Инженер Петра Великого

— Мастер Игнат, — начал я как-то, когда мы лепили очередную форму для небольшой пушки, — а помнится, тот старик говорил… Чтоб форма крепче была и не горела от металла, надоть в землю не только глину, а еще и угольку толченого подмешивать. Мелко-мелко истолочь, просеять и добавить. Уголек, он жар в себя забирает, не дает земле спекаться, и дух огненный (то бишь, газы) сквозь него легче проходит, не пучит отливку потом.

Игнат слушал внимательно, почесывая бороденку.

— Угольку, говоришь… А много ль его класть? И где ж его взять, толченого?

— Да не шибко много, горсть-другую на ведро смеси. А натолочь можно — вон, от горнов сколько золы с угольками выгребают. Просеять через мелкое сито — вот тебе и порошок. И еще сказывал тот старик, что хорошо бы… э-э… навозу конского сухого добавить, тоже толченого. Он при заливке выгорает, поры в форме оставляет, и газам опять же выход легше. Форма «дышит», говорил.

Моя идея с добавками была основана на реальных технологиях повышения газопроницаемости и противопригарных свойств формовочных смесей.

При слове «навоз» Игнат аж скривился.

— Фу, пакость какая… Навоз в форму… Да Захар нас за такое…

— Так ведь для дела, мастер Игнат! Чтоб браку меньше было! Государю пушки нужны крепкие, а у нас вона что творится… Может, попробовать на одной форме, для пробы? Никто и не узнает, ежели что…

Уговорить Игната было непросто, но я надавил на госзаказ и очевидные проблемы с качеством. Сработало. Он махнул рукой:

— Ладно, черт с тобой, колдун! Только ежели Захар спросит — я ни при чем! Сам придумал!

Мы отгребли немного формовочной земли. Я набрал золы с мелкими угольками у кузни, растолок их камнем помельче, просеял через кусок какой-то редкой тряпки. Потом, стараясь не палиться, притащил со двора немного сухого конского дерьма (этого «добра» там навалом было), тоже измельчил и просеял. Подмешали всё это в основную смесь, перелопатили хорошенько. На вид она стала чуть темнее и рыхлее, чем обычно.

Этой «улучшенной» смесью мы с Игнатом и набили одну из форм для маленькой пушки. Делали всё в уголке, пока Захар был занят большой плавкой. Потом поставили форму сушиться вместе с остальными.

Через пару дней пришло время заливки. Сердце у меня опять ухнуло куда-то в пятки. А вдруг моя «модернизированная» смесь поведет себя не так? Вдруг развалится от жара или результат будет еще хуже? Игнат тоже заметно нервничал, крестился потихоньку.

Заливали как обычно — с ором, суетой, брызгами металла во все стороны. Наша форма стояла в общем ряду. Когда металл чуть подостыл, формы начали ломать, доставая отливки. Захар ходил вдоль ряда, осматривал свежеотлитые стволы, отпуская свои обычные комменты — то есть, матерясь через слово. Подошел к нашей отливке. Выругался по привычке, но потом присмотрелся повнимательнее.

Поверхность ствола была реально чище, чем у соседних. Пригара меньше, песок не так сильно въелся в металл. Он стукнул по стволу молотком — звук был чистый, звонкий, без того дребезжания, которое говорило о внутренних дефектах. Он еще раз осмотрел ствол со всех сторон.

— А эта чего такая гладкая вышла? — пробурчал он, поворачиваясь к Игнату. — Опять колдовал, старый хрыч?

Игнат аж съежился.

— Да нет, Захар Пантелеич… Просто земля нынче такая попалась… Хорошая…

— Земля хорошая… — недоверчиво протянул Захар. Он снова пнул ствол сапогом. — Ладно, эту пока в сторону. Остальные — на обрубку!

Он пошел дальше, а Игнат облегченно выдохнул и шустро перекрестился. Потом посмотрел на меня с такой смесью страха и уважения, что мне самому стало не по себе.

— И откуда ты все это знаешь, Петруха? Уж не нечистый ли тебе помогает?

— Да что вы, мастер Игнат! Просто приметы старинные… Слушал внимательно, вот и запомнил…

Но я видел — не верит. Слухи о «колдуне Петрухе», похоже, начинали жить своей жизнью. Это было опасно. Но результат опять был налицо. Отливка получилась заметно лучше. А это — главное.

Теперь надо было думать о литниках. То, как тут делали литниковую систему — это просто жесть. Один центральный канал, через который металл тупо плюхался в форму сверху. Естественно, при такой заливке — завихрения, воздух захватывается, раковины образуются. Я вспоминал сложные, разветвленные системы, которые мы проектировали — со шлакоуловителями, с прибылями, чтоб затвердевание шло правильно… Здесь такое было нереально. Но даже простое изменение — сделать не один, а два или три подводящих канала потоньше, расположить их так, чтоб металл заполнял форму спокойнее, снизу вверх — уже могло дать эффект. И это тоже можно было списать на «стариковские хитрости». Надо было только выждать момент и снова уломать Игната на эксперимент.

Та пушка, что отлили в «колдовской» форме, и правда оказалась что надо. После того как она остыла, её отправили на обработку — литники обрубить, почистить, а потом и канал сверлить. Обычно на этом этапе еще куча брака вылезала: дырки скрытые, поры, металл неоднородный — сверло уводило или ствол вообще трескался. Но наш «первенец» прошел и это испытание на удивление гладко. Мастер-сверловщик, Еремеич, старый ворчун, даже литейщиков похвалил — а это вообще событие века.

— Ишь ты, гладко идет нонеча, — пробурчал он, когда Захар пришел работу проверить. — Али чугун жиже разбавили? Чистый, аки слеза младенца, без каверн почти. Давно такого не видал.

Захар только хмыкнул в бороду, зыркнув в сторону Игната и меня — мы как раз неподалеку стояли. Он всё еще не врубался, в чем прикол, но результат ему, похоже, зашел. Еще бы, каждая нормальная пушка — это и ему плюс в карму, и начальство довольно, что план выполняется.

А через день на завод прикатил сам главный — приказчик Семен Артемьевич. Важный хрен в суконном кафтане, который рулил всем этим балаганом и отчитывался перед столицей за план. По цехам он шлялся редко, в основном в конторе своей сидел, но уж если заявлялся — жди либо взбучки, либо какой-то важной новости.

Прошелся он по литейке, скривился от дыма и вони, ткнул пальцем в пару готовых ядер, спросил у Захара, как там дела с заказом на мортиры. Захар отвечал бодро, пыжился, рвение изображал. Потом приказчик подошел к той самой нашей удачной пушке, которая уже стояла на лафете для проверки.

— А это что за диво? — спросил Семен Артемьевич, постукивая тростью по гладкому металлу. — Допрежь все больше корявые выходили, а этот — глянь-ка, чистый, без изъяна почитай. Али мастера нового прислали?