Интенсивная терапия

– Объяснили, особенно отец.

– Тогда о чём речь? Нет, конечно, ваш труд должен быть вознаграждён и кандидатом наук вы всё же будете, но... Милая моя, я же вам добра желаю.

– Я поняла, спасибо.

Маша вышла из кабинета, стараясь не хромать. И спиной чувствовала взгляд. Было ужасно противно. И мерзко.

Всю свою жизнь она мечтала, чтобы он оценил её как учёного и гордился, а он изначально уверен, что женщина – значит, курица или кошка, способная лишь к воспроизведению потомства.

Возвращаться на работу не было никакого смысла.

Рабочий день закончился, а на душе скребли кошки.

Достала телефон и набрала номер мужа.

– Саш, я тут у кафе «Венеция». Подходи, поговорим под спагетти.

Он пришёл довольно скоро. В руках была роза.

– Это мне?

– Да. Я вдруг подумал, что никогда не дарил тебе цветы.

– Спасибо! – она поцеловала его, сначала просто в щёку, но он не отпускал.

Со стороны могло показаться, что это молодые влюблённые, но никак не муж с женой, прожившие вместе шесть лет.

А её отпустило, камень упал с души, и дышать и жить стало легче. Мир расцвёл, пусть в эту холодную промозглую погоду, но приобрёл цвета, краски. Она освободилась. Теперь уже точно и навсегда. Она больше не стремилась к любви отца, она забыла о предрассудках. Они сидели и ели пиццу, спагетти не хотелось.

– Расскажешь?

– Сначала ты.

– Он мудак.

– Что? Ты о профессоре Самойлове? – он не мог удержаться от восхищения и смеха.

– Да, но это так здорово. Понимаешь, я не хочу его любви, я свободна от него. Я не хочу, чтобы он мной гордился, я не хочу его покровительства, я видеть его больше не хочу.

– Значит, я обрёл полноценную жену.

– Ты тоже считаешь, что женщина и наука несовместимы?

– Нет, Маша. Я считаю, что его тень больше не будет жить в нашем доме. Я все годы с тобой старался создать тебе условия для работы. Наверно, не потому, что это твоя блажь, а потому, что ты достойна.

– Саша, давай вернёмся к тем фотографиям.

– Давай. Я не был девственником до тебя. У меня были и женщины, и мужчины. Тебе нужны подробности?

– Нет. С меня достаточно.

Они вместе шли домой, никуда не торопясь и ни о чём плохом не думая.

Тени прошлого остались где-то там... А здесь и сейчас начиналась новая жизнь...

Как же прав был Глеб, как прав.

Он был другом. Единственным настоящим другом. Она так виновата перед ним.

Но ничего, всё в жизни поправимо, пока живы все.

Не зря Господь свёл их, не зря она буквально наехала на него, а он оказался таким замечательным человеком.

И именно он видел в ней человека, видел личность. Сейчас дома, в первую очередь она напишет ему. Повинится, и он простит, потому что друг, а друзья всегда прощают – на то они и друзья.

Он же реальный, не призрачный. Да, и про сексуальные меньшинства надо почитать, и будет она с ним спорить, хотя она уже не была настроена на спор.

Нет предпочтений одних людей над другими, есть просто люди. А каждый человек индивидуален.

И наверно, не ей судить, кого любить правильно, а кого нет. Главное – любить и быть любимыми.

Она рассмеялась.

– Что, Маша?

– Нет, ничего. Просто подумала, что ещё неделю назад я была совсем другой.

Пришлось доплатить соседке за дополнительное время с Анечкой. Весь оставшийся вечер они играли втроём с ребенком.

А потом она наконец включила комп.

Она читала мейл от Глеба, улыбалась и плакала. Плакала от переполнявших её чувств. Потому что он действительно стал родным и близким.

Пальцы сами застучали по клавиатуре, печатая ответ:

«Прости меня, пожалуйста! Хорошо?

Я была тогда сама не своя. Я не имела права.

Ты не поверишь, сегодня произошло так много всего. Но всё к лучшему. Я выросла.

Детство закончилось, вместе с мечтами и глупыми идеями.

Я поняла, что доказывать что-то важное надо не кому-то, а самой себе. Я всю жизнь старалась быть лучшей, чтобы мой отец меня оценил. Я мечтала, понимаешь, Глеб?! Я жила этими мечтами, я думала, что он будет мной гордиться. Сегодня я встретилась с ним впервые с глазу на глаз.

А он высказался, что женщина и наука несовместимы. Что моё дело детей рожать. И мне стало стыдно, что он мой отец.

А потом будто и не было всех лет ожидания встречи с ним. Я стряхнула груз, который несла все годы своей жизни, и я готова идти дальше.

Кстати, буду признательна, если ты всё-таки посмотришь мою статью. Самойлова не хочу видеть рецензентом.

С мужем мы поговорили, ты и тут был прав, он бисексуален, хотя всё это в прошлом, это было до меня. А я не имею права судить то, что было до.

Что касается дискуссии, которую мы начали. Её можно продолжать, а можно найти другую тему. Я потеряла свою категоричность. Я просто считаю, что каждый должен быть достоин той любви, которая ему выпадает.

Ещё раз прости, что вот так ворвалась в твою жизнь. Но я рада, что это случилось. Видимо, Господь решил, что мне очень нужна родная душа и послал тебя.

Спасибо за всё! Пиши, не пропадай, ты мне очень нужен!»

====== Не ведал, не гадал – где найду, что потерял... ======

С утра ушибленное колено ныло так же сильно, но Глеб уже притерпелся. Да и не хотелось оставаться дома – опять нахлынут мрачные мысли, тоска навалится. Лучше уж дохромать до работы.

Невыключенный с вечера ноутбук мигал значком оповещения – новое письмо в почтовом ящике. Поддубный поморщился. Опять какая-нибудь задержка оборудования?

То, что письмо было от Марии, а главное – каким оно было, оказалось началом целой цепочки событий, навсегда изменивших жизнь Глеба Олеговича Поддубного, так лихо переломленной вчерашним сумасшедшим днём.

– Глеб Олегович, можно?

– Да, конечно. Заходите, присаживайтесь. Что случилось, Максим?

– Я заявление принёс на подпись.

– Какое? – Глеб взял протянутый самым молодым биохимиком из своей группы лист формата А4. – Вот как, переводитесь… Не пожалеете?

– Пожалею, Глеб Олегович, сто раз пожалею! Но понимаете, у меня семья, маленький ребёнок… а там очень хороший оклад и сразу квартиру служебную дадут с правом выкупа.

– Понимаю, Максим. Очень хорошо понимаю ваши проблемы. Жаль, что наш институт не может помочь вам их решить. Надумаете возвращаться – позвоните, что-нибудь придумаем.