Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:
– Да знаю я уж о многом, – Иоанн постучал задумчиво пальцами по столу. – Пока мы тут с Казанью воевали, они захватили многие наши доходы, перестали платить пошлины с земель, которые еще дед мой у них взял, а тут и вообще обнаглели: на волости московские порубежные напали, пограбили, как враги истинные…
– И гордятся этим. На вече кричали: «Мы – вольный город Новгород, никому не хотим подчиняться!»
– Отчего ж тогда литовцам надумали кланяться? Никогда, от веку такого позора не было, чтоб от Руси древний Новгород добровольно к Литве откололся!
– Они считают, государь, что если заключат союз с Казимиром Литовским, то он защитит их и от тебя. К тому же все знают, что Казимир многого с них не затребует, возьмет,
– И много у нее сторонников?
– Трудно сказать: сыновья, их товарищи, некоторые из бояр. Да деньги свое дело делают. А заговорщики не экономят – щедро раздают серебро тем, кто их поддерживает, кто за них на вече кричать будет. Простой люд не хочет старину нарушать, к латинянам в подчинение переходить, видит в этом измену вере предков. Но Марфа и тут уговор отыскала. Вон, мол, перед вами пример Киева – под Литвой народ живет, а веру предков своих сберег, не предал. Да как не предал, если им митрополита Рим назначает?! Вот и спорят новгородцы до хрипоты. Люди, однако, там напуганы, все про знамения страшные рассказывают. Была не так давно у них буря жестокая, сломала крест у Великой Софии, а еще, говорят, будто на двух гробах кровь явилась. У Святого Спаса на Хотыне сами по себе колокола звонили, а в женском монастыре Святой Евфимии по иконе Богоматери слезы потекли… Молвят, не к добру это, быть беде большой. Да баламуты-то не слушают народ простой.
– Ну что ж, будем решать с боярами, как быть, что предпринимать. Наверное, о походе надо думать, коли слово доброе не помогает. Иди, отдыхай. Сегодня за тобой следом новгородский степенный посадник Василий Ананьин по своим земским делам прибыл, с ним еще потолкую. Может, придется тебе снова туда с посольством ехать, готовься…
Товарков, который все время разговора стоял перед государевым столом, низко поклонился и вышел.
В кабинете остались дьяк Владимир Гусев и рыжебородый летописец Стефан, застывший с пером в руке. Иоанн встретился с ним взглядом, вспомнил о своих планах относительно него.
– Кстати, давно не давал ты мне свою летопись посмотреть – что ты там для потомков строчишь? Что о Казанском походе написал?
– Когда прикажешь, государь, я готов хоть сейчас принести.
– Ступай, а мы с Гусевым письмо будем сочинять к псковичам. – Иоанн, конечно же, не сказал летописцу, что в первую очередь его интересовала запись о послах из Рима и о его возможной женитьбе на византийской царевне.
Проводив глазами Стефана, обратился к дьяку:
Бери листы, пиши грамоту для Пскова: «Наместнику моему, князю Федору Юрьевичу…»
Продиктовав, Иоанн приостановился, призадумался. Хоть и стар уже князь Шуйский, и псковичи не любят его за самоуправство, да воевода он неплохой, в последнюю войну спас псковичей от разорения немецкого, защитил их со своею дружиной. А главное – человек надежный, послушный. Надо приказать князю, чтобы подготовил Псков к походу на Новгород.
Закончив диктовать, он распорядился:
– Перепиши набело и снова мне принеси. Да пригласи сюда боярина Селивана, – я его в Псков с этим посланием отправлю.
Гусев, поклонившись, отправился исполнять приказание. А в кабинет вернулся Стефан с объемной рукописью, уже сшитой и оправленной в переплет. В нее, на оставленные чистые листы, он переписывал с черновиков сделанные им же записи. Летопись хранилась вместе с другими важными грамотами и прочими документами в подвале приказа в железном сундуке – чтоб при пожаре не сгорела, сбереглась для потомков. Иоанн положил рукопись перед собой на стол и начал не спеша перелистывать страницу за страницей, делать замечания:
– Ты вот тут про знамения на солнце пишешь: три дуги, три солнца, – а не вранье все это? Я никакого знамения не видел, хотя тоже слышал
о нем. А ты сам-то наблюдал его?– Нет, по правде сказать. Но событие верное, люди надежные видели, не болтуны!
– Ладно, дело не самое важное. Слушай, что это за новый титул ты мне в летопись вписываешь: «Князь великий Иоанн Васильевич всея Русии»? Что это за государство такое – Русия?
– Так это ж не я придумал! Так сейчас многие говорят. Еще батюшку вашего папа римский в своих грамотах великим царем всея Русии величал – то в нашей же Патриаршей летописи отмечено. Владыка Ростовский Вассиан в своих грамотах иначе как Русией, нашу землю не именует. И правильно делает, по моему разумению. Это прежде мы Русь именовались – как нация, на разных землях и в разных княжествах раскиданная: Киевская Русь, Московская Русь, Рязанская, прочая. А ныне, когда мы вместе объединились, и именоваться мы должны по-иному, как единое государство, то есть Русия!
Стефан замолк, думая, как бы понятнее изложить великому князю свои соображения.
– Так ведь и смотрится значительнее, сразу видно – не одно какое-то княжество, не Московское, а все русские люди вместе, одним словом, Русия… Звучит!
Иоанн лишь усмехнулся. Ему нравились доводы Стефана. К сожалению, еще не совсем единой была Русь, как хотелось бы ему, но по сути все верно излагал летописец – знаток географии и истории.
– Ну и мудрец ты, Стефан! – с сомнением покачал он головой. – А не спешишь ли? Какая ж мы страна единая, коль до сих пор у нас отдельные княжества сохранились, коль каждый удельный князь свой норов показать стремится? Сейчас вон, если поход на Новгород собирать, – опять тверскому князю кланяться придется, чтобы участие принял, и Пскову, и братьям – разве ж это единое государство?
– Зато как все вас с одного слова послушались, на Казань поднялись? Любо-дорого было посмотреть. И все увидели, как это здорово – вместе. Тогда поглядел я на это дружное воинство и убедился, что мы все-таки уже страна, а не разноголосая Русь, островками раскиданная на великом пространстве.
– А сколько руссов под Литвой живут! Киев, Смоленск, иные… Ты, Стефан, лучше не наступай на больное место! Все предки наши о единстве мечтали, да никак поладить меж собой не могли, каждый о себе хлопотал. Впрочем, слышу я, подобное во всей Европе происходит. Делятся властители, объединяются, дерутся. Вон и в Литве то же, и в Орде. Хотя, думаю, будет у нас еще истинная Русия, надеюсь, доживем.
Великий князь еще недолго полистал книгу, нашел, что хотел. Никакой крамолы в записях не было, автор сдержанно излагал события, связанные с приездом и отъездом послов, уважительно называл титул отца невесты и тех, кто сватался к ней прежде. Одобрив мысленно записи, он закрыл летопись и отдал ее Стефану, приказав отнести на место и вернуться к приему новгородского посланника. Слово Русия вымарывать не наказал. «Стало быть, по душе ему пришлось», – подумал летописец и решил снова где-нибудь вставить столь полюбившееся ему название родного отечества. Ибо хоть и был Стефан наполовину литовцем, его отец приехал сюда когда-то на службу по приглашению боярина Юрия Патрикеева Литовского, но долго жил в Москве, и, как многие инородцы, прижившись на чужой земле, полюбив ее, особенно трепетно воспринимал ее, как свою родину, и любовь эту передал сыну.
Стефан, несмотря на свой солидный возраст, чуть ли не танцуя от радости после приятного общения с великим князем, быстро долетел до своего приказа, сдал на хранение книгу и вернулся.
У государя в кабинете уже сидели новгородский посадник Василий Ананьин – пожилой человек с солидным брюшком, хитрым лицом и лысой головой, да двое знатнейших бояр – князья Иван Иванович Ряполовский и Юрий Патрикеевич, тот самый литовский князь, который когда-то пригласил отца летописца в Москву. Тут же находился на своем скромном месте и дьяк Владимир Гусев с бумагами.