Интервенция и Гражданская война

Тем не менее можно абсолютно точно указать только на одно – насилие можно было предупредить здоровой государственной политикой царского или Временного правительств, пока стихия еще не вышла из берегов. Радикальная большевистская власть стала следствием провала недальновидной политики предыдущих правительств. Большевикам же нужно было не только установить свою власть но и «платить» за «ошибки» предыдущих. Эта плата, бралась с «процентами», которые большевики в виде новых жертв приносили в угоду своей идеологии. Бердяев в своей работе «Царство духа и царство кесаря» писал: «Революции, все революции, обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих, наряду с героизмом немногих. Революция – дитя рока, а не свободы… Революция в значительной степени есть расплата за грехи прошлого. Но эта расплата за старое зло осуществляется с помощью нового зла…». При этом можно так же совершенно объективно и определенно утверждать, что если бы не было иностранной военной и финансовой интервенции, приведшей к затягиванию Гражданской войны, разгул стихии не принял бы столь дикого размаха и, следовательно, не потребовалось бы применения столь жестких мер для ее подавления.

«Крестьянский бунт» стал третьим, отдельным фронтом Гражданской войны.Он, по признанию Ленина и Троцкого, представлял «во много раз, превышающую» угрозу со стороны всех белых, «сложенных вместе»… Но для белых он представлял еще большую угрозу, здесь в силу вступал еще, почти на животном уровне, классовый антагонизм (выражавшийся, в частности, в вопросе о земле). Подавление «крестьянского бунта» рассматривалось обеими сторонами как неизбежное условие существования самого государства. И это несмотря на то что многие крестьянские атаманы типа Махно время от времени переходили на сторону красных или белых. Тем не менее они как союзники представляли еще большую угрозу, чем противник. Например, в Сибири «белый» атаман Г. Семенов отказывался признать верховную власть Колчака, угрожая объявлением автономии Восточной Сибири. Атаман прервал телеграфное сообщение Омска с Дальним Востоком, задерживал и грабил поезда, забирал из казначейства деньги ²⁷³. Войска у Семенова жили «поборами, грабежом и деньгами, полученными от японцев». Японцы держали его под своим контролем, и «Семенов делал именно то, чего они от него хотели» ²⁷⁴.

На юге Росси ситуация была еще хуже. «Наибольшее зло,- писал белый генерал Драгомиров,- это атаманы, перешедшие на нашу сторону, вроде Струка. Это типичный разбойник, которому суждена, несомненно, виселица. Принимать их к нам и сохранять их отряды – это только порочить наше дело. При первой возможности его отряд буду расформировывать…» Драгомиров считал необходимым поставить борьбу с бандитизмом на первый план, ибо «ни о каком гражданском правопорядке невозможно говорить, пока мы не сумеем обеспечить самое элементарное спокойствие и безопасность личную и имущественную…» ²⁷⁵Американец Франк Кинг писал, про нравы атаманов в колчаковской Сибири: «Бежавшие из Хабаровска от тирании атамана Калмыкова русские выглядят полоумными от тех ужасов, которые им пришлось пережить от безумных калмыковцев. В защиту беспощадно расстреливаемых русских вынуждены были вступиться американские войска…» ²⁷⁶

Но лидеры Белого движения даже не ставили себе целей подавления крестьянской стихии и возвращения ее в русло государственности. Деникин пишет: «Если у нас в тылу бушевали повстанчество и бандитизм, то и линия наступающего советского фронта не смела повстанцев, а только перекинулась через них, и они работали теперь в тылу советских армий. Тот же Махно, который ранее приковывал к себе 1 ¹/ ₂наших корпуса, в конце декабря, перейдя в гуляйпольский район, вклинился между частями 14-й советской армии, наступавшей на Крым» ²⁷⁷. Таким образом, подавление «крестьянского бунта», оказавшегося в тылу большевиков, ложилось целиком на плечи победителей…

Но в Гражданской войне в России, кроме белых, красных и крестьянских повстанцев, был еще один участник. Он не принимал активных действий и был менее заметен на фронтах Гражданской войны, но тем не менее его присутствие играло самую главную решающую роль в развязывании и затягивании Гражданской войны, в степени ее ожесточения…

ИНТЕРВЕНЦИЯ

Президент Франции записал в своем дневнике в 1915 г.: «Самба… подчеркивал эффективность русской помощи и категорично заявил: «Скажите без боязни, что, не будь России, нас бы захлестнула волна неприятельского нашествия. Имейте это в виду каждый раз, когда натолкнетесь на то или другое последствие внутреннего режима этой великой страны» ²⁷⁸.

Ламздорф, будущий министр иностранных дел России, писал в 1891 г.: «Французы собираются осаждать нас предложениями заключить соглашение о совместных военных действиях обеих держав в случае нападения какой-нибудь третьей стороны. Совершенно запутавшись в их сетях, мы будем преданы и проданы при первом удобном случае» ²⁷⁹.

В России после Октября 1917 г. на глазах у Запада происходило нечто, коренным образом противоречащее его планам. Черчилль писал:

«В начале войны Франция и Великобритания во многом рассчитывали на Россию. Да и на самом деле Россия сделала чрезвычайно много. Потерь не боялись, и все было поставлено на карту. Быстрая мобилизация русских армий и их стремительный натиск на Германию и Австрию были существенно необходимы для того, чтобы спасти Францию от уничтожения в первые же два месяца войны. Да и после этого, несмотря на страшные поражения и невероятное количество убитых, Россия оставалась верным и могущественным союзником. В течение почти трех лет она задерживала на своих фронтах больше половины всех неприятельских дивизий и в этой борьбе потеряла убитыми больше, чем все прочие союзники, взятые вместе. Победа Брусилова в 1916 г. оказала важную услугу Франции и особенно Италии; даже летом 1917 г., уже после падения царя, правительство Керенского все еще пыталось организовать наступление, чтобы помочь общему делу…

Но Россия упала на полдороге и во время этого падения совершенно изменила свой облик. Вместо старого союзника перед нами стоял призрак, не похожий ни на что существовавшее до сих пор на земле. Мы видели государство без нации, армию без отечества, религию без бога. Правительство, возымевшее претензию представлять в своем лице новую Россию, было рождено революцией и питалось террором. Оно отвергло обязательства, вытекавшие из договоров; оно заключило сепаратный мир; оно дало возможность снять с восточного фронта миллион немцев и бросить их на запад для последнего натиска. Оно объявило, что между ним и некоммунистическим обществом не может существовать никаких отношений, основанных на взаимном доверии ни в области частных дел, ни в области дел государственных и что нет необходимости соблюдать какие-либо обязательства. Оно аннулировало и те долги, которые должна была платить Россия, и те, которые причитались ей. Как раз в тот момент, когда наиболее трудный период миновал, когда победа была близка и бесчисленные жертвы сулили наконец свои плоды, старая Россия была сметена с лица земли, и вместо нее пришло к власти «безымянное чудовище», предсказанное в русских народных преданиях…» ²⁸⁰

Политика «союзников» в отношении большевиков и России была однозначно определена уже в первые месяцы после Октябрьской революции.

30 ноября 1917 г. госсекретарь США Лэнсинг указывает американскому послу в России Фрэнсису исследовать возможность формирования на юге России армии для противоборства большевикам ²⁸¹.

3 декабря Военный кабинет принял решение, что «правительство Великобритании готово поддерживать любой ответственный орган власти в России, который активно выступает против движения максималистов (большевиков), и в то же время свободно финансирует в разумных пределах такие органы по мере их готовности помочь делу союзных держав» ²⁸². По мнению Д. Дэвиса и Ю. Трани, «подобная политика подстрекала к гражданской войне и подразумевала определенного рода вмешательство Великобритании» во внутренние дела России» ²⁸³.

4 декабря госсекретарь США Лэнсинг в своем меморандуме заявил, что большевики являются «опасными радикальными социалистами-революционерами», угрожающими Америке и мировому порядку, и сделал вывод (позднее уже никогда не менявшийся), что большевизм деспотичен, бесчестен, безрассуден и беспринципен в своих методах. Он создает авторитарную систему, насильно созданную и поддерживаемую, возглавляемую самозваными представителями одного-единственного класса и поставившей своей целью свержение и замену капитализма крайней формой социализма (экстремистской формой пролетарского деспотизма) ²⁸⁴. Уильямc утверждал, что в течение пяти недель после большевистской революции «американские руководители приняли решение об интервенции как о целенаправленной антибольшевистской операции». «Лэнсинг для прекращения отношений с большевиками воспользовался аргументом о том, что большевики – агенты Германии. Однако на самом деле он никогда в это не верил» ²⁸⁵.

9 декабря лорд Бальфур, английский министр иностранных дел, относительно продолжающегося немецкого наступления в России говорил: «Немцы еще не скоро освоятся на оккупированных территориях… Простое перемирие между Германией и Россией в течение еще многих месяцев не поможет удовлетворить германские нужды за счет снабжения из России. Мы должны постараться, чтобы этот период затянулся вероятно дольше» ²⁸⁶. Ллойд Джордж писал: «Мы рассматривали вопрос о мерах содействия антигерманским частям, которые существовали в отдельных районах России. Трудно было осуществить это, не создавая представления о том, что мы ведем войну против создавшегося в Петрограде большевистского правительства» ²⁸⁷.

12 декабря в бухту Золотой Рог во Владивостоке вошли военные корабли Япония – под предлогом защиты японских фирм и граждан. Попытка высадить десант натолкнулась на решительный протест правительства США.

14 декабря протокол британского военного кабинета №298 предписывал: не отказывать в запрашиваемых деньгах для поддержки в юго-восточной России сопротивления центральным властям, то есть большевикам, если военное министерство и министерство иностранных дел сочтут это необходимым ²⁸⁸. В тот же день Англия и Франция предоставили генералу Каледину 10 млн. ф. ст. ²⁸⁹для создания армии в 2 миллиона человек. Шеф британской разведки предлагал: «Каледин должен быть поддержан как глава самой большой оставшейся лояльной по отношению к союзникам организации в России. Либо он, либо румынский король должны обратиться к Соединенным Штатам с просьбой о посылке двух дивизий в Россию – номинально для помощи в борьбе против немцев, а на самом деле для создания сборного пункта лояльных прежнему правительству элементов. Решительный человек даже с относительно небольшой армией может сделать очень многое» ²⁹⁰. Британский посол был другого мнения. Бьюкенен, встретившись со сподвижниками Каледина, определил их как авантюристов. Посол говорил, что ставка на бравого генерала (но наивного политика) грозит превратить Россию в германскую колонию ²⁹¹.