Инсбрукская волчица. Том первый

И тут сверкнула молния. Она перечеркнула зигзагом небо и впилась прямо в воду. Практически одновременно раздался ужасный грохот. Гром был такой силы, что казалось, небо раскололось надвое и мир рушится. Хайди схватила меня за руку, и мы обе присели от страху, пригнув головы, а когда встали и посмотрели на озеро, где среди волн только что виднелись головы тонущей Эльзы и плывущего к ней Курта, то никого не увидели.

"Эльза!" -- завопила Хайди. "Курт, Курт!" -- вторила ей я. Мы бегали вдоль берега и кричали, наверное, полчаса, а может час, а может и больше. Дождь кончился, гроза пролетела, оставив в воздухе запах озона, а мы все кричали и ревели, и бегали вдоль берега. Нам не хотелось верить, что Эльза утонула. А где тогда Курт? Ведь он в воде как рыба, и плавает отлично, и ныряет. Вначале я думала, что он нырнул и выплыл где-нибудь правее или левее нашего пляжика. Там берег каменистый, неудобный, но выбраться при желании можно. Мы плакали и кричали, звали Курта и Эльзу, хотя я-то понимала, что она вряд ли могла выплыть.

Наконец я осознала, что Курт не придет. Это пришло ко мне в какое-то одно мгновение. Вдруг стало ясно, что если бы он добрался до берега, то уже давно был здесь...

И тогда я взяла Хайди за руку и сказала, что надо бежать в деревню, звать взрослых. Она не хотела уходить, ревела, буквально в истерике билась, и все звала своих сестру и брата. И все-таки я увела ее.

На краю деревни нас встретили дедушка и фрау Хольцер. Мать сходу влепила Хайди затрещину и завопила:

– - Где вы шлялись? Пока была гроза, я чуть с ума не сошла!
– - и только после этого она взглянула на дорогу за нашими спинами.
– - А где Эльза и Курт? Наверное, боятся получить от меня взбучку? Ну и задам же я им, пусть только появятся. Нет, вы посмотрите на нее, -- грубо дернула она не перестающую реветь Хайди за руку, -- сама вымокла до нитки, и еще ревет!

Я тоже плакала, но потише, чем Хайди, та рыдала взахлеб, ничего сказать не могла. И тогда сказала я:

– - Курт и Эльза... они, кажется... утонули...

Фрау Хольцер так и замерла с разинутым ртом и выпученными глазами, а дедушка дернулся ко мне, обхватил за плечи.

– - Где?

– - Там, на озере, -- кивнула я в ту сторону, откуда мы пришли.

– - Они купались, а мы нет...
– - начала я рассказывать сквозь рыдания, которые подступали к самому горлу.
– - Я вообще не хотела идти, а когда они зашли в воду, я орехи собирала...

– - Орехи!
– - взвизгнула фрау Хольцер, будто безумная.

– - Да, вот...
– - я стала выворачивать карманы, полные орехов, и они со стуком посыпались на землю.
– - А тут гроза, дождь... Я побежала на берег и увидела, что Эльза тонет... Курт уже почти доплыл до нее...

Я умолкла, не в силах сказать, что было дальше.

– - И что?
– - потряс меня за плечи дед.

– - Ударил страшный гром... Больше мы их не видели...

– - Молния была?

– - Огромная, от неба до самой воды...

Фрау Хольцер вскрикнула и кинулась по дороге к озеру. Хайди понеслась за ней, а дедушка побежал к соседям, звать на помощь.

Их нашли только на следующее утро. Волны прибили тела к противоположному берегу озера. У Курта на середине спины был огромное черное пятно, а вокруг синие прожилки, вроде тех, что мороз рисует зимой на стекле. Полицейский врач сказал, что его убило молнией.

После трагедии прошло несколько дней, заполненных мрачными переживаниями. Я по большей части сидела дома, не в силах заставить себя выйти на улицу. Тяжело было видеть знакомых, в особенности, я боялась столкнуться с кем-то из семьи Хольцеров. На берег озера я тоже не ходила. Почему-то меня мучило чувство вины из-за смерти Эльзы и Курта.

Маленькая Хайди тоже не показывалась на улице. Несчастье нанесло сильный удар сознанию девочки. Она до сих пор не понимала, что брата и сестры больше нет в живых. Пройдёт немало времени, прежде чем Хайди поймёт, что произошло. Её родители пытались держать себя в руках, хотя бы ради Хайди, единственного оставшегося в живых ребёнка. Но всё равно было видно, что они переносят немыслимое горе.

Один мрачный день сменялся другим. Я опомнилась, только увидев на календаре число -- двадцать второе августа, практически, конец лета. Зарядили холодные дожди, ночи стали тёмными и холодными. В наших местах лето часто бывает прохладным. В прошлом году оно откровенно посмеялось над людьми -- все три месяца накрапывал скучный серый дождь. Поэтому я старалась каждый солнечный денёк проводить под открытым небом.

Сегодня был один из таких дней -- небо сияло синевой, на листве деревьев играли солнечные лучи. Меня разбудил нежный утренний ветерок, проникший в открытую форточку. Я надела платье, быстро причесалась и пошла в кухню.

Там уже слышались шаги и покашливанье дедушки. По старой крестьянской привычке он просыпался с восходом и сразу начинал хлопотать по хозяйству. В кухне витал горьковатый аромат кофе, на столе стояла миска варёных яиц, блюдо с нарезанным серым хлебом и кувшин свежего молока.

– - Доброе утро!
– - воскликнула я.

Дедушка молча указал мне на стол, что означало -- садись, завтракай. Я поставила яйцо в рюмку, разбила скорлупу ножом, всыпала щепотку соли. Дед смотрел на ярко-синее небо за окном.

– - Какая погода замечательная! Может, прогуляешься?

Я опустила глаза и замотала головой. От волнения мои пальцы сами собой ломали хлеб на мелкие кусочки. Дедушка, отлично понимавший причины моего отказа от прогулок, вздохнул и заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

– - Анна, в этой жизни ничего нельзя предотвратить. Человек принимает то, что ему суждено. Понимаешь? Надо смириться и жить дальше. Эльзу и Курта не вернёшь.

Он положил мне на плечо ладонь -- тяжёлую руку крестьянина, познавшего много труда и превратностей судьбы.

– - Но это несправедливо!

Я почувствовала, что мои глаза невольно увлажнились.

– - Мир так устроен, -- спокойно ответил он.
– - В нём полно зла, но хватает и добра. Меня другое беспокоит. Ты скоро пойдёшь в гимназию.

– - Да, -- я даже обрадовалась, что он сменил тему.
– - Уже в сентябре!

– - Боюсь, не будут ли тебя там обижать. Держись с достоинством. Будут бить -- не давайся.

Я засмеялась.

– - Что ты, дедушка! Разве папа с мамой отправили бы меня в плохое место? Это хорошая гимназия, там учатся девочки из приличных семей...

Я убеждала его, что никакие неприятности мне не грозят, а если кто и попробует обижать, я за себя постою.

Дедушка задумчиво кивал, не глядя мне в лицо, а потом вдруг резко поднялся со стула, сделал шаг и пошатнулся. От испуга я закричала во весь голос. Я поняла, что с дедушкой происходит что-то плохое. Он прижался спиной к стенке, прижал руку к сердцу. Губы его жадно ловили воздух, в глазах стоял ужас. Через несколько секунд дед сполз на пол и затих.

– - Дедушка!
– я упала на колени рядом с ним, попыталась приподнять его голову. Потом вскочила и бросилась во двор, крича: "Помогите!". Немедленно примчались соседи, супруги Фоглеры.

Они вбежали в наш дом. Фрау Фоглер обняла меня и, приговаривая что-то ласковое, увела к себе. Её муж вернулся с таким испуганным и грустным лицом, что я сразу всё поняла.

– - Что случилось? Как Альберт?
– - быстро спросила женщина.

– - Умер, -- еле слышно ответил Фоглер.

Я завопила от ужаса, а потом забилась в рыданиях. За одно лето смерть дважды показала мне свой ужасный лик. Мне казалось, она стоит в дверях и злорадно усмехается, глядя на меня из-под чёрного капюшона.