Иные

Он наугад открыл дверь — и сразу увидел его. Это было так неожиданно, что Лихолетов даже попятился.

Нойманн стоял у открытого окна. Лунный свет, как прожектор, вычерчивал в темноте его силуэт: высокий рост, широкие плечи, шляпа… Полы черного плаща развевались на ветру.

— Хэнде хох! — взревел Лихолетов, хотя знал, что в случае с Нойманном поднятые руки — совершенная бессмысленность. Такая ерунда его не обезвредит.

К счастью, Нойманн молчал — но и подчиняться не спешил. Он вообще не двигался. Лихолетов шагнул ближе, держа его на прицеле. Что-то щелкнуло, натянулось под ногой — и Нойманн полетел на Лихолетова. Плащ распахнулся, в полумраке блеснули крючья… Лихолетов выстрелил в упор, но пуля не остановила врага. Нойманн врезался в него, прижал к стене, навис жуткой тенью. Плащ обнял Лихолетова, хлопнул по бокам — под черной кожей была пустота. Слетев с крючка, шляпа покатилась по полу, и тогда Лихолетов увидел обыкновенную вешалку на колесиках.

Это была просто одежда. Одежда на вешалке. И ничего больше.

Лихолетов шумно выдохнул, отер взмокшее лицо. Призрак Нойманна хохотал над ним победно и беззвучно.

Вдруг из дальнего конца коридора послышались звуки борьбы — все ближе и громче. Потом раздался оглушительный грохот, новые выстрелы. Наконец кто-то вскрикнул, тонко, по-женски, и наступила тишина.

Смолина.

Чертыхнувшись, Лихолетов бросился на помощь.

Коридор вывел его к лестнице, где, рассыпанные по кускам, валялись рыцарские доспехи. На полу и перилах была кровь, влажно блестела брошенная булава. Лихолетов перешагнул через нее, подошел к перилам, взглянул вниз — и сразу увидел Лису. Она лежала на ступенях, неестественно вывернув руку, а под головой растекалось темное пятно. Вряд ли она сама себя ударила булавой и упала с лестницы. Тот, кто это сделал, был еще близко.

Лихолетов замер, напряженно вслушиваясь в тишину вокруг. И в этой тишине прямо за его спиной раздался сухой щелчок взведенного курка. В затылок уткнулось холодное дуло, повеяло ароматом поздних роз.

— Hande hoch [1], — сказал глубокий женский голос.

Медленно, чтобы не спровоцировать противника, Лихолетов поднял руки, завел их за голову, и из правой тут же выхватили оружие. Высокая светловолосая женщина обошла его слева, держа на мушке, и Лихолетов наконец-то смог увидеть ее лицо. Темнота скрадывала черты, к тому же женщина была потрепана после драки, но он все равно узнал ее, хотя видел всего раз и то мельком.

— Geh dorthin, — прошептала она и толкнула Лихолетова револьвером в грудь. — Schneller [2].

Переводчик тут не требовался. Лихолетов сделал пару шагов спиной, потом развернулся и побрел, куда было велено. Они прошли тем же путем, которым двигался Лихолетов, и вскоре столкнулись с детьми: трое мальчишек выбежали им навстречу. У самого высокого в руках был пистолет. Приглядевшись, Лихолетов узнал оружие Медведя и испытал сложные чувства. Одновременно радость, что командир повержен, а дети уцелели, и отчаяние — ведь это значило, что операция провалилась. Когда же мальчик навел на него дуло и, не дрогнув, выстрелил, все это ушло. Осталось только удивление, негодование. Страх. И обжигающая боль в левом плече. Быстро и профессионально сбросив пустую гильзу, мальчик снова выстрелил, но на этот раз вместо грохота раздался лишь сухой треск осечки. Тогда мальчик вытащил из-за пояса нож и пошел на Лихолетова, остальные сделали то же самое.

— Anselm! Genugend! [3] — воскликнула женщина. Мальчики остановились, нехотя взглянули на нее. — Lasst uns mit dem Gast allein. Ich komme schon zurecht [4].

Несколько секунд они буравили друг друга глазами. Тот, что с ножом, явно хотел прикончить Лихолетова, но строгий голос женщины сдерживал его. Если бы не она, понял Лихолетов, эта троица разорвала бы его, как стая зверей. Они дышали яростью.

— Geht ins Bett! Befehlt aus fuhren! [5] — гаркнула женщина, и только тогда мальчишки, нахмурившись, отступили в темноту.

— Schneller, — шепнула она, подтолкнув Лихолетова к двери у лестницы. Ее голос дрожал.

— Да шнелю я, шнелю…

Его завели в чью-то маленькую спальню — запах увядших роз окутал таким плотным терпким ароматом, что он почти сразу догадался, в чью. Женщина закрылась на замок и, опустив револьвер, прошла к трюмо с изящным зеркалом. Выдвинув верхний ящик, достала бинты, спирт, тканевый сверток с хирургическими инструментами. Лихолетова замутило — не то от запаха цветов, не то от крови, которая толчками вытекала из раны.

— Садись, — велела она с сильным немецким акцентом и повернула рычажок выключателя. Над зеркалом вспыхнул мягкий желтый свет. — Покажи плечо.

— Говоришь по-русски? — удивленно спросил Лихолетов, подходя ближе и расстегивая ворот.

Теперь Лихолетов смог хорошенько ее разглядеть. После схватки с Лисой ее губа еще сочилась кровью, а левая сторона челюсти налилась синевой и отекла. Но женщина перед ним была той самой, которую он видел в дыму и пожаре Мадрида.

Он бы, наверное, смог тогда достать Нойманна — если бы не она.

Обтерев руки спиртом, женщина прижала ватку к своей губе и челюсти. Типичная немка, худая и резкая, как выстрел, — откуда она знает его язык? Неужели учила специально, чтобы говорить со Смолиной, например? Он сел на стул около трюмо, спустил рубашку, покорно подставил плечо. Кровь уже начала сворачиваться, в желтом свете рана блестела вывернутыми краями. Женщина надела перчатки, развернула инструменты. Вытащила длинный, похожий на рыбью кость, пинцет. Лихолетов стиснул зубы, готовясь к худшему.

— Как тебя зовут? — спросил, чтобы немного разрядить обстановку.

— Катарина. — Она поднесла к его плечу пропитанную спиртом вату, быстро обработала края раны, не обращая внимания на его гримасы. — Я тебя сразу узнала. Тридцать шестой, Мадрид. Ты чуть не убил моего единственного друга.

Пинцет вонзился в плоть, и Лихолетов взвыл.

— Schweigen [6], — прошипела Катарина. — Тихо. Я знаю: на тебя не действует сила Макса. Я была там, все видела. Только ты один не выстрелил себе в голову, зато…

Острые клыки пинцета погрузились в рану глубоко, почти до середины. Катарина стала ворочать ими, и плечо выкрутило болью.

— Зато ранил Макса.

Лихолетов почувствовал, как во рту у него хрустнула и раскрошилась старая пломба. Холодный пот катился в глаза, рука вздрагивала.

— Где он? — просипел Лихолетов сквозь сжатые челюсти. — Он похитил девушку.

Катарина молча ухватила пулю и потянула медленно и будто с наслаждением, специально мучая его. Разговор отвлекал, и Лихолетов попытался еще раз:

— Она жива? — Катарина медленно кивнула, сосредоточенная на его руке. Это было уже кое-что! — Тогда зачем она ему? Он хочет использовать ее в войне?

Окровавленный кусочек металла упал на трюмо и покатился по столешнице. Катарина снова хмыкнула, качнула головой:

— Макс ненавидит войну.

— Я видел, на что он способен.

— Я тоже.

Точными движениями она снова обработала рану, не замечая, как шипит и вздрагивает Лихолетов. Затем вытянула нить, заправила в кривую хирургическую иглу.