Инвестком
Шрифт:
Игорь вышел в приподнятом настроении. У входа стояли две женщины с сигаретами в руках. Это были те самые, которых он видел в коридоре перед кабинетом директора, но теперь они не казались такими деловитыми, скорее усталыми.
– Простите, вы здесь работаете? – спросил Игорь. Интересно было хоть что-то узнать о фирме.
– А вы хотите устроиться? – вопросом на вопрос ответила одна из них, красивая, высокая, со слегка вздёрнутым носиком, которая ещё в коридоре понравилась Игорю. Теперь он разглядел, что у неё красные руки и лёгкие морщинки у глаз.
– Да, хочу, – подтвердил Игорь. – Как вам работается?
– Можно сказать, неплохо. А разве есть выбор? – красавица снова отвечала вопросом на вопрос. – Вы знаете, как платят врачам? У меня двое детей, муж тоже врач. Только он фанат своего дела, готов работать бесплатно. А я бегаю.
– Здесь хорошо платят? – спросил Игорь.
– Везде хорошо, где нас нет, – сказала женщина, затягиваясь дымом, – конечно, лучше,
– А я из Марий Эл, – сказала вторая, с раскосыми глазами и смуглым лицом слегка увядшей восточной красавицы. – У нас вообще почти не платили зарплату. По нескольку месяцев. А в Москве, сами знаете, везде нужна регистрация. Вот и бегаю. И не одна я такая. У нас в республике много врачей разбежалось…
«Вроде не очень хорошо», – подумал Игорь, но не стал на этом зацикливаться. Индус-директор ставил его выше этих женщин, у него совсем другой полёт, он не станет бегать по поликлиникам, постарается завести связи в министерстве, в областях, фирма будет процветать – и он тоже. Игорь был так добро настроен, что решил про себя при случае помочь восточной красавице с московской регистрацией.
Как и договорились с Санджабом Сингхом, Игорь позвонил через неделю. Трубку снял охранник.
– Фирма съехала, – сообщил он.
Игорь понял: придётся остаться риэлтором.
Так и случилось, что Игорь оказался в только организованном Перовском отделении «Инвесткома». Если точно, «Корпорации «Инвестком-недвижимость»». Недавний знакомый Полтавского, бывший частный предприниматель-риэлтор Лёня Трегубов, устроился там завотделом и пригласил Игоря к себе. Особого выбора не было, и оттого Игорь Полтавский решил попытать счастья. «Инвестком» – не самый худший вариант. По крайней мере, реклама всегда на первой странице. И ещё: в других фирмах риэлторов называют агентами, а в «Инвесткоме» – экспертами. Вроде мелочь, практического значения это не имело никакого, однако приятно. Игорь знал, что глупо, но разве волен человек над своим мелким тщеславием? Тем более недавний директор.
Лёня Трегубов совсем недавно был Игорю подельником-конкурентом и товарищем, то ли по несчастью, то ли по афере. Они оба, Лёня как частный предприниматель, а Игорь от своего «Мегаполиса», заключили посреднический договор со строительной фирмой «Стройдекор М», не то чтобы однодневкой, но какой-то очень уж невнушительной фирмочкой.
Фирма эта, «Стройдекор М», занимала пару грязноватых комнат с цементным полом и ободранной мебелью, с картиной Матроны Московской и дешёвыми иконами на стенах в хозяйственном блоке Московского областного научно-исследовательского клинического института (МОНИКИ). Кроме гендиректора Людмилы Яковлевны Мищенко, с виду простоватой и никак не тянувшей на гендиректора солидной строительной фирмы, в этих двух комнатах находились ещё бухгалтер, солидного вида крупная женщина с распятием на шее (она всегда сидела молча и слушала или читала Евангелие; ни компьютера, ни одной бумаги, ни даже, похоже, собственного стола у неё не было), и странного вида бородатый мужчина в скуфейке. Иногда возле него лежал добродушный пёс.
Стол самой Людмилы Яковлевны, в отличие от главного бухгалтера, всегда был завален бумагами, договорами, разными планами и духовными книгами, но всё это находилось в таком беспорядке, что ничего найти там было совершенно невозможно.
Квартир, которые по договору требовалось продавать, пока не существовало в природе, их только предстояло построить в результате перепланировки общежития в Солнцево. Имелся лишь договор, подписанный Мищенко с институтом и завизированный сразу тремя областными министрами – строительства, имущественных отношений и здравоохранения – о выселении и реконструкции институтского общежития. Между тем дело представлялось исключительно заманчивым: Мищенко продавала будущие квартиры баснословно дёшево, на посредничестве можно было здорово поживиться. Игорь сначала сомневался: подписи подписями и печати печатями, но к Мищенко доверия у него не возникло никакого, всё вроде правдоподобно и вместе с тем похоже на аферу, многие нужные бумаги отсутствовали, но устоять перед соблазном он не смог – никто бы не устоял, потому что светили очень хорошие деньги, а он ни за что не отвечал. В задачу «Мегаполиса» входило всего лишь найти покупателей и привести к Мищенко.
Квартиры, естественно, продали очень быстро – покупатели всё видели, догадывались (в отличие от Игоря все они ездили на объект и разговаривали с жильцами), но от дешёвого сыра потеряли головы. «Мегаполис» нашёл десять покупателей, и Лёня Трегубов ещё четырёх, как оказалось, самых скандальных (они бегали потом за Полтавским, хотя именно перед ними у «Мегаполиса» не было никаких обязательств). Словом, «Мегаполис», то есть Игорь Полтавский, гендиректор и частный предприниматель Трегубов законнейшим образом получили свои деньги. И вот тут, едва только получили деньги, грянул давно ожидаемый Полтавским скандал. Дирекция МОНИКИ и министерства, дав добро на продажу квартир и даже гарантии кому-то из покупателей, – Мищенко
с ними сильно была аффилирована: все подряды в МОНИКИ вопреки закону без конкурса отдавали ей – и пальцем не пошевелили, чтобы переселить своих же сотрудников, так что реконструкция сразу застопорилась. Мищенко, правда, пыталась копошиться: через пень-колоду начала работы, не получив ни одного разрешения, что-то вроде самостроя, говорили – вкривь и вкось, рабочие были пьяные, но до последнего все надеялись, что дело каким-то чудом сдвинется с места. В МОНИКИ обещали, вроде вели переговоры, только с кем, совершенно неизвестно. Жильцы же в это время писали письма-жалобы: то требовали оставить их в покое, то предоставить квартиры, обещанные лет десять-пятнадцать назад. Приходили комиссии, что-то обсуждали, шла обычная в таких случаях деловитая суета. По слухам, состоялось и ещё заседание, тайное: замминистра строительства предлагал квартиры не выделять, все оставить как есть, а инвесторов послать к чёрту – знали, мол, что шли на халяву. Как говорил Лёня, опыт кидалова у подмосковных чиновников имелся немалый, не только даже против мелких инвесторов. В своё время сломали и обанкротили «Гуту», главного кредитора области, которому задолжали миллионы долларов [10] . В общем, рядили и решали, а дело с места не двигалось. Позднее Игорь догадался, что это такая чиновничья тактика – тянуть дело до края, писать бумаги, чтобы ничего не решать по существу и со временем утопить.10
«Гута» – Гута-банк. При губернаторе А. Тяжлове Московская область получила у Гута-банка кредитов на сумму в 40 миллионов долларов. К моменту избрания губернатором Б. Громова в 2000 году требовалось возвращать кредиты; область находилась под угрозой банкротства. С целью не возвращать кредиты были организованы милицейские проверки банка, арестованы документы и ценные бумаги, выяснялись источники доходов руководства банка в прошлом. В результате силовых действий руководству банка пришлось спасаться за границей, Гута-банк был обанкрочен, но Московской области удалось не возвращать кредиты.
Покупатели квартир приходили к Полтавскому и требовали назад свои кровные, не идти же им к Лёне, его ищи-свищи, но деньги находились у Мищенко, а она стала малодоступна. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но вдруг решилось сразу – Людмила Яковлевна погибла в автокатастрофе, пьяный водитель КамАЗа наехал на её «Жигули». Стало ясно: ничего не будет. Мищенко не приходовала деньги, счёт «Стройдекора М» оказался совершенно пуст. Бухгалтер, что с распятием на шее, сдававшая фальшивый баланс, уехала или скрылась в Смоленскую область, а у престарелого замдиректора МОНИКИ случился инсульт. Отвечать стало некому.
В начале девяностых, когда Игорь Полтавский организовал финансовую компанию, её удалось закрыть тихо. Он так никогда и не узнал, происходили ли какие-то волненья. Он опасался за свою жизнь и вынужден был прятаться от бандитов. Тогда он завис над пропастью – между рэкетирами и милицией. Вкладчики, вероятно, роптали и жаловались, быть может, писали письма в прокуратуру, но его никто не нашёл, а он был так напуган, что и близко не приближался к Госкомстату, где раньше находилась его кредитная контора. Потом он сам много раз становился вкладчиком и инвестором, не раз и не два терял свои деньги, видел, как протекают банкротства, как собираются толпы и требуют кровные. Не слишком приятное зрелище, особенно когда не можешь спрятаться за строем охраны.
На сей раз Игорь не на шутку испугался инвесторов. Он вроде не сильно виноват, но всё равно, бегать станут за ним…
Нет, не только из-за этой истории закрыл он свой «Мегаполис». Фирму давно лихорадило, прибыли сменялись убытками, он словно находился на качелях, могущих в любой момент оборваться, но эта история с Мищенко, с МОНИКИ и с подмосковным правительством стала последней каплей. Если бы не инвесторы, Игорь, вероятно, ещё продержался бы несколько месяцев. Но и Леонид, тот тоже закрыл свой бизнес.
Вот так и получилось, что Леонид Трегубов устроился завотделом в «Инвестком» и пригласил Игоря. Вообще-то Игорь не очень хотел в «Инвестком», с корпорацией у него имелись давние счёты. Если бы в «Инвесткоме» существовал чёрный список, Игорь, вероятно, оказался бы в нём.
Выяснилось, однако, что никакого чёрного списка не существует в природе. Заведующая Перовским отделением – ещё несколько недель назад она работала главным экспертом на Чистых прудах и не очень понимала, в чём состоит её новая работа, – с Игорем была чрезвычайно приветлива: «Вы опытный человек, умеете работать. Леонид мне о вас рассказал. Желаю удачи». И всё, никаких инвестиционных сделок, деталей, никакой информации, будто Игорь всю жизнь проработал в «Инвесткоме». Леонид тоже молчал. Вскоре стало ясно почему – недели через две он перешёл в «Миэль». Игорь встретил его года через три. К тому времени Трегубов давно ушёл из «Миэля» и подвизался на государственной службе. «В нашей стране лучше всего быть чиновником, – со знанием дела самодовольно изрёк он. – Главное, ладить с начальством».