Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
Не будь в этом мире магии, и бедолага не протянула бы с такими травмами и часа.
Но когда я объяснил городовым, что к чему, на перекресток мигом съехался весь преподавательский состав во главе с Распутиной.
Магистр накрыла пострадавшую полупрозрачным зеленоватым куполом. Четверо магов сели кругом и протянули к нему ладони, будто к костру.
Один удерживал стремительно ускользающую жизнь, второй унимали боль, пока третий готовился погрузить в глубокий сон, а последний в спешке сращивал разорванные сосуды, ткани и органы.
Операция заняла около сорока минут, и лишь после этого
К тому моменту к оцеплению подъехал полицейский кортеж из шести машин. Из головной вышли Орест и незнакомый кряжистый мужчина.
Вряд ли такой отряд привез бы постороннего человека. Скорее всего, это глава семейства собственной персоной.
И если Орест скорее напоминал мопса, то его отец — породистого бульдога.
Внешне спокойного, но крайне свирепого, готового в любой миг вцепиться в ногу, а как только жертва упадет — и в горло.
Глядел всегда с прищуром, пряча тяжелый подбородок в густых каштановых бакенбардах.
Неоднократно ломанный в поединках нос буквально впечатало в лицо, отчего тот занимал едва ли не большую его часть.
Обширная залысина и зачесанные назад рыжеватые волосы открывали толстый покатый лоб.
Закатанные до локтя рукава белоснежной рубахи обнажали тугие мохнатые предплечья, а жилетка едва сходилась на широкой груди.
На животе — тоже, но никто не посчитал бы этого мужчину бесхребетным толстяком.
Николай Григорьевич создавал впечатление вышедшего на покой борца, чей медвежий захват переломал немало ребер. И был способен это повторить, если вдруг понадобится.
Впрочем, имелось определенное сходство и с более фэнтезийным народом — гномами, а в более точном переводе — дворфами.
Приземистость, грубая сила, любовь к еде, пиву и оружию, а в довесок — скверный характер. Хотя эта роль больше подошла бы Земским, как хозяевам шахт и прочих подземных богатств.
— Тот, кто это сделал, — пробасил глава и осмотрел собравшихся, точно подозревая кого-то из нас, — объявил войну не только мне и всему моему роду. Он объявил войну спокойствию и порядку в нашем городе. А значит, без ответа не останется. А ты, — Пушкин указал в мою сторону, — из кожи вон вылезь, а узнай, что хотел убить Варвару. Для тебя это первоочередная задача, потому что она не только моя дочь, но и твоя будущая жена. А в противном случае спрошу и с тебя, и с твоей семьи.
— Да с него и так пора спросить! — рявкнул Орест, и только тогда я понял, что блеск на щеках — это не пот, а слезы. — Если бы не его выходка, если бы не дурацкий побег, все были бы здоровы!
— Хватит! — прорычал отец. — Ты тоже молодец. Устроил им свидание в околотке. Ума палата.
Я хотел подробнее обсудить этот вопрос, но мужчина сел в машину, и кортеж укатил вслед за медицинским грузовичком.
Остались только городовые и троица инспекторов, каждый из которых опросил меня во всех подробностях, и лишь потом разрешили уйти.
Я пешком добрался до дома, забрал индианок, которых выставили на крыльцо, и сел в машину. В зеркало заднего вида заметил Андрея в окне — «Чехов» с тревогой провожал нас взглядом, но говорить ничего не стал. И лишь когда я завел мотор, распахнул створку и крикнул:
— Одумайся! Если не хочешь и дальше прозябать
на дне!— Лучше с кентами на велике, — почему-то вспомнилась именно эта блатная поговорка, — чем с чертями на «гелике».
Буркнул это под нос — отец бы все равно ничего не понял. Да он и не хочет ничего понимать.
Вылитый мой папаша — такой же нерешительный и готовый втиснуться под любую крышу вместо того, чтобы строить собственный дом.
Неудивительно, что прежде богатая и уважаемая семья докатилась до трущоб.
Пора брать инициативу в свои руки, иначе сплав по реке жопой кверху ничем хорошим не закончится.
Это в начале я тупил и действовал по обстоятельствам, стараясь вжиться в роль и особо не отсвечивать, чтобы не выдать себя.
Но теперь все будет по-моему.
Я покажу им все, чему научился, и пусть только попробуют встать у меня на пути.
— Гектор! — Рита быстрым шагом вышла из ворот, одетая в цветастый восточный халат. — Ты в порядке?
— Я — да, — подошел к подруге, оставив индианок в машине. — А вот Варвара — не очень.
— Об этом уже весь город гудит. Не понимаю, кому вообще понадобилось нападать на седьмую сестру?
— Пока не знаю. Как отец?
— Идет на поправку, — девушка тепло улыбнулась, и тут я понял, что ей далеко до настоящей оторвы — предо мной вовсе не бестия, а строгая леди, воспитанная суровым отцом и знающая себе цену. — Спасибо еще раз. Кстати, кто это с тобой?
— Мои новые работницы. Правда, без понятия, чем им платить. Можешь пока поселить их к слугам?
— Конечно, — она поманила ильвас рукой.
— И вот еще что, — шагнул еще ближе и заговорщицки прошептал: — Я хочу покататься на дирижабле. И понаблюдать за округой. Если ты, конечно же, не занята.
— Не занята, — Рита чуть отстранилась. — Но если что, могу выделить любого другого летчика.
— Нет-нет, лучше ты. Не стоит болтать при посторонних.
— Хорошо. Пойду переоденусь и прогрею мотор.
— И вот еще что — захвати подзорную трубу. Самую мощную, какую найдешь.
Полчаса спустя я сидел в кабине и попивал лимонад под мерный рокот винтов. Рядом на треноге покачивался самый настоящий телескоп такого размера, что издали сошел бы за шестнадцатифунтовую кулеврину.
Кросс-Ландау вращала штурвал, облаченная в кожаные брюки, высокие сапоги и блузку с корсетом.
Погода выдалась отличная — ясная, солнечная, но не жаркая, с видимостью на километры вокруг.
Мы летели на юг, огибая город широкой дугой, а под нами поблескивала железная дорога. Рельсы тянулись вдоль всего побережья, а рядом раскинулись желто-зеленые поля, которым, казалось, не было ни конца, ни края.
И только вдали у самого горизонта рыжели прерии и поросшие лесами невысокие горы.
— Есть вопрос, — оттягивал этот разговор, как мог, но времени в обрез — надо начинать. — Очень важный и для меня, и для моих родственников, но при том несколько… неэтичный.
— Спрашивай, — Рита не обернулась, но я видел, как напряглись ее плечи.
— Как вступить в наследство, если глава рода жив?
Спутница надолго замолчала, и я уж подумал, что сейчас меня высадят, или скинут прямо с дирижабля. Но после раздумий она сказала: