Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:
В десятилетнем возрасте Иван, во избежание повторения смуты, был официально назван великим князем и соправителем отца, а взрослея, все активнее принимал участие в государственных делах.
В двенадцать лет его обвенчали в церкви Спаса-на-Бору. Таким венчанием – не в главном соборном храме, а, вопреки правилам, в маленькой старинной церквушке на задворках великокняжеских теремов, в присутствии лишь самых близких людей, – как бы подчеркивалась вынужденность такого брака, его незначительность. Да Маша и не претендовала на какую-то важную роль в жизни мужа, в его княжестве. Была тихой, неприметной, болезненной. Часто плакала и, кажется, скучала по дому. Порой досаждала ему своей холодностью и равнодушием. Изредка, движимый природой, он посещал ее опочивальню и даже оставался ночевать. Она покорно сжималась вся и позволяла делать с собой все, что ему требовалось, не доставляя
Может, так бы это и тянулось, если бы не появилась в их теремах юная Феодосия. Собственно, появилась она во дворце совсем маленькой, шестилетней девочкой. Перед смертью ее отец, великий князь Рязанский, завещал передать своих малолетних детей – восьмилетнего сына Василия и Феодосию на воспитание великому князю Московскому. Трудно сказать, почему он решил поступить именно так. То ли побоялся, что сирот могут уморить нерадивые слуги, то ли полагал, что великий князь Московский рано или поздно все равно присоединит его удел к своему владению, а скорее всего, боялся, что без него никто, кроме Москвы, не сможет оборонить Рязанскую землю от татар и литовцев. Словом, решился он на шаг отчаянный – отдаться на полную волю сильному князю и таким образом устроить судьбу детей и своего отечества. Да и кому ещё он мог довериться? Ведь великий князь Московский был его двоюродным братом по матери Софье, дочери великого князя Дмитрия Донского. И он, в общем-то, не просчитался.
Василий Темный послал в Рязань своих наместников, которые сохранили и приумножили местную казну. Сын и дочка его в любви и заботе воспитывались вместе с младшими великокняжескими детьми.
Иоанн очень хорошо помнил, как появилась она во дворце. Ему шел восемнадцатый год, еще был жив отец, Иоанн тогда еще размещался в общем тереме со своей женой Марией Борисовной. Пришел посыльный и сказал, что великая княгиня Мария Ярославна приглашает их познакомиться с великим князем Рязанским и его сестрой, которых привезли к ним на воспитание. Иоанн не стал звать жену с собой, пошел один.
В просторной светлой палате, где матушка с сестрой Анной и служанками занималась рукоделием, находились и эти двое детей. Серьезный восьмилетний Василий, молча, встал со стула и поклонился в ответ на приветствие Иоанна. Шестилетняя Феодосия сидела на руках у Марии Ярославны, которая гладила ее длинные, заплетенные в косичку льняные волосы. Увидев молодого великого князя, который подошел познакомиться, она засмущалась и спрятала свое розовое личико на груди у великой княгини. Но любопытство пересилило ее стеснительность, и она лукаво взглянула на него снизу вверх своими огромными синими глазами. Такими чистыми и ясными, что этот взгляд навсегда запал в его душу.
– Ты посмотри, сынок, какая девочка чудесная, – развернула Мария Ярославна малышку лицом к Ивану, но та увернулась и снова спрятала лицо в ее платье.
– А ты не бойся, дочка, – сказала ей на ушко великая княгиня. – Будешь любить да слушаться великого князя – он никому тебя в обиду не даст. Он будет тебе как брат, как твой Васенька.
Девочка снова глянула на него своим удивительным взором, от которого становилось хорошо на душе, хотелось быть добрым и великодушным.
– Как зовут тебя, княжна? – спросил Иоанн, погладив ее трогательную ручонку.
– Феодосия, – тихо, но четко ответила она.
– А откуда ты к нам прибыла, такая хорошенькая?
– Из Рязани. – И, уже расхрабрившись, добавила: – А я не одна, я с няней, с кормилицей, с братиком и с другими…
Феодосию поселили на втором этаже матушкиных хором вместе с великой княжной Анной. Так и росли девочки вместе – дружили, делились секретами, учились у одних учителей грамоте, математике, рукоделию, смеясь, читали Домострой, плакали над Житиями святых. Княжна взрослела на глазах у Иоанна, ставшего со временем государем, и каждый раз робела при его появлении. А он при виде ее постоянно испытывал необъяснимую радость. Поначалу, немного привыкнув к нему,
она позволяла брать себя на руки, гладить по голове и тоже вся светилась счастьем при его прикосновениях. Ни он, ни она поначалу не подозревали в своих отношениях чего-либо запретного. Он – потому что видел в ней лишь милую сестру, она – потому что была ребенком и, любя его всей душой, считала это отношение к нему естественным, ведь любить его приказала сама Мария Ярославна.Впервые он понял, что все не так просто, когда ей шел уже пятнадцатый год. Ему было двадцать пять, и два из них после смерти отца, Василия Темного, он был уже единственным и полновластным правителем обширного Московского княжества. Последние годы слепой отец почти не вмешивался в государственные дела, и Иоанн Васильевич многие серьезные решения принимал самостоятельно. Ближние бояре дивились его зрелому уму, взвешенности его выводов и поступков. У него рос шестилетний сын, тоже Иоанн, для отличия от отца прозванный Иваном Молодым. И была жена Маша. Но он страдал от одиночества. Избыток сил и молодой энергии гнал его порой к жене и вынуждал исполнять супружеский долг, но это происходило все реже и реже. И тогда стремился он истратить неизбывную свою силу то на соколиной охоте, то в военных походах, в поездках с сыном на молебны, в Коломну – южный форпост Москвы, где ковалось оружие, делался порох и готовились полки в походы, а потому нужны были хорошие дома, кухни, склады, мастерские. Он с головой окунулся в государственные дела, сам принимал важные решения, судил, следил за сбором налогов, за переселением людей на новые земли и многим другим. Он водил войска в походы, хорошо владел любым оружием, чувствовал себя почти всесильным человеком, когда…
…Когда как-то при встрече с Феодосией в длинном дворцовом переходе, он по давней привычке взрослого опекуна над ребенком взял ее за руки и, встретившись взглядом, ощутил, будто молния пронзила все его тело, и кровь вскипела, да так, что потемнело в глазах. Он не мог знать, что почувствовала в этот момент Феодосия, но она отняла свои руки и, смутившись, опустила ясные глаза. Конечно, юная девушка уже осознавала, что чувство ее к великому князю есть не что иное, как любовь. Ведь в то же самое время ее наперсница княжна Анна, влюбленная в брата Феодосии великого князя Рязанского, подолгу изливала ей свои тайные чувства. Они оказались ответными, Василий тоже увлекся московской княжной, они открылись друг другу и решали, что делать дальше. Но у них все складывалось просто и ясно, они могли мечтать о будущем. То же, что ощущала Феодосия к женатому государю, было мучительной тайной, которую она стыдилась открыть даже своей подруге. И вот – эта встреча…
Они стояли друг подле друга, не в силах совладать с собой, не решаясь вымолвить словечка. Он, взрослый, сильный и всемогущий, ощутил себя беспомощным мальчишкой, пойманным взрослыми на месте озорства… Но она подняла свои ясные синие глаза, и он, увидев их, вновь, как прежде, ощутил радость. Иоанн снова взял ее руку, она не отнимала, и он принялся целовать ее ладошку, испытывая головокружительное блаженство и желание. Но она, собравшись с силами, прошептала: «Это же грех, Господи, грех-то какой», – и, отняв свою руку, развернулась и быстро пошла, почти побежала по переходу назад – во внутренний двор, к храму Спаса-на-Бору, к саду. Он двинулся, было, следом, но потом, передумав, вернулся к себе в кабинет и, сев в кресло, глубоко задумался, обхватив голову руками.
А потом… Потом он искал случайных и неслучайных встреч с ней. Она же, желая их всей душой, помня о каждом его прикосновении, о каждом взгляде, слове, живя этой памятью, – все-таки избегала его. Она пряталась, предчувствуя в их отношениях возможность чего-то запретного, постыдного и прекрасного одновременно. Она понимала, чего боится и в то же время хочет сильнее всего на свете. Она хотела каждую минуту быть рядом с любимым, мечтала о его ласках и поцелуях, о его глазах, от взгляда которых ее пронизывало блаженство. Но ее постоянно терзала и останавливала мысль о последствиях ее греховного влечения.
Между всеми этими сладостными страданиями жизнь продолжалась, и вскоре княжна Анна открылась матери в своем чувстве к рязанскому Василию. Та поговорила с Иоанном Васильевичем, и молодых вскоре обручили. Этот брак был очень даже кстати, он позволил великому князю Московскому исполнить свой долг, вернуть Василию Рязанскому его отчину, не теряя над ней контроля. А для жениха с невестой настал период бесконечного счастья. Теперь они могли открыто появляться рядом, ездили вместе с матушкой на молебен в Троице-Сергиев монастырь.