Институт экстремальных проблем

Обломки, завалившие коридоры, постепенно смещались под действием собственной тяжести, и Илья обнаружил, что уже не сможет пробраться в помещение склада. «Хорошо, что мы оттуда ушли», — он вспомнил, как долго пришлось уговаривать Галю с Наташей, которые хотели остаться там в расчете на то, что через шахту лифта спасателям будет проще добраться до них. На девушек подействовали только слова Наили, которая вспомнила об охраннике. «Какая она добрая!» – на него будто повеяло теплом среди промозглой сырости подвала, когда он вспомнил милые глаза и улыбку и подумал, что никогда не встречал такой славной девушки. Наиля была не просто красива, ее лицо было наполнено светом поразительной добросердечности. Она ухаживала за Егором как за родным братом, ласково улыбалась ему, успокаивала, когда он начинал корчиться от невыносимой боли – обезболивающие препараты у Ильи уже давно закончились. Девушки из магазина в такие минуты боялись подходить к охраннику, хотя он обессилел настолько, что не мог даже пошевелить рукой.

— Ты не сдерживайся, ругайся, кричи, — говорила Наиля, — так тебе легче будет.

— Не будет, — Егор иной раз до крови прокусывал губу, — поделом мне. Прости меня.

Охранник уже не отворачивался от нее, только смотрел с горькой благодарностью, когда девушка ухаживала за ним. Она говорила Егору, что им помогут, что спасатели знают, где они находятся, а Илья утешал Галю с Наташей, которые через два дня совсем приуныли. Все их силы ушли на то, чтобы выбраться из лифта, и теперь они то и дело начинали плакать. Их слабенькие мобильники с подсевшими батареями не могли поймать сеть в подвале, да и Илья иной раз подолгу пробирался по заваленным коридорам, пытаясь связаться с ребятами. Девушки каждый раз пугались, когда он долго отсутствовал, плакали, представляя, как его завалило обломками, кое-как успокаивались, когда он возвращался, но потом снова начинали плакать. Наиля и их утешала, как маленьких детей, и рассказывала им смешные истории о Ходже Насреддине. Илья вспомнил совсем недавнюю новогоднюю постановку и ему показалось, что все это происходило не полтора месяца назад, а в какой-то совсем другой жизни. Наиля слушала его рассказ и смеялась, как ребенок, Галя с Наташей тоже улыбались, а он радовался, что может хоть на миг заставить девушек забыть об окружавшем их ужасе.

Илья нашел место, где связь была относительно устойчивой и регулярно приносил новости. Спасатели его группы, двигаясь к ним, проделывали среди завалов туннель, стены которого обрабатывали специальным раствором, который вспенивался и скреплял обломки. Работа шла медленно, за час удавалось пройти не больше метра, но продвижение не останавливалось ни на минуту. Отдыхать ребята уходили по очереди к Ирине Устюговой, которая жила совсем рядом. Ее дом находился даже ближе к месту взрыва, чем гостиница, где были организованы отдых и питание для тех, кто работал на завалах. Случившееся с командиром потрясло Илью. Он долго сидел неподвижно после разговора с Сергеем Томским, который, правда, без особых подробностей рассказал, что произошло с Медведевым и что сделала Светлана. Илья едва ли не в первый раз в жизни подумал, что если бы он был верующим, то молил бы бога, чтобы тот укрепил целительные силы девушки и чтобы Вадим поправился. Он давно понял, что их командир влюблен в Свету, и прекратил после этого свои попытки ухаживать за ней, подозревая, что девушка не сможет остаться равнодушной к тому неистовому чувству, которое Медведев пытался скрыть всеми силами, и что у него почти не получалось.

Спасателям оставалось пройти примерно тридцать метров, когда Илья понял, что Егор совсем плох, а нервы Гали и, особенно Наташи, на пределе. Девушки стали думать, что спасатель обманывает их, говоря неправду о спасательных работах, сочиняет разговоры со своими друзьями, но отказывались пробираться сквозь груды обломков к тому месту, где была возможна связь, предпочитая неподвижно сидеть, закутавшись в куски упаковочной ткани. Егора они ненавидели, считая его виновником произошедшей трагедии – Илья неосторожно проговорился, что торговый центр взорвал один из охранников. Его недавно бросила девушка, предпочтя директора расположенного в «Атланте» ресторана бывшему спецназовцу, и он, уволенный после попытки выяснить отношения, решил отомстить всем сразу таким диким способом.

Наиля одна занималась с Егором, успокаивала плачущих девушек и хлопотала вокруг Ильи, заклеивая остатками пластыря из его аптечки свежие ссадины, полученные во время вылазок в полузасыпанные коридоры. Ей было некогда тревожится и думать о себе, к тому же она безоговорочно верила Илье и не сомневалась, что помощь к ним придет. Печенье, шоколад и сок давно закончились, воды тоже оставалось совсем немного, а добираться до них, при самом благоприятном стечении обстоятельств, спасатели могли еще дня два. Сил у Ильи тоже оставалось немного, но он решил, вспомнив уроки Светланы, попробовать усыпить девушек и Егора. Охранник и так был почти без сознания, он только полуприкрыл глаза, соглашаясь на все. Галя с Наташей сначала отказались, заподозрив Илью непонятно в чем, но когда увидели, как сладко спит Наиля, позволили спасателю усыпить и их.

«Какая она добрая, ласковая, доверчивая!» – Илья вспоминал милую улыбку Наили. Ее облик постоянно стоял перед глазами, а сердце разрывалось от сострадания и внезапно вспыхнувшей любви. Он боялся поцеловать ее, опасаясь оцарапать отросшей щетиной нежную, как у ребенка, кожу, и только, чуть дотрагиваясь, гладил густые длинные волосы.

Илья получше закутал девушку в свою куртку, сверху укрыл обрезком чехла и сам впал в полудремотное состояние, которое, с одной стороны, экономило силы, но с другой – позволяло следить за окружающей обстановкой. Время от времени он сбрасывал с себя оцепенение, внимательно прислушивался к звукам, нарушавшим тишину подвала, и примерно каждые три часа пытался установить связь с ребятами. Работа у них пошла совсем медленно; путь спасателям перегородила огромная плита, убрать которую было невозможно, а для того, чтобы проделать в ней отверстие, нужны были многие часы. Искать обход не имело смысла – времени на это можно было потратить еще больше, да и Меньшиков со странной уверенностью утверждал, что остальные коридоры засыпаны еще сильнее, пробраться по ним невозможно. Илья согласился с Сашкой, подтвердив, что обломки постепенно оседают, и он уже не может протиснуться в некоторых местах, где раньше проходил почти свободно.

Меньшиков двигался впереди группы спасателей, его сменял Сергей, они пытались определить, какие обломки можно сдвинуть и убрать без угрозы обрушения до момента фиксации остальных. Им было проще развернуться в узком пространстве, где было тесно более крупным Антону и Денису. К ним присоединились ребята из других групп; Артур Галямшин, который не мог простить себе гибель Володи Устинова, сейчас делал все возможное в стремлении как можно быстрее добраться до Ильи.

— Наш парнишка без патологий, — не без насмешки нахваливал Сашку Середкин, — ни высоты не боится, ни замкнутого пространства.

Артур невесело улыбнулся и отправил в помощь Меньшикову и Томскому Леву Нестерова, тощего и подвижного, как ртуть, парня.

С другой стороны подобным же образом двигались ребята из группы Марата, они пытались добраться до двух саперов, кинолога и Данилы Зубарева, которые во время взрыва обследовали подземную автостоянку и оказались в положении, сходном с тем, в котором находился Илья. Им было сложнее, потому что стоянка оказалась наполовину затоплена водой, просочившейся из бассейна по трещинам в бетоне; серьезных травм никто не получил, но мокрая одежда при температуре, близкой к нулю, грозила серьезным переохлаждением организма.

Сашка в некоторых местах при всей своей гибкости еле протискивался между обломками бетона и стальных балок. Он застрял пару раз между двумя плитами, зацепившись комбинезоном за обломки арматуры, еле выбрался назад и после этого разделся до белья, сняв даже майку.

— Ты бы погодил с этим делом, — усмехнулся Середкин, — когда доберемся до места, там мужской стриптиз лучше нас оценят.

— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — огрызнулся Меньшиков и полез в очередную щель между плитами.

Острые края обломков обдирали кожу на спине и боках, но теперь Сашка нигде не застревал и мог спокойно обследовать куски бетона. Он осторожно ощупывал их, и непонятное чутье подсказывало спасателю, какой лучше не трогать. Меньшиков не задумывался над этим, он настолько ушел в работу, что даже не чувствовал холода, хотя температура в завалах опустилась ниже нуля. Сашка думал о товарище, он представлял себе Илью и мысленно говорил ему: «Подожди еще немного, доберемся до вас пусть медленно, но верно. Вот еще хорошенький кусочек попался! Сейчас мы его уберем с дороги, остальные зафиксируем, и места у нас будет, хоть танцуй!»

Часть 4. Бездна

Беспамятство никак не хотело отпускать Медведева. Расплывчатые даже еще не мысли и образы, а едва уловимые ощущения появлялись и снова исчезали, погружая его в небытие. Он не помнил, кто он такой, что с ним произошло, и жил неясным восприятием текущей секунды, когда к нему ненадолго возвращалось сознание. Спустя продолжительное время он почувствовал, что наконец приходит в себя, просыпаясь от тяжелого сна.

«Где я? Что со мной?» – мелькнула неясная мысль и мгновенно пропала, потому что ее продолжение потребовало бы неимоверных усилий. Смутно вспомнилось чувство леденящего холода, ослепительных световых вспышек, раздирающей тело боли. Сейчас боли не было, вернее, она была, но где-то далеко, на нее можно было не обращать внимания. Гораздо сильнее боли досаждало страшное неудобство: что-то мешало во рту, давило на пересохшие язык и губы, тугая повязка стягивала грудь, мешая дышать, врезалась подмышками, тяжелая голова, казалось, не держалась на шее, а все время норовила куда-то запрокинуться. В довершение всего, в ушах стоял непрерывный гул, нарушаемый чередованием грохочущих и булькающих звуков.