Иной жизни для себя не представляю!

домик, и оказались метрах в двадцати от его крыльца, за которым

начиналась открытая прохладному ночному ветерку веранда. Здесь

командир диверсантов остановил, и приложил палец к губам: ни звука!

Я сознательно поменял наш статус с разведчиков на диверсантов,

из-за появившейся крамольной мысли: уж не знает ли Коля, где у

хозяина дома хранится спиртное, и привел нас сюда часть его

экспроприировать? Иначе почему пришли ночью, когда все спят, зачем

все эта осторожность?

Командир же, после понятного жеста «молчать!» улыбнулся, и

наклонил свою голову к моей и Лешкиной поближе:

«Дальше один иду», - прошептал еле слышно, - «а вы смотрите,

как дела делаются!» - точно совсем спятил, собирается в дом залезть и

нас вместе с собой подставить! Я подумывал зашуметь, что бы вовремя

разбудить хозяев, но командир успел к веранде подкрасться, просунул в

щель ее низкого ограждения, за которым нам ничего не было видно,

длинный прутик, и начал им шевелить. Черт те что! Сейчас бутылками

загремит!

Я рот открыл, в ожидании, и взял за руку Лешку, что бы

потащить за собой, когда хозяева проснутся и появятся из входной

двери в комнату за верандой. Но дверь не распахнулась, зато выше

ограждения веранды возникла лохматая голова, посмотрела в нашу

сторону, кивнула, и скрылась внизу, после чего до нас донесся

недовольный женский голос. Оказывается, хозяева спали не в доме,

муж и жена точно, а может и еще кто, пока неизвестный. Командир

опустился на корточки, в нашу сторону показал кулак, что означало

сидеть тихо и не дышать. Минут на пять все замерли. Потом из

веранды на крыльцо на четвереньках медленно и бесшумно начал

выползать мужик в трусах. Спустился во двор, поднялся на ноги, и

вместе с Колей, махнувшим нам рукой, они отошли за небольшой

сарайчик. Мы с Лешкой прокрались туда же.

Вот так то. Коля знал, кто на разъезде главный, и страхи мои, что

вляпываемся в преступное деяние, оказались напрасными. А муж этого

главного держал лавку, товары в которую привозились поездом-

хозяйкой раз в неделю, вместе с питьевой водой в цистерне. Теперь этот

лучший Колин друг специально для него кое-что заказывал, и сейчас

заказ из сарайчика достал: Молдавский портвейн, за совсем смешную

цену восемьдесят две копейки бутылка! Если отбросить стоимость

тары двенадцать копеек – семьдесят копеек за пол литра абалденного

6

по качеству напитка! Вы в городе что-нибудь подобное покупали?

Лично я никогда.

Не отходя, как говорится, от «кассы», две бутылки из десяти

вчетвером мы тут же выдули – так Коля отблагодарил своего друга, и

тот так же осторожно покрался занимать свое место на супружеском

ложе. Ну а наша троица с уже меньшей осторожностью перемахнула

через насыпь железки и была встречена истомленными ожиданием

собратьями. Дальше сами понимаете что было.

Часть вторая.

Аэрофотоснимки на доставшуюся мне площадь я быстро

зарисовал, увиденным под ногами, и в субботу утром подошел к

старшему геологу, отвечавшему за геологические работы. Предупредил

что все, делать мне в поле больше нечего. Виктор Александрович

удивился, покачал в сомнении головой - показал, что не мог я в столь

короткий срок с заданием справиться:

«Ребят в поле отправлю, и материалы покажешь. Сдается мне,

что ты поторопился», - я по привычке пожал плечами, и пошел

необходимые бумаги отбирать.

Показывать и объяснять пришлось троим. Кроме старшего

геолога, в палатку-камералку пришли начальник отряда Николай

Федорович, и геофизик Виталий, отчество которого, из-за присущей

тому легкости общения со всеми, не употреблялось.

«Ну и что намудрил?» - Николай Федорович по праву начальника

пододвинул мои бумаги к себе поближе. Два других экзаменатора

подвинулись поближе к нему. Минут пять молча рассматривали

картинки, с видом серьезным, что меня радовало. Не хмыкают, не

улыбаются, головой не качают – значит, картинки нормальные. Даже

для Николая Федоровича, уверенного, что в моей голове места для

умных мыслей нет.

«Ну что», - это уже старший геолог, - «нарисовано логично,

можно сказать на четверку». А начальник отряда от карты оторвался,

посмотрел на меня с удивлением. Неужто и он на четверку согласен?

«Теперь давай на словах: может быть здесь хотя бы

рудопроявление, а если может – то покажи где», - продолжил старший

геолог.

Будь на моем месте Лешка, он о перспективах участка

разглагольствовал бы до обеда, я же для себя такого позволить не мог,

из-за очередного принципа: говорить то, в чем уверен. А уверен я пока

был не во всем:

«Измененные породы, в которых рудопроявление возможно, есть,

вы это видите», - кивнул на карту, - «но несут ли они ореолы нужных

элементов – станет ясно после анализа проб. Их я отобрал, где смог, из

коренных пород, выходящих на поверхность. Но в самых интересных

7

местах это не удалось: разломы прослеживаются по долинам и

лощинам, а там наносы - суглинок, песок и галька, мощностью до

нескольких метров».

«Значит, не все сделано», - Николай Федорович за столом

выпрямился и откинулся назад, - «до ума нужно карту доводить!» - и

взгляд свой трансформировал в снисходительный, каким удостаивают

проштрафившегося. То-есть, показал, что четверка мне не светит.

«Карта нормальная», - не согласился Виктор Александрович, и