Институт фавориток

Хм! Смотрю на подругу и успокаиваюсь. Платье красивое, из ярко-зеленой блестящей тафты, по-моему, даже излишне нарядное. Прическа аккуратная и опять-таки праздничная. На руках синяков нет, а вот браслет, наоборот, имеется. Лицо… да, лицо расстроенное, но отнюдь не истощенное.

И в чем же проблема?

Тяну ее за руку, чтобы села рядом и не привлекала к нам лишнего внимания.

— Ты как? — на всякий случай спрашиваю. Вдруг я чего не заметила?

— Плохо, — судорожно втягивает воздух и снова всхлипывает Лурита. Находит глазами дядюшку, впивается в него влюбленным страдальческим взглядом и шепчет: — Он меня измучил совсем! Обнимает так, что дыхание перехватывает и сердце останавливается. Кормит из своих рук. И одевает сам, и причесывает, и спит рядом на кровати… Но при этом ничего мне не позволяет! А еще ругается, когда я пытаюсь спровоцировать его на физическую близость… Дей, — она стонет, прикусывая ладонь, — это так сложно выносить! Поговори с ним, пожалуйста!

Каких сил ей стоило оторвать взгляд от вожделенного объекта, уму непостижимо. Но все же подруга нашла в себе силы сделать это и теперь с надеждой смотрит на меня. А я…

А что я? Я и сочувствую ей и в то же время понимаю, что ничем не могу помочь. Организм Луриты привязался к дядиному на своем физиологическом уровне, и теперь мало того что эта привязка главенствует над ее разумом, так и избавиться от нее крайне сложно. Но самое гадкое, что дядя не просто дал влечению развиться, а еще и стимулировал его постоянно! То есть все эти дни, вместо того чтобы позволить организму девушки получить желаемое и успокоиться, он разжигал в ней страсть все сильнее. Зачем? Я его планов не понимаю. Хотя…

А ведь много может быть объяснений.

Первое. На ее примере дядя решил наглядно показать, что меня ждет, если буду вести себя необдуманно и неосторожно, вместо того чтобы влюбить в себя Атиуса. Типа смотри, Дей, и запоминай: дашь слабину, и с тобой смогут сделать все что пожелают. В этом случае он помучает еще чуток Луриту, переспит с ней и отпустит с миром.

Второе. Дядюшка решил использовать девушку как объект шантажа. То есть будет давить на меня, вынуждая сделать что-то нужное ему, в обмен на свободу моей подружки. Малоприятный вариант.

Третье. Дядюшка специально не дает ей желаемое, чтобы, когда потребуется, управлять девушкой в своих интересах. Она, ослепленная страстью, для него сейчас отличная марионетка. Получается, что с Луритой мне теперь тоже надо вести себя осмотрительно, чтобы она меня ненароком не подставила.

— Может, он хочет, чтобы ты стала его женой? — все же для подруги называю последнюю, самую приятную в ее состоянии версию.

А что? Ведь в этом тоже нет ничего невозможного. Мужчина, зная, что у девушки влечение, отказывается от секса с ней, но от себя не отпускает и все делает, чтобы привязка стала сильнее. Значит, сам влюбился. Логично же!

Лурита замирает на полувсхлипе и перестает реагировать на происходящее. Оно и понятно — в ее состоянии адекватно воспринимать информацию сложно.

— Думаешь? — наконец выдыхает и расслабляется.

Облегчение и надежда в ее глазах настолько явные, что мне становится не по себе. Ох, зря я ей это сказала! Если у дяди иные планы, то после моих слов для подруги это станет страшным разочарованием. И на ее отношении ко мне отразится в первую очередь. Причем крайне негативно.

Ласково поглаживаю ее переплетенные в замок пальцы, но больше ничего не говорю. Время покажет. Лишь бы ожидание не затянулось.

— Ну что? Насплетничались? — раздается насмешливый голос за нашими спинами. На плечи ложатся тяжелые мужские руки. Левая на мое, правая на плечо Луриты. А потом между нами появляется зеленоволосая голова наклонившегося дяди. И предупреждающе хмыкает: — Вас обеих сегодня сюрприз ждет. Лурита, идем.

Он отстраняется, а подружка с готовностью вскакивает и огибает сиденье, чтобы оказаться в его объятиях. Дядя ее не разочаровывает. Обнимает за талию, притягивая ближе. Аккуратно, вовсе не грубо. Может, и вправду влюбился?

И все бы хорошо, но на меня темные зеленые глаза смотрят с презрительной усмешкой. Словно дядя намекает на то, что выводы относительно мотивов его поступков я делаю неверные.

— Я вас просил держаться от моей фаворитки на расстоянии. — У меня над головой раздается негромкое предупреждение, произнесенное со сдержанной злостью.

Уверена, никто из присутствующих, кроме нас троих, его не услышал, настолько оно было тихое. Впрочем, нет, двоих. Лурита, кажется, вообще не обратила внимания на нового собеседника. С восторженным выражением на лице приникла к объекту своей страсти и ничего вокруг больше видеть не хочет.

— Так я бы с удовольствием! — патетично восклицает дядя, округляя глаза и впечатывая себе в грудь кулак той руки, что не занята обниманием девушки. — Но вот тут, видите ли… — Наигранно-деликатно мнется, прищелкивает языком и гладит обнаженное девичье плечико, а потом обреченно вздыхает, объясняя: — Подруги.

Атиус поджимает губы и молча кивает, принимая его оправдание. А потом недвусмысленно смотрит в сторону других гостей, заинтересовавшихся происходящим. Этого оказывается достаточно, чтобы дядя тут же спохватился и повел Луриту вниз.

Принц же, ободрительно мне улыбнувшись, разворачивается к присутствующим, а музыка снова стихает. Получается, что мне вставать с ним рядом необязательно? С одной стороны, это удобно — на меня меньше глазеют, а с другой… С другой, у меня статус выше, чем у цессянина, который все еще не император! Однако, с третьей, он хозяин на корабле.

В общем, решаю поспешных выводов не делать. Этикет — штука коварная. С ним надо быть осторожной.

— Думаю, мы можем перейти к главному, — начинает свою речь Атиус. — Я искренне благодарен всем вам. Вам, кто не остался бесстрастным наблюдателем и принял мое приглашение присоединиться к эскадре и совершить путешествие на Цесс. Наши планеты в составе империи дадут ей новую жизнь. Новые надежды. Новые традиции. Мы не имеем права оставаться в стороне, игнорируя возможности, которые дает территориальное объединение наших миров! Мне бесконечно приятно видеть всех вас здесь, на этом корабле, сейчас. Ваше присутствие — реальное подтверждение того, что мы готовы к тесному, продуктивному, дружескому общению.

Едва слышная, звучащая фоном музыка незаметно меняется, в ней появляется еще больше плавных, тягучих звуков. Не знаю, как другим, а мне становится необычайно комфортно и спокойно. И даже весь скепсис, который породили сказанные альбиносом слова, куда-то улетучивается, оставляя вместо себя лишь некоторую снисходительность. Ну амбициозен. Ну уверен, что императорство у него в кармане. Ну льстит себе, принимая уважительное отношение за восхищение его личностью. Что с того? Империане разные. Цессяне, видимо, такие.

— И я вдвойне благодарен тому, кто без промедления и не требуя никакой платы предложил помощь, когда случилось несчастье, — трагически понижая голос, продолжает Атиус. Протягивает руку к зрителям, словно приглашая кого-то к себе, и триумфально провозглашает: — Атис Алиин ат’Шон, король Ле, мой спаситель!

Атис? Король? Спаситель Атиуса? Я замираю, забывая, как дышать. Вот тебе, Дей, и начинают аукаться ночные прогулки. Я же с ним так фривольно общалась! Какое счастье, что леянин не видел моего лица!