Crimethlnk». Сами эти названия — знаковые и многозначительные (даже слишком, на мой английский вкус). Первое слово означает «уклонение» или, если хотите, «дезертирство», только не в армейском, а гражданском смысле слова — рассказ ведется от имени человека, принципиально отказавшегося от всех обязанностей перед обществом. А издательство следует по-русски называть не иначе как «Преступная мысль», или, сокращенно, «Престмыс» — звучит столь же изящно, как и на языке оригинала.
Так вот, этот Дезертир подвел мощную антиглобалистскую и антикапиталистическую базу под свой образ жизни. А жизнь его состоит не только из постоянного, доведенного до совершенства воровства в супермаркетах. Не чурается он и копания в мусоре (для этого тоже есть свой изящный термин — scavenging), и ночевок на свежем воздухе. Принципиально не платит этот Дезертир также и за услуги транспорта. И вообще ни за что не платит и нигде не работает, нигде нисколько не старается! То есть уклоняется по большому счету.
И вот под его влиянием немалое число молодых и не таких уж молодых людей стали предаваться шоплифтингу (почему-то питание отходами и спанье на голой земле несколько менее популярны). Среди шоплифтеров есть и рабочие, и инженеры, и представители сферы услуг, и, разумеется, студенты. И кстати, насчет молодости: по сведениям той же «Дейли телеграф», была задержана ну очень немолодая женщина, пойманная с поличным при воровстве продуктов питания. Объясняя свой поступок, она ссылалась на нищету и преклонный
возраст. Но при этом интересны два обстоятельства: во-первых, она была вполне в своем уме, никакого там альцгеймера или продвинутого склероза. И во-вторых, в кошельке у злоумышленницы при обыске обнаружили триста фунтов наличными.Без ответа остался вопрос, было ли это преступным дебютом или, наоборот, просто на старости лет дама проявила небрежность и впервые попалась? Впервые за всю жизнь — за все свои девяносто восемь лет.
Недостаточно, наверное, старалась.
Глава VII. Мы любим странное
С сапогом на голове
Сегодня пятница, но не простая. Замечательна она тем, что Амире Роберте Мариам не надо надевать на себя надоевшую школьную форму, и даже сине-красный галстук не придется завязывать. Сегодня в школе Святой Энсвиты Фолкстонской объявлен «пижамный день».
Полнейшая потеха наблюдать, как Амира серьезно рассматривает себя в зеркале, а потом готовится к выходу на улицу в пижаме, накинув для тепла и из соображений гигиены сверху тонкий плащ. Некоторые ее товарки предпочли натянуть поверх пижамы банный халат и так шествуют по городским улицам. Но на мой вкус это уже некоторый перебор… Ну в самом деле, не предназначен же банный халат для хождения по улицам! Но с другой стороны, и пижама изначально не предназначалась для учения в школе. Мне невольно вспомнилось, как в Багдаде вечерком некоторые тамошние джентльмены имели привычку выйти в пижаме на улицу и даже в кафе в таком виде могли заглянуть, выкурить кальянчик. Но там это давняя традиция, ничего в этом на Востоке не видят смешного и хохмаческого. А здесь, в английской провинции, — другое дело.
Причем в школе за эту привилегию надо платить: сдать один фунт на благотворительные цели — в помощь африканским детям, кажется.
Но если не сдашь, то ничего тебе за это не будет. Не отправят назад домой в школьную форму переодеваться.
Так что это так, добровольно-принудительно.
И вообще все это не только ради сбора денег делается. Учат заодно детей, во-первых, юмору, а во-вторых, терпимости к странному, непохожему.
— Как ты думаешь, — спросил я Амиру на следующий день, — зачем нужен этот «пижамный день»?
Она немного подумала, ответила твердо:
— For fun. (То есть смеха ради. Или для веселья, для развлечения.)
На эксцентрика не выучишься, это или дано или не дано от природы. Но для того, чтобы эксцентрики существовали и процветали, общество должно относиться к ним без раздражения, даже с улыбчивой симпатией.
И вот этой терпимости можно научить.
Решительное отличие Англии не только от России, но и почти от всего остального мира заключается в нежном и бережном отношении к своим эксцентрикам. Ими дорожат как талисманами нации. И такую фразу я слышал: «Мы любим странное, мы ведь англичане».
Но эту любовь, конечно, надо воспитывать с младых ногтей.
Ходит по городу Фолкстону некая экстремалка, одетая в любую погоду, в жару и холод, в одно и то же глухое черное платье. На лице — устрашающая грубая белая маска: густой слой грима, белил или бог его знает, как это называется. Пугающе красно-кровавые губы и черным намалеванные глаза. А на платье — великое множество каких-то ярких ленточек, значков и бубенчиков. И на широкополой шляпе тоже колокольчики висят.
Ходит медленно, торжественно: марширует, а не ходит. Бубенчики звенят, предупреждая о ее приближении. Но главное не это, а то, что никто на нее никакого внимания не обращает. А если и обращает, то виду не подает. Амира тоже уже к ней привыкла, воспринимает как часть действительности. Ну, бывают, значит, и такие вот тети.