Иной облик разума

людей в коридорах подземелья не хотелось, да и Вадим обещал, что в скором времени

Илья сам всё поймет, а может, больше… будет частью этой жизни, навсегда оставшись в

заточении, среди этих стен и их обитателей?

— Ну все, друг, теперь можно выдвигаться, нечего нам больше тут делать, нужно

вернуться в наше отдаление. Вперед… идем.

«Какое отдаление?» — крутилось у Ильи в голове. Когда они вышли из комнаты

разочарования, двое из спутников уже переоделись в обмундирование черно-синего цвета, на груди по центру сверкала золотистым оттенком буква «Э», придающая костюму

22

необычный вид. Фуражка того же цвета чисто армейского происхождения с буквой «Э» на

кокарде. Левый рукав украшала такая же буква золотистого цвета, от плеча до конца

запястья тянулись стрелки красного цвета, подобные линии были и на брюках. У

офицеров в отличие от солдат обмундирование разнилось расположением буквы «Э» на

погонах. Лейтенант — две буквы, старший лейтенант — три, капитан — четыре, и майор

— одна, по размеру больше, чем у низших по званию. Все то же самое, как и при жизни на

земле, когда различие среди личного состава офицеров определялось по погонам со

звездочками, а теперь их заменила буква «Э», она стала символом Центра в различных

отраслях, аспектах и творениях искусства. Солдатские погоны со званиями ефрейтор, младший сержант, сержант и т.д. остались прежними без изменений. Форма одежды при

военных действиях — камуфлированный светло-зеленый костюм старой окраски.

— Ну что, выдвигаемся к нашему отдалению? — с радостным блеском в глазах тихим

голосом спросил Вадим.

— Давно пора, хватит тут шаркать, мы и так отстаем от графика, — буркнул сквозь зубы

Маршал.

Они шли молча, брели, спотыкались, ускоряя шаг. Илья пытался разглядеть надписи и

дома, мимо которых проходили. Вдалеке блеснули яркие лучи, непривычный для глаз

режущий свет пытался проникнуть в их сознание. Илья, не отрываясь, любовался его

ослепляющей красотой, несмотря на то, что пройден был небольшой отрезок пути, он

отвык от ярких образов, запомнились только мрачные силуэты зданий и свет, тускло

падающий на их лица. По мере приближения к источнику света резь в глазах заметным

образом исчезала, они привыкали к фонарикам Проспекта света. На арке болталась

табличка с надписью «Рынок Проспекта света». Проспект выводил их из длинного

туннеля к комплексу многофункционального здания и других построек Центра. Повернув

направо и пройдя примерно полтора километра, вы оказывались перед незначительно

укрепленной и охраняемой заставой, существующей для поддержания контроля, проверок

тех, кто хочет наведываться в Центр. В случае конфликта в нарушителей, которые

проносили оружие и другие товары, запрещенные к вносу, разрешалось стрелять на

поражение. Неважно, с чем ты вышел из Центра, но важно, что ты стараешься сюда

пронести. В основном в Центр ходили торгаши, барыги. Расставляли свои палатки на

Проспекте света, торговали всем, чем придется, а за небольшую плату проносили

запрещенные предметы для продажи, например, геронидин в таблетках, куриц, напичканных тем же самым веществом. Их не составляло труда пронести незаметно, без

переплаты. Птицу скупали большими партиями хозяева ночных клубов, помещали в

раствор, выделяя наркотик из тканей дохлых кур, пропитанных этим веществом.

Употребляя геронидин, человек испытывал незабываемые ощущения. Препарат бодрил, заставляя часами работать без перерыва. В течение трех суток без сна можно было

зависнуть в состоянии глубочайшего спокойствия, усиленного рабочего драйва или

веселья. Главное — настроить своё сознание на один из видов пробуждения путем

обострения чувства или меняя его на состояние эйфории.

— Нам сюда. Идти прямо — значит попасть в лапы служак, и никакое сопротивление не

поможет в схватке с охраной Центра. Ты знаешь, когда-то тут царило спокойствие, Центр

всегда поддерживал примирение между всеми отдалениями. Бывший глава Центра был

достойным политиком, но все изменилось после его исчезновения. Говорят, что он не

поддерживал разработку нового газа жизни, как будто предчувствовал что-то ужасное.

Никто не знает, куда он делся, может, примкнул к повстанцам, стал отшельником или

23

егерем пещер. Неизвестно! — Вадим старался разнообразить интересным рассказом их

путь к пограничному посту, толком не зная сам, ложь это или правда.

— А может, его прибили новые властители империи Центра Эпилегата, — предположил

Маршал. Измученный движением, он пытался отвлечься и войти в роль.

— Знаешь, Илья, все увиденное тобой в скором времени станет ненужным, все эти здания, пункты, сооружения превратятся в груду металла и руины, когда люди поймут

ненужность ими созданного Центра. Они не должны убивать людей отходами газа.

— Объясни про газ, что это за гадость? — с интересом спросил Илья, не отставая ни на

шаг от Вадима.

— Гадость — это еще лояльно сказано. В Центре не существуют дни. Им внушили, что

газ продляет жизнь на некоторое время, точно не известно, на какой промежуток. Мы, люди Западного отдаления, считаем, он оттягивает болезнь на некоторое время, разрушая

человечность, душу, все самое хорошее, что может быть в человеке. Он создан для тех, кто по натуре эгоист и ради спасения своего тела способен на всё, даже на убийство

любимого человека. Люди боятся малыми отрядами выходить за пределы Центра, полностью зависят от газа, который не стоит ломаного гроша. Все это обман: вдыхая газ, человеку кажется, что изменяется время, и он живет дольше отпущенных ему дней. Час

жизни определяется им как двенадцать часов, время тянется долго и нудно. Вот, например, от 24:00 тикает первый час до 12:00, потом идет второй час — от 12:00 до

24:00. В Центре два Цикла: первый час и второй. Время бежит медленно и повторяясь, тем