Инвестком
Шрифт:
В середине девяностых не было по соседству с «Инвесткомом» ни торгового центра, ни множества небольших кафе, а потому обедали прямо на фирме. Деньги вычитали из зарплаты, за себя и за начальство – экспертов кормили обычно гороховым супом и макаронами, начальникам средней руки, сидевшим за отдельным столом, приносили сверх того салаты, овощи, фрукты и зелень, изредка ставили вино. Игорь эти колхозные обеды не любил, предпочитая бутерброды, кофе и шоколадки в универсаме. Он терпеть не мог алюминиевые ложки и вилки (у начальства они были из нержавейки), разговоры ни о чём за общим столом, он был чужой среди молодых ребят, казавшихся Игорю простоватыми и необразованными, но, главное, ему претило ощущение второсортности, демонстративная сегрегация. Сам Козлецкий в столовой никогда не обедал, ему готовили отдельно и отвозили в специальную комнату для избранных, – всё строго по ранжиру.
В тот день, выйдя от Козлецкого, Женя так распалился, что заговорил за столом о политике. Вообще о политике не говорили никогда, ни до того, ни после на памяти Игоря – это было такое же молчаливое табу, как рассказывать про свои сделки. Люди приходили в «Инвестком» делать деньги, другое, в том числе и политика, их интересовало мало. Завтра жизнь могла круто измениться, пока можно, нужно было запасаться
– В девяносто первом я стоял в живом кольце вокруг Белого дома, рушил памятник Дзержинскому. Мы находились на Старой площади, когда опечатывали ЦК, а выиграли только Козлецкие. Если так будет продолжаться, пойду голосовать за Зюганова.
Игорь промолчал. Чуть больше пяти лет назад он был председателем оргкомитета московской организации Демпартии. Не хватило ровно одного голоса, чтобы стать избранным председателем: на оргконференции он получил пятьдесят два голоса из ста четырёх, став жертвой интриги со стороны Хаценкова [44] и других аппаратчиков. В последний момент Хаценков неожиданно и непонятно зачем в противовес Игорю предложил другую кандидатуру: бывшего политэконома-марксиста, депутата Мосгордумы. Эти бывшие всё больше захватывали места. Конференция раскололась – переругались и стали выяснять отношения до полуночи, но так ни к чему и не пришли. Конференцию перенесли на осень, а до осени много воды утекло… Игорь уехал в отпуск, а пока он отдыхал, по-тихому выбрали Ройтмана. С подачи всё того же Хаценкова.
44
Хаценков Георгий Фёдорович – бывший инструктор ЦК КПСС, заместитель председателя оргкомитета ДПР, затем первый заместитель председателя партии Н. И. Травкина. В конце 1990 года ввиду противоречий с Н. И. Травкиным исключён из ДПР. Позднее восстановлен в партии, в 1998–2000 годах избирался председателем ДПР.
В девяностом Игорь действительно был демократом, идеалистом… или слепцом?.. Верил, что Россия станет новой, чистой, счастливой… Верил в частную собственность. Верил, что капитализм очистит Россию… Он мыслил широко и не видел людей… Но после всего, что с ним произошло, после того, как его два раза похищали бандиты, энтузиазм у Игоря пропал. И веры стало много меньше. Он сохранил свои убеждения, но говорить о политике больше не хотелось. Да и с кем?
Многие из тех людей, что прежде называли себя демократами, стали ему неприятны – оказались продажны, неискренни, эгоистичны, мелки, плели интриги… Выходило, что убеждения – отдельно, реальность и люди – отдельно. Они всё больше расходились в пространстве… Игорь перестал интересоваться людьми… То есть он разговаривал, но исключительно по делу, он замкнулся в себе, иссох душой… Люди – чужие… неискренние… Не стало прежней общности. Куда-то подевались, разбежались единомышленники. А может, им, как и Игорю, тоже стало не до политики, может, они тоже перестали верить в людей? Доверять людям? Игорю они больше не были интересны. Те редкие из прежних знакомых, кто пытался заниматься политикой, казались смешны. Жизнь изменилась, правда стала другой, а они – пели прежние песни… Легкокрылые, глупые бабочки.
Об Игоре тоже никто не вспоминал. Временами он чувствовал себя мизантропом. Теперь он видел людей совсем иначе, чем раньше. Люди – волки, каждый за себя… Он продолжал общаться, продолжал быть вежливым, но по инерции… Что-то в нём оборвалось…
Игорь, конечно, не стал бы голосовать за Зюганова… При советской власти он ненавидел коммунистов, но сейчас ненависти больше не стало, одна усталость. За Зюганова он не стал бы голосовать никогда, хотя бы в память о прошлом. Он знал, что это хитрец и лицемер, спекулянт от мёртвой идеи. Не стал бы голосовать и за Лебедя, за генерала с непонятными взглядами, похожего на гориллу [45] , пусть даже программу пишет ему Найшуль [46] . Из кандидатов хорош был только Явлинский, но народ не станет голосовать за Явлинского. Такой народ, наверное, и не заслуживает лучшего, чем Ельцин… Как ни крути, Ельцин – самое меньшее зло… Выбора не было… Впрочем, Игорь вообще не будет голосовать. Спасаясь от бандитов, он выписался с прежнего адреса и с тех пор на всякий случай жил без регистрации… Он не станет больше никого убеждать…
45
Гориллами обычно называли военных диктаторов в Латинской Америке.
46
Найшуль Виталий Аркадьевич – известный радикальный экономист. В 1985 году опубликовал в самиздате книгу «Другая жизнь», в которой сравнивал экономические модели в США и СССР и выдвинул задолго до А. Б. Чубайса идею приватизационного чека-ваучера. С 1992 года президент Института национальной модели экономики. В 1996 году автор одной из двух экономических программ кандидата в президенты РФ генерала Александра Лебедя (вторая программа составлена С. Глазьевым и существенно отличалась от программы Найшуля).
– Зачем тебе этот коммуняка? – поинтересовался у Жени Рома. Рома закончил ПТУ, у него имелась профессия мясника, но Рома предпочитал работать риэлтором.
– Да какой он коммуняка, – возразил Женя, – так… Надоели эти козлы…
– За что боролись, на то и напоролись… – возразил Рома. – Только всё равно Зюганов – коммуняка.
– А тебе-то что? – оборвал его Женя Маслов. – С твоей профессией при любой власти будет хорошо. Хоть при демократах, хоть при коммуняках.
Борис из соседнего отдела, парень лет тридцати, груболицый, неприятный, всегда сидевший за столом молча, – говорили, что раньше он работал вышибалой, а теперь специализировался на алкоголиках, – неожиданно вмешался в разговор:
– Да что вы, ребята, – коммуняки, демократы… Да все они пидоры… Вы видели пьяного Ельцина в Берлине? Про Шеннон слыхали?.. [47] Выборов, скорее всего, вообще не будет. Ельцин никогда не отдаст власть. Им всё равно, как вы будете голосовать. Как в Советском Союзе. Всегда девяносто девять и девять десятых процента. Даже не считали.
Спорить с Борисом не хотелось –
мурло… Но и наверху – мурло… Все молча встали из-за стола.История с Женей Масловым не произвела на Игоря, как и на других, особого впечатления. Ушёл и ушёл. Конкурентом меньше. Его дело. Вполне вероятно, действительно уводил сделки, подозрения Козлецкого казались отнюдь не беспочвенными. Во всех агентствах недвижимости воруют, то есть уводят клиентов; бывает, уводят и сотрудников, даже целые коллективы. Тем более зачем агентам делиться с фирмой собственными вариантами, кровными? Странно было бы, если б эксперты не воровали, то есть не уводили варианты и не делали частные сделки. Здесь – кто кого, игра шла по понятиям, вечное перетягивание каната. «Инвестком» не защищал своих агентов, уволить в любой момент могли каждого, так отчего эксперты не должны были думать о себе? Тем более в стране, где воровали всегда, даже в строгое советское время. Ведь всё было народное, а значит, ничьё.
47
30.08.1994 в Берлине состоялись торжества по случаю вывода российских войск. Президент Б. Ельцин во время церемонии был пьян. Особенно запомнился общественности эпизод, когда пьяный Ельцин дирижировал оркестром.
Шеннон – аэропорт в Ирландии. Возвращаясь из США, самолёт Ельцина 30.03.1994 приземлился в Шенноне. На встречу с ним прибыл премьер-министр Ирландии, но Б. Ельцин не вышел из самолёта. Предполагалось, что он проспал встречу после обильного употребления алкоголя, что начальник охраны генерал Коржаков не разрешил будить Ельцина. Впоследствии А. Коржаков писал в мемуарах, что у Б. Ельцина имело место нарушение мозгового кровообращения, опять же после злоупотребления алкоголем.
Игорь не раз слышал истории, как продукцию вывозили с заводов, перебрасывали через заборы, выносили в специально пришитых карманах; людей раздевали догола и досматривали, но, несмотря ни на что, находились умельцы, женщины использовали даже влагалище. С оружейных заводов со строгой охраной выносили детали и дома собирали оружие. Во время Великой Отечественной войны, рассказывали Игорю, на военный завод приезжали партийные чины и брали спирт, необходимый для производства боеприпасов. В стране, где не так давно за пять колосков давали десять лет и где всё принадлежало государству, где ещё недавно существовало крепостное право – при царях и снова при Сталине, в стране, давшей миру лозунг: «Грабь награбленное» – лозунг большевиков и рейдеров, тихо трансформированный слабыми в «Укради украденное», в стране, в одночасье родившей десятки тысяч бандитов, в стране воровской романтики и устойчивой уголовной субкультуры просто не могли не воровать. Тем более сразу после приватизации, то есть гигантских размеров жульничества, разделившего страну на два неравных лагеря – не на демократов и государственников-охранителей, но на тех, кто разворовывал, и на тех, кого обворовывали. Быть может, крупнейшей аферы в мировой истории.
Впрочем, эксперты или агенты – называйте, как хотите, в то время в «Инвесткоме» ещё не было разницы между агентами и экспертами, это позже агентам стали платить меньше, чем экспертам, – обычно уводили вариант, не подводя под это никакие теории, потому что всем нужны были деньги. Увести вариант считалось нормой. Как нормой считалось не платить налоги. «Инвестком» же налоги не платил, то есть платил, но самую малость. В договорах на оказание услуг, заключаемых «Инвесткомом», писали долларов двести, остальные деньги передавали по гарантийным письмам. Клиенты, когда им объясняли, зачем нужно писать гарантийные письма, понятливо кивали головами. Обманывать государство не считалось грехом. Глупо не обманывать того, кто дурачит тебя. Но если кто попадался или попадал под подозрение, того не принято было жалеть. Впрочем, обманывать государство было не так уж и опасно; государство обманывали все, и, следовательно, вероятность попасться была минимальной, к тому же от государства почти всегда можно было откупиться. В «Инвесткоме» же выгоняли даже без доказательств, нередко – по одному подозрению, а бывало, и заставляли платить. В «Инвесткоме», как и везде, жили по понятиям.
Игорь долго не уводил варианты и оставался честен перед «Инвесткомом». Вспоминая это время, после истории с Козлецким, он часто мучился вопросом: почему так? Всё ещё оставался глупцом-идеалистом? Ведь знал же, полной чашей хлебнул от свинцовых мерзостей жизни… Знал уже людей… Да, работа риэлтора ему нравилась, ему было комфортно в «Инвесткоме», надеялся сделать карьеру, и всё же… Козлецкий импонировал? Насчёт Козлецкого, пожалуй, у Игоря не было определённого мнения. Козла не любили, но он это откидывал, пока не обжёгся сам. Козлецкий интересовал Игоря мало, то есть Игорь подумывал, что хорошо бы найти к гендиректору дорожку, стать завотделом, но больше теоретически подумывал. А гад, не гад – для кого как. Игорь не был специалистом ни по интригам, ни по коммуникациям… И душеведом тоже не был никогда…
Единственное оправдание или, скорее, объяснение своей честности Игорь видел в том, что не очень долго проработал в «Инвесткоме». Требовалось сначала освоиться. Но что не думал о том, чтобы уводить варианты, не догадывался, что другие уводят, что в «Инвесткоме» есть иная, скрытая жизнь, вот это глупо… Да, он всегда был непрактичным… Привык витать в облаках… В свои сорок восемь, словно мальчик, полон был спортивного азарта. Хотелось стать лучшим риэлтором в «Инвесткоме». Стахановым [48] капиталистического труда… Мелкое тщеславие, прилипло что-то советское?.. Пустой ярлык… Хотя приятно, конечно… Синдром доски почёта… Да, идеалист… Но парадокс состоял в том, что он не мог стать Стахановым. В «Инвесткоме» в то время всё было устроено так, что ни один эксперт не знал, что делают другие, какие у них сделки и сколько они зарабатывают. Никакого соревнования, никакой доски почёта, голые доллары. Когда Игорь получал зарплату, он не успевал разглядеть чёрную ведомость. Да это ничего и не дало бы, потому что зарплату получали нерегулярно, только когда закрывали сделки.
48
А. Стаханов – наиболее известный передовик производства в СССР, шахтёр. В 1935 году установил рекорд, превысив норму добычи угля в 14 раз. Примеру Стаханова последовали на других шахтах Донбасса, так возникло стахановское движение. Имя А. Стаханова широко использовалось советской пропагандой. Впоследствии стало известно, что для Стаханова, чтобы он установил рекорд, создавались специальные условия.