Инженер и дела

Вечером шестого ноября состоялся и сам праздничный концерт. Меня с песней «А река течёт» выпустили почти в самом начале. Надо же, и ведь не про революцию, но разрешили:

— Сядем с отцом, сядем вдвоём,

На крылечке до утра, до утра.

Поговорим о том, о сём,

Просто так, для души, до утра.

Хоть и не по теме, получилось вполне трогательно. Я был в гражданской одежде, но с зелёной фуражкой. Разрешили! Я же пограничник! И на груди у меня блестели награды! Но, вообще-то, редко у кого, даже у бывалых фронтовиков, не считая разных больших начальников, встретишь два ордена «Красной Звезды» и медаль «За отвагу»! Сразу видно, что боевые! Жаль, что родители Вячеслава умерли так рано! Мне самому поговорить не с кем!

Зал принял песню тепло. Да, не ожидал! Но, на этот раз, как в мае, никто не позволил мне, ага, развернуться…

Сильно блеснула в середине Инга. Песня о Че Геваре тронула весь зал. На этот раз и вид у неё был грозный и трогательный. За спиной моей жены виднелся настоящий АКМ, пусть испорченный, а через шею висели ясельки с Никитой. И наш сын спокойно взирал на зал. Хотя, всё как бы в клипе, оставшейся в моей памяти. Я и сам сидел на тумбе с гитарой в руках и подыгрывал оркестру, и сбоку у меня висели ясельки с Наташей. Но и у меня за спиной виднелся грозный АКМ! И портрет пламенного революционера на сцене висел, и в конце песни прозвучал и небольшой отрывок из его выступления. Да, красиво получилось. Нам, точнее, Инге, грозно спевшей песню, рукоплескали очень сильно. Пришлось исполнить её ещё раз. Но мы сильнее удивили зал ещё и с яростной «El pueblo unido». Нас грозно поддержал и мужской хор. Ещё и ведущий сначала объявление сделал, что в знак солидарности с чилийскими товарищами и памяти о замученном военной хунтой великом чилийском поэте Викторе Харе. Получилось очень сильно. Яростный и в то же время и нежный голос Инги очень трогательно вплёлся в грозный мужской хор. Нам рукоплескали намного сильнее. Зал искренне вскипел в сильном негодовании. Конечно, и тут нам пришлось выступить во второй раз. Как нам сообщили, и сам дорогой Ильич, и многие ответственные товарищи, и важные иностранные гости присутствовали на концерте. Так что, мы тут не просто песенки пели и услаждали слух важных лиц, а участвовали в важном и нужном политическом мероприятии.

После этого моя жена трогательно спела ещё и «Прекрасное Далёко», на этот раз без автомата и Никиты. Попросили. Честно говоря, тоже в пропагандистских целях. Это ведь знаковая песня о советских временах. У меня при её прослушивании всегда возникало большое волнение в душе и голос садился.

Да, какие прекрасные времена могли ждать советских людей, но… не сбылось! А эта песня, можно сказать, одна из коронных номеров Инги. Конечно, и сейчас рукоплескали ей сильно.

Чуть позже и Инесса тронула зал. Девочку, раз у неё сама песня, получается, с политическим смыслом, специально выпустили почти в самом конце. Ей рукоплескали тоже сильно, и тут организаторы нежданно попросили девочку спеть, надо же, «Облака»! Хотя, и она сама не растерялась, и оркестр был готов. Нежданно получилось сильно контрастно и трогательно! Аплодисменты продолжились и далее, но, конечно, девочку уже больше на сцену не выпустили.

И сразу же за Инессой выступили и «Песняры» с «И вновь продолжается бой». Хотя, и она, и Ирма вместе с ними, как солистки. Хоть и не Большой детский хор, но получилось красиво. Ясно, что и «Песняры» вместе с девочками заслужили аплодисменты, наверное, и похлеще, чем Инга. Хотя, песня тоже ведь знаковая. Что ни есть советская и патриотическая песня, и на концерте пришлась к месту. На этот раз никто к ней придирался. Сам помощник вождя сказал, что она была одобрена на самом верху!

Глава 11 Москва слезам не верит…

Далее выступили уже «Самоцветы» с «Мой адрес Советский Союз», как было даже объявлено, ага, в моей обработке. Никак не ожидал! Ансамбль однозначно нехило выступил и даже удостоился повторного выхода. И концерт закончился, конечно, торжественным исполнением «Интернационала» ансамблем имени Александрова. Да, однозначно красиво и мощно получилось! После такого исполнения и сам захочешь стать революционером и смести к ядрена фене всех проклятых буржуев! Хотя, у меня на них и так зуб большой был!

Хоть я и выступил лишь с одной песней, был доволен. А мне больше и не надо. Главное, показался на всю страну, и ладно. А ещё больше были довольны мои красавицы. Вот они отметились очень сильно. И Инга, и Инесса выступили бесподобно. Лишь Ирма чуть грустила. Хоть и она участвовала, но так, слегка. Но, ничего, мы с ней позже запишем хорошую песню, скорее, уже вместе с Эстрадным оркестром. Думаю, что после этого концерта уже никто не посмеет косо посмотреть в мою сторону.

И уже после концерта «Самоцветы» ненадолго подошли к нам и дружно поблагодарили меня как бы за мой вариант песни. Она сейчас звучала из каждого, ага, «утюга». Они явно хотели выпросить у меня что-то, но, к счастью, до этого разговор не дошёл. Помешали «Песняры». Весь ансамбль был сильно доволен. Нехило отметились, и с новой песней. Так у них и свои солистки имеются.

Седьмое ноября мы, честно говоря, просто отдыхали. Хотя, до обеда, оставив Ингу с детьми, я с девочками вышел на улицу. Мы немного посмотрели на демонстрацию трудящихся Москвы, но нас, как чужих, в общий поток не пустили, так и сами лезть не стали. Большая прогулка по Красной площади и даже до собора Василия Блаженного, где фотографировались на его фоне, и обратно, у нас состоялась уже позже, под вечер. Так сказать, тоже провели свою демонстрацию. А вечером мы просто смотрели телевизор. Решили, что в праздничный день, так и после важного концерта, в ресторане нам лучше не появляться.

А на другой день после полудня я как бы решил ненадолго съездить к Серёже Ефимову. Всё же друзей нельзя забывать. Инна не возражала, так и после долгой утренней прогулки с посещением «Детского мира» наши дети требовали внимания. Конечно, я поехал, но никого не застал. Похоже, отлучились куда-то? Так я специально предварительно звонить не стал. Телефоны в наших номерах явно прослушивались, поэтому мы ничего лишнего там не болтали.

Но моей целью сейчас было совсем другое. Мне на обратном пути, конечно, усиленно пришлось попыхтеть и сильно побегать по магазинам, чтобы вычислить и слежку, и как бы сбить её со следа. Но на этот раз я так никого за собой и не обнаружил. Хотя, и во время составления писем тоже принял все меры предосторожности. Я подготовил лишь два письма, и немного длинных, как бы в адрес разных людей. И они, вроде, ушли. Надеюсь, их на почте не проверят? Вроде, и не должны? У органов просто возможностей не хватит, чтобы проверить всю переписку граждан СССР. Но внутренние самодельные конверты поменьше, вложенные в вырезки из газет со стихами, предназначались лишь одному человеку. Я надеялся, что оба получателя передадут их кому надо.

В гостиницу я явился поздно, но с покупками. Мне же надо было обеспечить себе алиби. И жена, и девочки радостно приняли подарки. Так-то, я всегда им что-нибудь дарил.

Следующий день у нас тоже ушёл на прогулки по Москве. Инга, явно памятуя об августе, похоже, ни с кем из прежних подруг и друзей созваниваться не стала. По крайней мере, при мне. Явно решила, что это может мне и не понравиться, так снова нежданно и что-нибудь нехорошее случится? В связи с прошлым случаем у нас недоброжелателей в Москве хватало. Я знал, хоть и без особых подробностей, и Инга наверняка, скорее, от родителей, что пока жирдяи сидели в предварительном заключении, и по ним уже велось следствие по обвинению их в разных нарушениях советских законов. Всё контрабанда, фарцовка, незаконная литература и даже валюта. Короче, полный букет. Так и их родители были сняты со своих должностей. В общем, опять те же зазнавшиеся ответственные товарищи и их «мажористые» дети, что и в кругу общения Инги. Хотя, уже бывшем. Как она вышла за меня замуж, со многими подругами и друзьями отношения у неё прекратилась. Мы об этом речь ни разу не затрагивали, но, как я знал, её близкая подруга Катя Громова теперь, после связей с Кириллом Тагировым и Альбертом Липатовым, ныне осужденных на десять и пятнадцать лет за фарцовку и валютные махинации в особо крупных размерах, пусть и вовремя отскочившая в сторону, всё равно связалась не с теми дружками и стала чуть ли не валютной проституткой. Имеющиеся у неё данные, конечно, пока позволяли. С несколькими близкими подругами Инга, то есть, уже мы, продолжала поддерживать очень даже близкие отношения. Алина Вьюгина, крестная нашего сына Никиты, лишь недавно была у нас в гостях вместе с мужем Семёном. Вот с Мариной Малевич, ныне Григорьевой, Инга общаться полностью прекратила. Хотя, я и сам с её мужем, бывшим своим приятелем Юрой, тоже не общался. Но это он сам разорвал отношения со мной. По достигшим до нас слухам, отношения у пары сильно разладились, и они как бы и собирались разводиться. Прежний друг Марины Гриша Думский тоже получил срок в десять лет. Ну, это уже их дела. Он и его шайка, в сущности, сами попались. Тут я как бы не причём!

…Но у меня в Москве имелись и свои дела. Ближе к обеду я отлучился в Всесоюзное агентство по авторским правам. Оказалось, что ВААП, как бы созданная лишь двадцатого сентября, ещё только налаживала свою работу. У него пока даже постоянного места работы не имелось! Но главным там был назначен прежний главный редактор «Комсомольской правды» Борис Панкин, и, как бы, его и большую часть сотрудников можно было поймать именно там. Ну, я и направился сразу же в редакцию, расположенную на Малой Бронной, и меня туда пропустили. Вообще, вневедомственная охрана отнеслась ко мне вполне благосклонно. После некоторых распросов мне удалось найти холёного, одетого с иголочки мужика средних лет, оказавшимся сотрудником какого-то Управления по вопросам художественной литературы, музыки и изобразительного искусства. На вид, вроде, нормальный, не жулик. И, на моё счастье, и он обо мне был прилично наслышан!

— Вячеслав Репнин? Из Ленинграда? Очень приятно! Это же Вы у нас автор и исполнитель, широко известный и за границей? — Я спокойно кинул. — Да, безусловно, удивили! Это же у Вас валютные контракты с «PolyGram Records»? И даже три? Весомо и похвально! Вячеслав, у Вас произведения однозначно мирового уровня! Странно, что Вы обратились к нам. Вы же могли спокойно зарегистрировать всё и дома, в Ленинграде, в Союзе композиторов?

И я вынужден был сознаться:

— Я прошу извинить меня, но, к сожалению, там что-то не так и, фактически, отказались принять мои работы. Я могу исполнять свою музыку и без регистрации, но меня и так постоянно склоняют насчёт преклонения перед Западом и обвиняют в прозападности музыки. Явно желают, чтобы я вообще бросил заниматься музыкой!