Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки
Шрифт:

Напомню, о чем я уже писал, что с рождения, несмотря на весьма высокое положение отца, жил я с родителями в двух смежных комнатах в коммунальной квартире. Когда в 24 года я женился, родители решили эти две комнаты разменять, чтобы мы отдельно от них жили. Это был очень правильный, хотя и трудный шаг с их стороны. По жизненному опыту хорошо знаю, как часто причиной разводов становится совместное проживание молодых с родителями. Вот и переехали отец с матерью в комнату в огромной коммуналке на Ордынке, а мы с женой – в коммуналку в Козицком переулке, в дом, который находится почти напротив входа с переулка в знаменитый Елисеевский магазин, что на улице Горького (Тверской).

Узкий колодец, два дореволюционной постройки доходных дома, один в десяти шагах напротив другого. В одном мы с женой поселились, в другом, как гласит установленная недавно мемориальная доска, жил Солженицын. На нашем доме мемориальной доски нет, хотя мы и прожили в нем больше, чем он. Шутка.

Жили хорошо, несмотря на то что всего

в квартире проживало шесть семей с детьми на один туалет, одну ванную с плохо работающей газовой колонкой. Интересно, что в этой же квартире жил и ее прежний хозяин – зубной врач Адольф Леонтьевич Аксельрод. Занимал он до революции всю квартиру. В комнате для прислуги – шесть квадратных метров без окон, с входом из кухни – жил теперь прежний хозяин. В комнате, где когда-то стояло зубоврачебное кресло (от него на паркете остались металлические пластинки-крепления), жили мы. Комната была узкая, шириною чуть более двух метров, дверь в нее соседствовала с дверью в почти всегда занятую уборную. Я и жена моя были в молодые годы весьма сухощавыми, если сказать по-простому – тощими. Отсюда и родилось в то время наше прозвище: «Два карандаша в пенале».

Коммунальные квартиры – это что-то противоестественное для физиологии, психологии, для быта человека. Шесть столиков на кухне, две газовых плиты, разделенные на конфорки для каждой семьи, очереди в туалет, в ванную, необходимость сосуществовать в одном тесном пространстве с большим количеством чужих людей (как я мечтал жить так, чтобы можно было в трусах выйти из своей комнаты!). Так почему же «жили хорошо»? Потому что были мы молодые, жена легко сошлась с соседями, тем более что среди них были и наши одногодки. Вместе с ними Новый год справляли, праздники праздновали…

Конечно, я, как только поселились там, для начала попытался встать «на учет по улучшению жилищных условий». Но в очередь нас не включили, потому что ставили «на учет», только если на каждого проживающего приходилось меньше шести квадратных метров, а у нас на двоих было аж целых 12,45 кв. м. Вот из-за этих 45 кв. см (!) нас в очередь и не поставили, а если бы поставили, глядишь, лет через десять-двенадцать, может быть, и улучшили бы наши «бытовые условия». Так мы и жили до приезда делегации американской молодежи. Водил я эту делегацию по городу, организовывал различные встречи с творческой молодежью, на концерты ходили. И чем-то я им так приглянулся, что американцы попросились побывать у меня дома. Я представил себе жуткую картину посещения нашей «вороньей слободки» и тактично отговорился. И здесь «курирующие меня товарищи» из ЦК КПСС (не из КГБ, их я не чувствовал), не зная положения вещей, стали настойчиво предлагать мне не отказывать в просьбе. Я рассказал, как и где я живу, – они ужаснулись и согласились, что действительно людей туда, тем более из Америки, водить никак нельзя.

В этот же день (!) меня пригласила зайти к себе заместитель председателя райсовета Эглет (для молодых поясняю: районный Совет депутатов трудящихся – в советское время высший орган власти в районе). Очень хорошим человеком она была и ко мне хорошо относилась. И стала она меня ругать, почему я раньше не сказал, как я живу: «И это первый секретарь центрального в Москве райкома комсомола!». На следующий день пришел к нам домой инспектор по жилищному надзору, осмотрел комнату и написал заключение, что к проживанию она не приспособлена: темная, одна стена примыкает к туалету и т. д. Еще через день звонит Эглет и говорит, чтобы я посмотрел квартиру на Фестивальной улице у метро «Речной вокзал». Поехали, посмотрели. Пришли в полный восторг: две комнаты – 18 и 8 кв. м, кухня 4,6 кв. м. Квартира своя, без соседей, в трусах ходить можно! Родители высказали опасение, что ее кто-то может занять. Я тут же притащил раскладушку, и мой папа стал ночевать в пустых комнатах. Так я стал, наверное, единственным москвичом, тридцать лет прожившим в коммуналках, который буквально за три дня (!) получил отдельную квартиру. Интересно, что нашу комнату в коммуналке передали инструктору нашего же райкома комсомола с сыном, которой после развода с мужем негде было жить. Здесь не помешало то обстоятельство, что комната была признана «не подлежащей к жилью».

Комсомольские годы, естественно, не только этим запомнились. В моей сравнительно недолгой работе в комсомоле – чуть более четырех лет – было многое из того, чем, не скрою, горжусь до сих пор. Тут надо разъяснить одно важное обстоятельство.

Все территориальные комсомольские организации страны имели свои финансовые счета. Так вот наш Свердловский райком комсомола Москвы был, наверное, одной из самых богатых организаций не только районного уровня, но и многих областных комитетов. Собственно говоря, я вообще не знал никаких финансовых ограничений в работе райкома. Объяснялось это весьма просто. Нужны деньги? Тут же находили помещение и организовывали благотворительные концерты ведущих молодых (и не только молодых) артистов. Выступали на них солисты Большого театра Марис Лиепа, Елена Рябинкина, Артур Эйзен, кино- и театральные артисты Ольга Бган, Мая Менглет (и ее знаменитый отец тоже), Леонид Каневский, Всеволод Шиловский, цыганский

певец Николай Сличенко – это самая малая часть комсомольских активистов нашего райкома и моих хороших знакомых и друзей того времени. Всех не перечислишь! Напомню, в районе работали ведущие театры и учреждения культуры страны. Народ на эти концерты валом валил, а денежки на счет райкома переводились.

Конечно, основное внимание райком уделял именно творческой молодежи. Заведовал отделом по работе с ней Юра Егоров. Высокий, красивый, талантливый (лауреат творческих конкурсов), добрый и чудесный парень. Я тесно дружил с ним до самой его смерти. После работы в райкоме он перешел на работу в Союзгосцирк, где вырос до должности главного режиссера.

С этой организацией, точнее, с его начальником Анатолием Колеватовым, сложились у меня самые хорошие отношения. Легендарная это была фигура – Колеватов. Выпускник Щукинского училища, актер Вахтанговского театра, он не стал хорошим актером, но стал выдающимся организатором творческих коллективов. Я познакомился с ним, когда он был директором Театра Ленинского комсомола. Потом он был назначен руководителем Союзгосцирка и поднял цирковое искусство на недосягаемую высоту. В ту пору советский цирк действительно стал лучшим в мире! При Колеватове открывались стационарные цирки по всей стране, создавались уникальные номера, международные гастрольные поездки были расписаны на годы вперед. Помню, как он с гордостью говорил, что Союзгосцирк приносит казне иностранной валюты больше, чем гастрольная деятельность всего Министерства культуры. «Ленком» же в бытность Колеватова стал для нас главным местом, где проходили наши концерты творческой молодежи, поэтические вечера, собрания, конференции молодежи Свердловского района, включая отчетно-выборные. Но продолжу о работе в столь специфическом районе Москвы.

Задумали мы где-то в начале 60-х годов создать городской Клуб творческой молодежи. Без всяких сомнений решили, где ему быть – в Центральном доме работников искусств (ЦДРИ), с директором которого, несмотря на разницу в возрасте, у меня сложились теплые дружеские отношения. Располагался ЦДРИ в очень красивом особняке (почти дворце) в самом центре Москвы, на Пушечной улице, прямо напротив входа с этой улицы в известный магазин «Детский мир». ЦДРИ в советское время был знаменитым, престижным местом, куда многие стремились попасть. В нем проходили многочисленные встречи с корифеями советской культуры, концерты, работали лектории, выставки (кстати, первая выставка картин И. Глазунова была именно там). Как и многие другие подобные учреждения, в новой России он стал ненужным, у него отобрали почти все помещения, задвинули в небытие. А зря, сегодня-то он при современном культурном обнищании как никогда раньше нужен.

Так вот, был в ЦДРИ прекрасный Каминный зал. В нем и решили организовать Клуб творческой молодежи. Юра Егоров собрал на его открытие поистине весь цвет молодых артистов театра и кино того времени, солистов балета, музыкантов, художников, режиссеров и т. д. Пришли и корифеи искусства. Достаточно сказать, что я сидел за одним столиком с великой балериной О. Лепешинской. «Какой же вы молодец, юноша. Такое хорошее дело организовали», – смущала она меня. Столиков было много. На них – цветы, фрукты, вода, бутылка сухого вина (райком же богатым был!). Пригласили на открытие съемочную киногруппу из Центральной студии документальных фильмов, секретарем комитета комсомола которой был молодой режиссер Леня Махнач, член нашего райкома комсомола, который стал впоследствии одним из ведущих кинодокументалистов страны, народным артистом республики. Обещала прийти министр культуры Е. Фурцева. Не пришла, но кого-то из высшего руководства министерства прислала. Главное же, чем мне запомнилось открытие, была встреча с В. Высоцким. Пригласил его Юра Егоров. Высоцкого в то время мало кто знал (напомню, было это где-то в 1961/62 году).

– Юра, а кто это такой?

– Это артист Театра киноактеров.

– Он сможет вести всю программу открытия?

– Сможет. Он талантливый.

И вот все сидят за столиками, кинооператоры приготовились снимать, а Высоцкого все нет. Десять минут ждем, двадцать, полчаса… Наконец приходит, и от него отчетливо разит спиртным. Я набросился на него: «Как же можно опаздывать, да еще и выпивать!» – «Не волнуйтесь, все будет хорошо». И действительно, все было хорошо. И вел он открытие свободно, с юмором. И вся атмосфера была праздничная, теплая. Сравнительно недавно пришли ко мне биографы В. Высоцкого, спросили, кто и когда его снимал. Я рассказал, но, по-моему, они так и не нашли эту пленку. А Клуб творческой молодежи работал долгое время. Работал интересно, на его встречи многие выпрашивали билетики в райкоме. Вообще в райком часто заходили, чтобы билетики попросить. Особо много просителей было, когда открыли мы кафе «Синяя птица». Это кафе – гордость моя! Вот что написано о нем в Википедии (даже туда попало!).

«Молодежное кафе “Синяя птица” (ул. Малая Дмитровка, дом 23/15) было открыто осенью 1963 года при покровительстве Свердловского райкома партии. На сцене стал регулярно выступать первый джазовый квартет, и начались традиционные “джемы” в конце вечера. В “Синей птице” в разные годы выступали практически все ныне известные российские джазовые музыканты, многие из которых стали народными и заслуженными артистами (Георгий Гаранян, Алексей Козлов, Игорь Бриль, Игорь Бутман, Леонид Чижик и др.)».

Поделиться с друзьями: