Интерлюдия Томаса

В глубине души я знаю, что долго мне в этом мире не прожить. Жизнь, которую я веду и должен вести, слишком уж часто сводит меня и Смерть лицом к лицу, но я несовершенен, как все люди, и рано или поздно подведу ту высшую силу, которая отправила меня с этой миссией. Поэтому я не могу лгать Джоли, обещая, что мы снова увидимся с ней в этом мире.

Аннамария успокаивает девочку, и получается это у нее гораздо лучше, чем у меня. Она говорит, что каждому из нас отведена роль в этой жизни, и, если мы знаем себя достаточно хорошо, чтобы понимать, какова эта роль, мы должны быть счастливы, делая только то, что действительно умеем. Она говорит, что я, Одд Томас, полностью понимаю свою роль — с этим утверждением в какой-нибудь другой ситуации я мог бы и поспорить. Она говорит, что я

— один из тех легендарным странников, которые идут, куда ведет судьба, и там находят тех, кто нуждается в их помощи, реализуя тем самым свое предназначение. Звучит это очень уж возвышенно, но прикосновение к мифу завораживает девочку, и моя загадочность растапливает ее грусть-печаль.

Каким-то образом Аннамария знает, что мать Джоли, обучая девочку дома, делает упор на сочинения. Она предлагает ей написать свою часть этой истории, в которой мы все принимали участие, а потом отослать написанное мне, через Оззи Буна, моего друга-писателя из Пико Мундо, чтобы я мог включить ее заметки в свою версию произошедшего в «Уголке Гармонии». Когда Джоли узнает, что я уже написал несколько томов мемуаров, которые не будут опубликованы при моей жизни, эта идея ее захватывает. И пусть она знает, что никогда не будет держать в руках книгу с этой историей, только может получить копию моей рукописи, ее это вполне устраивает. А осознание того, что мы, пусть и не напрямую, можем оставаться на связи, окончательно высушивает ее слезы.

Когда мы возвращаемся, чтобы присоединиться к семье, Аннамария говорит:

— Садясь за письменный стол, Джоли, ты должна помнить следующее. Если ты хочешь, чтобы твоя и Одда истории казались единым целым, писать ты должна просто, как говоришь, как думаешь, не стараться вещать каким-то писательским голосом, который не твой. Ты этого не видишь, в отличие от меня, но у тебя и Одди много общего. Вы оба любите мир, несмотря на все ваши страдания, и у вас обоих обостренное самосознание. Вы с Одди пытаетесь столь многое охватить, одно напоминает вам о другом, и третьем, и четвертом, вы и здесь, и там, и где-то еще одновременно, но при этом вы не разбрасываетесь. Все держите под контролем. Когда будешь писать, избегай непоследовательности. Помни об этом, и тогда твои слова и слова Одди сольются. Будь вне истории, и в истории, и над историей одновременно. Будь собой и только собой, а это значит быть собой и всеми людьми, которых ты любишь, и тогда Одди всегда будет с тобой, как ты, а это я знаю, всегда будешь с ним.

Мои слезы Аннамарию совершенно не волнуют. Мысль вытереть их у нее не возникает.

Несмотря на прохладу, никто не хочет подвести под трапезой черту, но, так или иначе, наше пребывание на берегу заканчивается.

Вернувшись в коттедж номер семь, я долго стою под горячим душем, хотя умылся раньше, после ухода из дома Хискотта и до его сожжения.

Рафаэль проводит эту ночь со мной, а Бу отправляется куда-то по своим, только ему ведомым делам. Хорошая собака — это поддержка, и золотистый ретривер поддерживает меня, а Бу, возможно, тоже кого-то поддерживает в том месте, которое я не могу себе и представить. Я оставляю лампу включенной, но мне ничего не снится.

Проснувшись перед самой зарей, я лежу, слушая похрапывание Рафаэля, и думаю, что это означает, быть падшим. Мы все падшие в растерзанном мире, и в голову мне приходит только одно: после тысяч лет, когда мы думаем о падших ангелах, мысли у нас те же, что и всегда: они сеют горе на Земле. Но Вселенная при всей ее огромности тем не менее единое целое. И то, что верно на одном ее конце, верно и на другом. Несомненно, несчастье, так же как радость и надежду, можно найти повсюду. Инопланетные артефакты, хранящиеся в Форт-Уиверне, продукт иной цивилизации, но, возможно, они одновременно и часть древней истории человечества.

Поднявшись с кровати, я снова принимаю душ, а потом мне звонит Эд. Ранее мы договорились, что он остается на связи с Джоли и будет ее тайным другом, но больше не позволит ей войти в последнюю стальную дверь, ведущую в Уиверн. Мы прощаемся. Его последние слова: «Живи долго и процветай». Мои: «Открой двери модуля, ЭАЛ», — и я думаю, что он смеется.

Когда мы уезжаем, Аннамария сидит за рулем «Мерседеса», который одолжил нам Хатч Хатчисон из Магик-Бич. Вдоль подъездной полосы, ведущей к местной дороге, бок о бок стоят все тридцать шесть членов семьи Гармони, ждут нас, и, по-моему, делают они это напрасно. Джоли стоит в самом конце, с отцом, матерью и дядей Донни. Она машет рукой. Я отвечаю тем же.

Прибрежная автострада ведет нас на юг, к месту, которое зовется Роузленд, где все будет гораздо хуже, чем в «Уголке гармонии» в самые худшие дни. В Роузленде мне придется полностью забыть про Джоли, потому что мысли о ней, со всей ее ранимостью, живущей в этом ужасном мире, могут меня парализовать. А у меня есть работа, которую надо делать…

2013 г.