Иной мир. Компиляция

Радует, что Лаврентий Павлович не усомнился во мне, меня не потребовали тут же арестовать. Шилов бы с радостью сделал это, я читал эти намерения в его глазах, но Берия приказал иное, он знал, что я не агент контролёров. Старикова допрашивали на моих глазах. Сильно пытали, подполковник Ардишвили вытащил из него всё, что тот знает. А знал тот совсем немногое и оказался на самом деле обычной телеграммой от контролёров. Человек-телеграмма, даже такое бывает, столь удивительна наша работа. Марк Стариков, впервые за всё время, был завербован контролёрами без применения кодировки. Ему не запретили распространять информацию. Его попросили это сделать.

Михаил вновь глотнул чаю. Кравцов, не выдержав, поторопил:

– Выкладывай уже по этому Старикову. Так и не могу вспомнить, где его видел.

– Партийный деятель он был, – подсказал Михаил. – Теперь вспомнили?

– Да, вспомнил.

– Контролёр заплатил Старикову золотом, целый слиток ему вручил. И пообещал, что после выполнения миссии поможет ему сбежать. Этот дурак поверил в могущество нового работодателя и поплатился за это жизнью. Ничего существенного, кроме утверждения, что я являюсь агентом контролёров, этот идиот так и не сказал. Рассказал, как выглядел контролёр, как появился, выйдя из портала, как вёл себя, но чего-то такого, что может сильно помочь в будущем, нет, не сказал.

– Миша, но ты ведь сам несколько минут назад говорил, что он сказал очень многое, – выдал Юра Егоров, всё это время только слушавший. – А теперь говоришь обратное.

– Я сказал немного иначе. Стариков сказал многое одним своим появлением, так я говорил. Ты упустил это, Юрий Николаевич, будь внимательнее. Контроллёры назвали Марку не вашу, полковник, фамилию. И не твою, капитан. И не кого-то другого. А мою. Это, можно сказать, их прямое заявление, что они наблюдают за мной и им очень не нравится то, что я делаю. А ещё контролёры сказали нам, что больше не будут прятаться. Мы хотели начать против них войну, но пытались скрыть от них подготовку к ней. Они атаковали первыми. У меня всё, товарищи офицеры, думайте…

Кравцов смотрел на потолок. Егоров в кружку. Оба думали. Минуты шли одна за другой, но молчание сохранялось.

Первым нарушил тишину Юра, пробормотав:

– Дело становится более интересным. И сложным…

– Миша, ты говорил, что мы позже вернемся к вопросу целей контролёров, которые так и остались неясны, – напомнил Кравцов. – Забыл?

– Нет, Иван Петрович, не забыл. Под “позже” подразумевалось ближайшее будущее, когда удастся выяснить больше, чем известно сейчас. В данный момент цели контролёров мне неизвестны, есть лишь догадки.

– Озвучь их, – попросил полковник.

– Позже, потому что пришло время тревоги. – Михаил кивнул в сторону выхода. – Часовой обнаружил труп и сейчас откроет дверь.

И дверь как по заказу заскрипела…

Глава 46

– Заключенная, на выход!

Тяжелая стальная дверь в камеру открылась, и по ушам ударил неприятный скрип несмазанных дверных петель. Поежившись от этого звука, Элизабет покорно встала и вышла в узкий коридор, наполненный запахом плесени и затхлости.

Рослый красноармеец с мертвым, неприятным взглядом, молча указал направление и немка торопливо засеменила в сторону выхода.

После расставания с Михаилом жизнь девушки кардинально изменилась. Несколько дней она жила в Москве на квартире с видом на Красную площадь. Просторная, в четыре комнаты, наполненная антикварной мебелью, с хорошей библиотекой и суровым охранником на лестничной клетке.

Как впоследствии узнала Элизабет, квартира принадлежала одному профессору. Его разработки очень ценились партией, он был вхож в Кремль. Но потом он сказал что-то, что сильно не понравилось руководству. И профессор исчез. Как впоследствии исчезла и Элизабет Бёллер.

На четвертый день ее пребывания в комфортной квартире профессора к девушке прибыл гость. Смуглый мужчина с дружелюбным взглядом, принёсший торт, представился Андреем и они долго пили чай на кухне и разговаривали. Андрея интересовали познания Элизабет о технологии стабилизации порталов, методики поиска и их предсказания. Попрощавшись, Андрей пообещал вернуться.

На следующий день Андрей пришел не один. Вместе с ним заявился суховатый пожилой мужчина, представившийся Иннокентием Игоревичем. Иннокентий принес с собой чертежи установки по стабилизации портала. Некоторые из узлов Элизабет узнала, это были чертежи из лабораторий Аненербе, которые разрабатывала группа Элизабет.

Привычно порезав торт и разлив чай по кружкам, Иннокентий и Андрей долго задавали различные вопросы по поводу установки, предлагали свои варианты, по доброму спорили между собой и с девушкой. В какой-то момент Элизабет поняла, что чувствует давно забытое ощущение покоя. За очень долгое время ей наконец не нужно никуда бежать, она в безопасности и занимается любимым делом.

Гости засиделись до позднего вечера. Принеся множество извинений, Иннокентий и Андрей пообещали прийти завтра и тактично откланялись, а Элизабет еще долго не могла уснуть, наслаждаясь чувством безмятежности. Оказывается, в СССР можно жить, общаться с приятными людьми, заниматься исследованиями…

Но следующее утро уже показало Бёллер насколько она ошибалась. На этот раз на пороге стоял не Андрей с Иннокентием, а люди из госбезопасности. Не особо церемонясь, офицер дал пять минут на сборы и под конвоем проводил девушку в ожидающую у подъезда машину.

Ехали долго. За шторами на окнах Элизабет не могла разглядеть подробностей, но была точно уверена, что они уехали далеко за пределы столицы. Когда прибыли в пункт назначения, солнце уже перевалило за полдень. Машина остановилась во внутреннем дворике с настолько высокими стенами, что солнечный свет не доставал до земли. И с потерей света исчезла и вся напускная вежливость, с которой к ней относились до этого.

Элизабет грубо затолкали в тесную камеру с лежащим на полу матрасом и маленьким окошком, через которое едва пробивался сумеречный свет. Кормили кашей и куском хлеба.

Сначала немка пыталась узнать с чем связано ее заточение, но все ее вопросы разбивались о стену молчания ее охраны. Спустя неделю Элизабет уже просто ждала, когда ее поведут на казнь. В СССР не забыли, что она работала на фашистов. Ее волновал только один вопрос – как именно она умрет? Расстрел или повешение? Если смерть неизбежна, то хотелось бы, чтобы она была быстрой и без боли.

Но дни сливались в недели, недели в месяцы, и ничего не происходило. В какой-то момент она просто потеряла счет времени. Воздух, проникающий через маленькое окно становился холоднее, а световой день всё более коротким. Камеру она покидала лишь несколько раз. Суровые охранники отводили ее в комнату чуть больше ее камеры, где ее ожидала ржавая чугунная ванна с теплой водой, куском мыла и жесткая, с вылезшими волосками, мочалка.

Поэтому внеочередной выход из камеры Элизабет восприняла как конец своего путешествия. Мыться ее водили вчера. А значит, теперь её ожидала расстрельная команда. Но смерть уже не пугала девушку. Уж лучше быстрый конец, чем медленное гниение в холодной “одиночке”.