Интроверт

Я осторожно повернула голову, стараясь сделать это так, чтобы он не заметил, как я на него пялюсь. А затем скользнула по его отрешенному лицу быстрым взглядом.

Да, я определенно скинула бы ему «Blue Foundation – Bonfires». Этот трек такой же, как и он сам. Нереальный. Очаровательный. И немного ретро.

Никак не возьму в толк, почему мистер Чистюля вызывает у меня подобные ассоциации. Знаете все эти старые американские фильмы про прилизанных мужиков в костюмах с иголочки, которые, важно поигрывая бровями, курят на террасе загородной виллы дорогие кубинские сигары? Мистер Чистюля идеально вписался бы в любой из них.

– Закрой окно, становится холодно, – потребовал он внезапно, оборвав нестройную цепочку моих мыслей.

– А мне не холодно, – заупрямилась я, тряхнув длинными спутанными волосами. – Ты как будто старик в автобусе, который требует прикрыть форточку в тридцатиградусную жару!

– На улице немногим выше нуля, – ответил он, а потом повернулся и зачем-то изучающе оглядел мое лицо. – У тебя жар, Софи.

– И что? Дашь мне жаропонижающее, а потом разотрешь спинку эвкалиптовой мазью?

Я фыркнула, скрестив руки на груди.

Никому ни до кого нет никакого дела. Это суровый взрослый мир, и мне пора к этому привыкать. Здесь у каждого – своя личная территория и неприкосновенное пространство, нарушать которое ты не имеешь права. Все взрослые люди обитают за огромным железным забором, через который невозможно перебраться. Добровольная самоизоляция.

Почти уверена в том, что мистер Чистюля – точно такой же. Уже через час он даже не вспомнит о моем существовании. А через два будет трахать какую-нибудь дешевую шлюху, которую снимет на ночь, чтобы не торчать в мотеле в одиночестве. Люди все время это делают. Спят друг с другом от одиночества.

– Тебе есть куда пойти?

Он ненадолго отвлекся от трассы и снова посмотрел на меня.

– А тебе какое дело? – в этот момент я ощутила себя особенно униженной. – Хочешь предложить мне переночевать на придверном коврике? Спасибо, но я как-нибудь обойдусь и без твоего участия.

Ясно. Если посторонний проявляет к тебе зачатки сочувствия, значит, в его глазах ты выглядишь максимально жалко. Не хотелось даже думать об этом. О том, каким отродьем я представала в темных глазах мистера Чистюли.

– Здесь сейчас небезопасно, – пространно изрек он, притормаживая у двухэтажного здания, выкрашенного в глубокий серый оттенок. – Тем более, для юной леди вроде тебя.

Машина послушно встала на обочине дороги, моргнув на прощание оранжевыми фарами.

– Хватит меня так называть, – проворчала я, натягивая на лоб капюшон. – И спасибо, что подбросил.

Я распахнула дверцу и неуклюже вывалилась наружу. В лицо тут же ударил пронизывающий ветер. С ночного неба вниз падали крупные капли холодного дождя вперемешку с рыхлыми комьями снега. Отличная ночь, чтобы свалить куда-нибудь и больше не вернуться.

Я сделала несколько шагов по направлению к пустой автостраде, стараясь не разреветься на ходу. Не сейчас, Софи. Он пока еще слишком близко. Сначала необходимо нырнуть в спасительную темноту. А уже потом давать волю чувствам.

– Постой, – прогудел голос прямо над моим ухом, и тяжелая мужская ладонь легла на мое трясущееся от холода плечо. – Я не смогу уснуть, если сейчас отпущу тебя одну.

– Да? – я стряхнула с себя чужую руку, обернулась и с нескрываемой издевкой посмотрела в его бледное лицо. – Что-то ты не слишком переживал обо мне, когда тот жирный водила пытался затащить меня в номер. Что именно изменилось с тех пор?

Ночной ветер завывал в пожелтевших кронах деревьев, трепал густые светлые волосы незнакомца, забирался под ткань моей фиалковой олимпийки. Но я почти не ощущала его ледяных прикосновений. Мистер Чистюля был прав. Наверное, я в самом деле подхватила простуду, бегая босыми ногами по холодным лужам.

Означает ли это, что каждый раз при взгляде на него меня начинало трясти только потому, что у меня поднялась температура? Почему-то мне казалось, что нет. Точно нет.

– Ты… – растерянно пробормотал он, как будто удивляясь самому себе. – Ты мне кое-кого напоминаешь.

– Как мило, – я засунула руки в карманы толстовки и вскинула голову повыше, чтобы мои глаза могли нашарить в полутьме его расширенные зрачки. – И что дальше? Как следует позаботишься обо мне до утра, а потом отпустишь на все четыре стороны?

Я нарочно сделала ударение на слове «позаботишься». И вдохнула в него столько презрения и сарказма, сколько вообще была способна выдать моя невоспитанность. Не важно, что он был мне симпатичен. И не важно, что я оказалась в полнейшем дерьме. Я никогда и никому не разрешу пользоваться собой как дешевой игрушкой. Никогда. Даже ему.

Хотя где-то очень глубоко внутри, под ушибленными ребрами, предательски трепетало сердце, готовое в любой момент радостно прыгнуть в его раскрытые белые ладони. А еще более предательский мозг тихо внушал мне позорную мысль о том, что потерять невинность с этим мужчиной и согреться в его руках гораздо лучше, чем замерзнуть до смерти в ближайшей подворотне.

Но человек – это не только его сердце и мозг. Это нечто большее. И у меня пока еще оставалась в запасе моя гордость. Единственное наследство, доставшееся мне от бедовых родаков.

– Я сниму двухместный номер под именем Джеймс Нортон, – мистер Чистюля отвел глаза в сторону и сделал шаг назад. – И сообщу в регистратуре, что ко мне могут нагрянуть гости.

Не дожидаясь моего ответа, он отвернулся и пошел прочь. Добрался до своего вишневого авто, вытащил из багажника большой коричневый чемодан. А потом нырнул в темноту широкого навеса, скрывающего входную дверь мотеля.

В отличие от «Королей автострады», это место выглядело почти нормально. Никаких пыльных грузовиков, торчащих по бокам шоссе. Никаких мигающих фонарей на обочине. И почти ни одной трещины на сером крашеном фасаде. Страшно представить, сколько стоит одна-единственная ночь в таком мотеле. Наверное, на эти деньги можно было бы торчать целую неделю в «Королях автострады». А, может, даже больше. Или несколько лет затариваться просрочкой в магазине Саманты.

Мой желудок жалобно скукожился, а потом тихо, но настойчиво заурчал. Господи, я бы сейчас сожрала что угодно. В буквальном смысле. Не побрезговала бы даже кошмарным порошкообразным супом из упаковки, который сильно попахивал собачьим кормом. Мама иногда брала его в лавке Саманты на сдачу, но он был таким отвратным, что мы не решались вскрывать его даже в самые безденежные времена. Поэтому эти коричнево-зеленые упаковки обычно пылились на кухне вагончика под самым потолком.

Я надвинула промокший капюшон на глаза, шагнула к белеющим на мокром асфальте полоскам пешеходного перехода и остановилась. И что дальше, Софи?