Иной мир. Компиляция

Я пока таким чудесам не научился, храню в голове и хорошее, и плохое, хоть и с радостью бы отказался от последнего. Есть, конечно, один рабочий вариант, и он зовётся Повелителем Разума. Мишка Урхарер может попытаться заблокировать всё ненужное, оставив только то, что пожелаю, но готов ли я к этому? Смогу ли, хватит ли силы воли, чтобы отказаться от негативных воспоминаний? И являются ли они негативными, или всё это лишь выдумки и самобичевание? Не знаю, не могу ответить. Знаю одно – Повелитель Разума в моей головушке копаться не будет, там всё останется так, как и должно быть.

Вроде подумал, успокоился и снова вернулся туда, откуда начал, думаю о Маше и о последнем разговоре, которого могло не быть, но, не попрощавшись, уехать я себе не позволил. Куча слёз, умоляла не оставлять её, резала сердце, которое сам себе порезал на части. Ещё Росс, сволочь такая, родственник хренов, дядька родной. Хоть он та ещё скотина, но я успел привязаться к нему и теперь скучаю. Два человека, Маша и дядя, мои плохие воспоминания. Плохие, потому что день ото дня, на протяжении трёх недель, утюжат душу и разум, да так сильно, что в груди болеть начинает.

– Всё думаешь о них? – Урхарер сел рядом почти бесшумно.

Излишний вес только с виду делает его неповоротливым, но на деле всё иначе, выносливостью мишка от собратьев мало отличается и уж явно превосходит человека на несколько пунктов. Мне, человеку подготовленному, с ним не сравниться. Первым, так было с начала похода, и так осталось до сих пор, устаю и почти всегда первым прошу сделать привал. Мечтаю о машине, но разве она тут поможет? Там, где ходим, быстро передвигаться можно лишь одним способом – летать. Но мы не птицы, крыльев у нас нет.

– Думаю… постоянно думаю… – ответил я и подкинул сухих веточек в костёр. – Скучаю, чего уж скрывать…

– Я понимаю тебя, человек, в этом мы похожи. Хотел бы помочь, но не могу, потому что нет лекарства от этой болезни, и зовётся она разумом. Терпи и привыкай, потому что со временем станет ещё хуже. Могу дать живой пример, если тебе это интересно.

Покосившись в сторону палатки, которую поставил для себя почти час назад и в которой уже должен спать, я кивнул и сказал:

– Давай, мне интересно. Только не затягивай, скоро спать пойду, с минуты на минуту собирался это сделать, но ты подсел.

– Не буду затягивать, пример быстрый, и имя его Угрх. Он единственный из нас, кто лишился семьи. Было это давно, если судить по вашим меркам, но в памяти Угрха свежо, словно случилось сегодня. Он страдает, всегда страдает и будет страдать до конца жизни. Радуйся, человек, у тебя другая судьба, ты ещё увидишь своих близких. Кто знает, может, совсем скоро…

– Спасибо тебе, Урхарер. – Я осторожно встал. – И доброй ночи, мне пора на боковую…

Аккуратно пройдя между спящих на пути к палатке берсерков, залез внутрь, достал телефон и попытался включить его. Знаю, что батарея села давно и все портативные зарядки тоже не фурычат, но продолжаю делать это каждый раз. В телефоне фотографии, мне нравилось рассматривать их перед сном. Посмотришь, а потом ещё долго уснуть не можешь…

* * *

Утро для меня начинается позже всех, как рано бы ни проснулся, а мишки уже на ногах и вовсю шуршат. Одни охотятся, другие собирают полезные корешки и травы, третьи тренируются, а четвёртые кашеварят. Если на миг представить вместо них людей, то может показаться, что ты находишь в идеально слаженном военном подразделении, все на своём месте, и все заняты делом. Один лишь я не у дел, что-то вроде обузы, как дитя малое.

Угрх, увидев, что выбираюсь из палатки, помахал мне лапой и сказал:

– Никита, присаживайся есть, приготовил кашу из молотого гибсариуса, тебе она должна понравиться. Высшая удача, что это дерево выросло здесь, в горах. Но и одновременно плюс, горный гибсариус намного душистее и полезнее равнинного.

Старина Орх, сама древность, от услышанного поморщился, что-то прорычал, а затем сказал:

– То, что отложил вчера в лесу Урхарер, и то аппетитнее твоей каши, Угрх. Не мучай человека, свари ему что-нибудь нормальное. Вон, у Ущахама полкотелка похлёбки ещё осталось, пусть её поест.

Проходя мимо берсерка Орха, я пробурчал:

– Угрх хорошо готовит, не обижай его…

Лес накрыло рычанием-хохотом. Закашляв, Орх сказал:

– Если когда-нибудь Угрх сможет приготовить что-то по-настоящему вкусное, то случится невозможное, я смогу дать потомство. Человек, ты в курсе, что мы бесплодны?

Остановившись, и развернувшись к берсерку, кивнул и ответил:

– В курсе, все берсерки не имеют репродуктивной функции, рождаются бесплодными, но было одно исключение, и зовут его Орх, он мог бы иметь потомство, если бы его не кастрировали при рождении.

– Тебе что, мои колокола показать? – Орх снова разразился хохотом-рычанием. – Они на месте, всю жизнь при мне, только толку от них нет, от слова совсем. Шутку, кстати, я оценил, но не вздумай так шутить с Харрором, он не поймёт, чувство юмора отсутствует.

– С чувством юмора у меня всё в порядке. – Харрор своей способностью перемещаться очень незаметно, кажется, даже Орха напугал, потому что возник за его спиной словно из неоткуда. Хлопнув старого берсерка по плечу, прорычал: – Мой отец был обычным медведем, но он был воином и побывал во множестве битв. Когда я был маленьким, он рассказывал мне про берсерка, который был великим воином. Я всегда удивлялся и хотел быть таким же. Угадаешь, про кого речь?

– Про меня. – Орх стал мрачнее безлунной ночи. – Я сражался с твоим отцом, Харрор. Много времени прошло, но память о тех событиях свежа, они всегда со мной.

– Что за события? – заинтересовался я. – У вас была война?

– Мы разумны, а значит, нам свойственно воевать. – Харрор развернулся и пошёл в темноту леса. Его тихое рычание долетело до меня: – Мы бы с радостью отказались от тех событий, они стали переломными в судьбе нашей расы…

Усевшись рядом с Угрхом, я взял деревянную тарелку, сразу же посолил содержимое из припрятанной в кармане соломки и, сунув ложку в кашу, задал вопрос:

– Сможешь рассказать мне о той войне, Угрх?

Качнув головой, медведь ответил:

– Никто не сможет, запрещено говорить, так что можешь не уговаривать, это пустая затея.

– Ну и ладно, – решил я. – Всё тайное всё равно становится явным, когда-нибудь узнаю правду. Надеюсь, в этой жизни…

Привычка – дело страшное, поэтому сунув в рот полную ложку каши, я не ожидал подлости. Привык, блин, что Угрх всегда готовит вкусную еду, а тут такая подстава. Каша, кажется, сварена на бульоне, основу которого составляли потники роты гастарбайтеров, которая не мылась месяца три. Ужасно вонючий аналог гречки, вот что мне пришлось испробовать!