Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью

Не считаете ли Вы, что поднимать культуру в нашей стране «мартышкин труд», и не проще ли окунуться в утопичные миры «полудня», чтобы не замечать происходящего?

Екатерина Никитенкова. Ессентуки, Россия — 12.08.04

Конечно, проще: в утопичные миры, в пиво, в наркотики… А как же совесть? Ответственность за себя и детей? Просто нравственная чистоплотность, наконец? Не противно быть запачканной — в своей рубахе-ближе-к-телу и хате-которая-с-краю? Конечно, мы все (каждый из нас) можем очень мало. Но как важно «все понимать, ничему не верить и ни с чем не соглашаться»!

Считаете ли Вы (как и все шестидесятники), что российская культура и искусство переживают свой упадок?

Алексей. Тюмень, Россия — 16.03.01

Ни один из моих знакомых шестидесятников этой странной мысли не высказывал. Никакого упадка культуры и искусства я не вижу. Скорее, имеет место некоторое разочарование. Казалось нам совсем недавно, что немедленно после отмены цензуры и упразднения господствующей идеологии искусства расцветут невиданным цветом, — а этого не произошло. Все оказалось сложнее, чем мы думали. Может быть, именно это отсутствие взлета кое-кто и принимает (по контрасту) за упадок? Но это, мягко говоря, несправедливо. Сейчас ежегодно и регулярно выходят книги, появляются театральные постановки, снимаются фильмы такого уровня, что появись они 20 лет назад — это была бы культурная бомба невероятной силы! А сейчас — пара кисло-сладких рецензий в газетах, краткий и достаточно вялый обмен мнениями за субботним чаем между знатоками и ценителями — вот и вся реакция на культурное событие. Заелись мы, вот что я вынужден констатировать. Заелись и утратили ощущение новизны. Слишком много всего (книг, событий, скандалов) происходит в единицу времени. «Глаз замылился»…

Каковы значимые для Вас отличия «нынешнего» читателя от читателя 60-х?

Владимир Курьята. Москва, Россия — 19.06.00

Нынешний читатель гораздо более привередлив и избалован. И он — свободен. Для него не существует понятия «запретная тема». Кроме того, мне кажется, заметно снизилась доля «запойных» читателей. Гораздо больше развлечений стало: богатое телевидение, видики, компьютерные игры, дискотеки, просто кино, наконец. Ничего этого у нас не было. Мы — читали. Впрочем, все эти различия не кажутся мне существенными. Не различия поражают воображение, а скорее, сходство: книги по-прежнему раскупают и читают — почти также энергично, как и в наше «скучное» время.

Я, наверное, никогда и ни за что не променяю сегодняшнюю жизнь в России на стиль жизни в СССР. Но сегодняшнее время очень напоминает Град Обреченный времен правления Гейгера. В СССР, несмотря на цензуру, дефицит товаров и доступа к мировым жемчужинам мысли, были такие поэты и певцы, как Высоцкий, Визбор, Галич, актеры Миронов, Леонов, Папанов, писатели Стругацкие, Искандер, Булычев. Режиссеры Тарковский, Данелия, Гайдай. И многие, многие другие. Есть и сейчас, в том числе и писатели-фантасты, но все они из того, еще советского, поколения. Новое время (а это, если считать с 1985-го, уже 17 лет(!)) практически не дало людей такой величины.

А может быть, у нынешнего времени нет потребности в таких людях?! Или дело все-таки в том, что тоталитаризм как раз способствует росту культуры, вспомнить хотя бы эпоху Возрождения, когда лютовала инквизиция?

Алексей. Москва, Россия — 13.08.02

Очень трудно, а может быть, невозможно ответить на этот Ваш вопрос. Слишком мал рассматриваемый промежуток времени (я полагаю, что отсчитывать надо все-таки от 1990-го, лучше — 1991-го, когда «свобода» определилась окончательно и, видимо, бесповоротно). Слишком близки мы к этому времени («лицом к лицу лица не увидать»). Наконец, слишком неопределенна сама постановка вопроса. Вспомните начало XX века (до войны 1914 года): сколько тогда было разговоров о «гибели богов», «о загнивании», о декадансе, об общем убожестве тогдашней литературы и пр. А оказалось: это был Серебряный Век нашей поэзии. Оказалось, что Ахматова, Гумилев, Блок, Мандельштам, Маяковский, в конце концов, — великие русские поэты. Как знать, что скажут о Пелевине, Веллере, Татьяне Толстой, Сорокине, Улицкой, Елене Шварц, Стратановском через 50 лет? Я, во всяком случае, ничего предсказывать не берусь. А значит, не берусь рвать в клочки литературу (вообще — искусство) нашего времени. В конце концов, почти всех перечисленных Вами деятелей по-настоящему оценили только в последние 20 лет, а до того они ходили в еле-еле «известных». Так что не будем торопиться с выводами. Тем более, что Россия нынешняя все еще больше похожа скорее на Град эпохи коррупции и демократии, чем на «империю Гейгера» — до которой нам еще, прямо скажем, далековато будет.

Как Вы думаете, возможна ли сейчас такая книга… нет, лучше более общо: такой объект, связанный с культурой, появление которого заставило бы говорить о нем всех или почти всех, и если да, то каким, по-Вашему, он должен быть и возможно ли его появление как-то инициировать?

Александр. Питер, Россия — 18.01.02

Не знаю. Думаю, что возможен. Но что это может быть, представления не имею. И уж конечно, представления не имею, как «его появление можно инициировать». Появление Солженицына инициировала советская история. А что инициировало появление битлов? Или книг Толкина? Не знаю.

Сейчас выявлена такая проблема, как глобализация, т. е. внедрение (а по сути — замещение) в рус. культуру амер. и европ. культур, объясняемое якобы дружбой с Амер. и Европой и большей привилегией их перед русской, якобы рус. — отстала. Скажите, возможно ли вообще заменить (хоть наполовину) такую мощную культуру как рус?

Пошелюжин Александр. Барнаул, Россия — 08.03.03

«Замещение» одной культуры другой, разумеется, возможно. Но это будет означать только относительную слабость одной из культур, неспособность сохранить себя, в конечном итоге — эволюционное поражение. Ибо нет вечных культур, как нет вечных народов и даже вечных видов. На протяжении последних двух-трех веков человечество было свидетелем смерти десятков культур. Иногда народы умирали вместе со своими культурами. Иногда вместе со своими культурами хирели. Глобализация, о которой Вы говорите, не приводит, по-моему, к гибели национальных культур. Она приводит к «скрещиванию» культур, к появлению новой культуры на месте старой, и эта новая культура не лучше и не хуже старой, она — другая, и только ворчливым старикам она кажется чужой и дикой, а для нового поколения она естественна и вполне «годна к употреблению».

И второе: если один феномен одной культуры (в данном случае — русское отчество) у представителей другой культуры превращается в феномен другой культуры (некоторое подобие «второго имени»), то какое взаимопонимание вообще возможно? То есть — на каком уровне это взаимопонимание будет взаимопониманием, а не просто механической терпимостью? Терпимость — важная вещь, но она не заменит понимания. Честно говоря, я полагаю, что терпимости когда-нибудь настает конец.

Ольга. Москва, Россия — 10.03.03

Обмен культурами и взаимопроникновение культур — явления поразительные и таинственные. Все, что Вы написали — правда. И тем не менее европейская культура невозможна без Толстого и Достоевского, а русская — без Голсуорси, Бальзака и Фолкнера. При этом Пушкин — наше все, а роль его в мировой культуре ничтожна. Каждая культура воспринимает то, что способна (по тем или иным причинам) воспринять из другой культуры, и строит взаимодействие и взаимопонимание на том фундаменте, который доступен. Это похоже на взаимопонимание между людьми — оно никогда не бывает ПОЛНЫМ и тем не менее возможны и дружба, и любовь, и «хождение в разведку».

Разделяете ли Вы точку зрения многих совков-иммигрантов в Америке, что «Русская культура не чета Американской, у этих американцев вообще культуры нет»?

Daniel Khaykis. New York, USA — 23.01.02

Какая-то дурацкая формулировка: «у этих американцев вообще культуры нет». А Марк Твен? А Эдгар По? А Фолкнер? А Хемингуэй? А Сэлинджер? А Брэдбери?.. Что за чушь. Я уж не говорю о музыке и о поэзии.

Задумав написать статью о кинофантастике, я обнаружил, что все картины будущего, которые рисует кинематограф, предстают исключительно в мрачном цвете. Любой популярный фильм — это антиутопия. В чем причины того, что кинематографу, прежде всего американскому, будущее видится исключительно в черных тонах? Почему нет ни одной утопии, ни одного просвета, подобного «Полудню XXII века»?

Денис. Уфа, Россия — 31.05.05

Это объясняется просто: зло более разнообразно и эффектно, чем добро. Сколько фильмов о счастливой семье захотите вы посмотреть? Ну, один, ну, два, — и вам надоест повторение одного и того же. Фильмы же о семейных неурядицах можно смотреть всю жизнь, и все время видеть новые, новые и новые сочетания неблагоприятных ситуаций. Добро — стабильно, зло — динамично. Отсюда превалирование антиутопий, — причем, не только в кино, но и в литературе, и в искусстве вообще.