Иной. Весь цикл

– Осталось где-то… не знаю. Может, месяц, - пожал я плечами, пытаясь вспомнить, когда именно мне передали то сообщение от Микроса. – Точно сказать не смогу, просто не знаю.

– А что нам делать-то? – задала, как мне кажется, самый важный вопрос Элиз. – На фоне конца света наша борьба становится просто бессмысленной! Плюс надо как-то остальным таким же, как и я, сообщить, что мы умрём вместе с этим миром!

– Ты про Сову, Юру и Пони? – поднял я на неё свой уставший взгляд. – Надо бы сказать, они заслужили знать правду.

– Вы сейчас о чём? – непонимающе пару раз хлопнул глазами наш гномий военачальник.

– Ничего важного, - отмахнулся я. – Для тебя по крайней мере. А вот для нас это в своё время было очень… сильным и трудным испытанием. Но пока, Элиз, мы не можем этого сделать. По крайней мере не сейчас. У нас осталось ещё восемь живых архимагов, с ними надо что-то делать.

– Что-что?! – словно ждал этого момента гном. – Их надо всех прикончить! Все эти твари повинны в гибели моего народа! А значит, заслуживают кары похлеще смерти!

– Поверь мне, - усмехнулся я и натянул улыбку на все лицо. – Они уже страдают так, как не страдает никто. Но тут ты прав. С этими уродами пора кончать. Главное, надо выследить их. А они в тысяче километров от нас… есть идеи, как их достать?

– Не-а, - тут же ретировался гном и уселся на свой высокий стул, чтобы его было видно из-за стола.

И что самое интересное, он не возражал, что ему дали специально такой стул, намекая на маленький рост. Спокойно воспринял, как должное. А может, он просто подумал, что так мы его делаем равными себе? Всё может быть, всё может быть.

– Я тоже не знаю, - пожала плечами девушка, уставившись в сторону выхода из палатки. – Что для них сейчас ценно больше всего?

– Их жалкое существование! – щёлкнул пальцами Лемаэль. – Они подпитываются энергией некого существа, но… оно же их и убивает! Хотя, чтобы что-то с этим сделать, нам надо быть рядом с ними. Прошу прощения.

– Ты в чём-то прав… - задумался я. – Они дорожат своей целостностью, каждый из них хотел жить, существовать. Но с каждым днём их разум подтачивается этой сущностью, их души измельчаются. Они теряют себя. А тому уроду надо только одно. Чтобы я сдох.

– Так значит, тебя можно подавать на блюдечке? – усмехнулся гном.

– Ты с ума сошёл?! – тут же взревела девушка. – Он же наш лидер!

– Но он - единственный, кто может привлечь внимание этих уродов! – тут же заступился за своего маленького товарища эльф. – Никогда бы не подумал, что скажу такое, но этот гном сейчас полностью прав! Иного надо выставлять наживкой, причём без армии. Они боятся всех нас, они не смогут с нами сражаться, они понимают это…

– Но!.. – тут же Элиз хотела что-то сказать в противовес этой спевшейся парочке, но я ей не дал этого сделать.

– Я согласен, - спокойно ответил я, довольно пристально смотря на свою возлюбленную. – Если такова цена сохранности мира, то я согласен на такой маневр. Но нужно как-то дать знать, что я один, причём ослаблен. Тогда они клюнут.

– Может, пришедшие нам в этом помогут? – почесал бороду гном. – А что? Эти уродцы могут путешествовать по всему миру без проблем.

– Как вариант, - согласился я с ним. – Переговорю с Микросом.

– Командир! – тут же раздался у меня в голове голос командира второй летающей сотни. – У нас чрезвычайная ситуация!

– Что такое? – с легким напряжением спросил я у него, тем самым позволив продолжить доклад.

– Фронт людей… он… сокрушён.

– Какого?! – и мыслями и вслух сказал я, смотря обречённым взглядом на своих товарищей. – В каком, чёрт, смысле сокрушён?!

Интерлюдия 3

– Вставай кусок крысиного говна! – пнул командир одного из оставшихся в живых бойцов, который поздно ночью стоял в карауле. – Мне плевать, что ты делал, командир легиона объявил общий сбор в центре лагеря!

– Но!..

– Ты, чо, совсем тупой нахрен?! – приподнял за грудки ночной рубашки своего бойца десятник. – Сказано, командир легиона строит весь легион в центре лагеря!

– Да зачем?! – отбился боец от своего обнаглевшего в последнее время командира, рухнув обратно на мягкую подбивку спального мешка.

– Какое-то важное объявление, - положил руку на свой клинок десятник, чтобы показать, что он не будет терпеть таких выходок. – У тебя есть три минуты привести себя в порядок. Построение нашей сотни через десять минут. Кто не явится, ту десятку казнят.

Эти слова заставили бойца буквально подорваться. Его десятка была для него всем. Он был сиротой, был никому не нужным оборванцем, но, когда ещё был жив отец нынешнего Императора, был издан указ, который позволил всем, не только достойным, попасть в состав учебных легионов. Конечно, такие бойцы дальше десятников никогда не продвигались, да и то это было в лучшем случае, но они часто возвращались домой с деньгами, почестями. Домой. В свой дом. И черёд Патрика, бойца двадцать третьего экспедиционного легиона одиннадцатой сотни второй десятки, уже был близко, буквально оставалось прожить несколько месяцев и всё, ему был положен свой надел, своя земля. Но всё равно, никого роднее десятки, состав которой благодаря их высокой слаженности не менялся больше десяти лет, у него не было. И он не хотел подставлять свою настоящую, проверенную потом, слезами и кровью родню.

Уже через две с половиной минуты Патрик стоял в шеренге своей десятки, слушая, как кого-то костерит их командир. Они уже привыкли пропускать всю брань мимо ушей, просто… просто она была для них чем-то обыденным, тем, на что можно не обращать внимания. И чтобы не говорил десятник, как бы не ругал он их в повседневной деятельности, в бою его команды выполнялись чётко и строго. Он мог командовать, он умел командовать, он знал, как можно спасти жизнь бойцам. А иногда и целой сотне.

– Значит, так, - встал перед всем ними десятник. – Что именно будет говорить командир легиона, никто не знает. Но мы стоим рядом с двумя другими легионами, у них тоже срочные построения. И, честно вам скажу, мне это нихера не нравится. Война войной, но на ней не должны разом строится три легиона на одной опорной точке. Словно нас хотят… перебросить. Ладно, хватит трепаться. За мной шагом марш!

По лагерю курсировало много таких десяток, кто шёл в колонну по двое, кто по одному. Какие-то были в полном составе, как десятка Патрика, какие-то были почти полностью разбиты: два, три человека. Иногда встречались и просто в одиночку бредущие воины, на лицах которых ничего, кроме страха, боли и печали, не было.

Добравшись до своей сотни, которая уже давно перестала быть сотней, где-то человек шестьдесят, не больше, бойцы заняли свои места. Они были явно не в лучшем виде, все они были уставшие, измотанные этой войной. Сражаться против демонов - это не тоже, что сражаться против себе подобных или против других разумных этого мира. Их можно прочитать, их можно угадать, ведь все так похожи. А эти… они желали только убивать.