Иоанн Креститель-Человек "пустыни"

Подойдя к реке, Захарий призадумался, и так молча он стоял несколько мгновений. “Иоанн, посмотри сюда”.

— “А что там такое?” — “Да вроде бы и нет ничего приметного, но здесь в этом месте когда-то много-мно­го лет назад переправлялся чрез Иордан с израильтя­нами сам Иисус Навин и это место воистину святое место”. — “Отец, значит, поэтому наше селение и на­зывают “Домом переправы?” — “Да, именно поэтому и называют”. — “Отец, мне кажется, что я-я…” — “Ну что ты замолчал?” — “Понимаешь, отец, или мне пока­залось, или я на самом деле увидел яркую вспышку”.

— “Где именно?” — “А вот, недалеко от берега”. — “Иоанн, это было на самом деле, сам Господь привел нас сюда, дабы укрепить тебя И больше влить в тебя силы Божьей”. — “Отец, но я этого не чувствую”. Захарий улыбнулся. “Придет время и почувствуешь”.

“Отец, давай подойдем вон к тем рыбакам”. — “Мир вам!” — “А, Захарий, мир и вам. Что, надоело все время находиться в синагоге?” — “Просто решили с сыном провести свое свободное время на свежем воздухе, тем более у реки”. — “Захарий, не стесняй­тесь, присоединяйтесь к нам, и угощайся рыбой”. — “Спасибо вам”. — “Отец, я лучше пойду к реке, а ты посиди, отдохни”. — “Хорошо, иди”. — “Захарий, про­сти нас за нашу дерзость, но скажи нам: правда, что твой сын от Бога и что он есть Предтеча Божья?” — “Я даже не знаю, как вам ответить, но скажу так, что через несколько лет вы узнаете о нем, а пока он есть лишь дитя”. — “Да, Захарий, это интересно. И почему Бог избрал именно наши места для своих посланни­ков”. — “Судя по всему, Богу понравилась наша мест­ность, да и страдания нашего народа переполнили чашу Божью, а именно терпение. Вот и избрал Он Моисея, Иисуса Навина, Иова, а сейчас очередь пришла к на­шим детям”. — “Скажи, ты епископ, веришь ли ты в жизнь, в ту жизнь, что существует на Небесах?” — “Когда-то не верил, а сейчас верю, ибо вижу сына сво­его, и сам чувствую, что в каждом человеке восседает дух Господен. Только Его нужно услышать и почув­ствовать”. — “Научи нас, как это сделать”. — “По­нимаете, этому научить, наверное, нельзя”. — “Что же тогда делать?” — “Поверить нужно и открыться пред Богом, и думаю, что тогда вы услышите Его, и Он за­говорит с каждым из вас”. — “Захарий, а ты говоришь с Ним?” — “Не только говорю, но и видел Его”. “Ты видел Бога?” — “Нет, не самого Всевышнего, но Ар­хангела Гавриила”. — “Скажи нам, какой он из себя”.

— “Нет, не скажу, ибо это трудно объяснить, да и боюсь, что вы будете смеяться надо мной, как когда-то люди смеялись над Моисеем”. — “Мы об этом слы­шали и точно знаем, что даже брат его над ним смеял­ся. И все же, смеясь, он шел вслед за Моисеем”. — “Вот-вот, теперь Я думаю, что вам все понятно. Спасибо вам за угощение, судя по всему, нам пора, Иоанн, Иоанн, идем”. — “Отец, нет”. — “Нет, идем”.

Иоанн шел впереди отца. Захарий смотрел вслед сыну. “Боже, как умно Ты все сделал, дитя мое идет впереди меня. Оно идет не зря, ибо несет все Божье в этот белый свет, как когда-то и я нес. Но мое время прошло, и мне пора к Тебе, а ему еще предстоит пройти много”, — думал Захарий. “Отец, догоняй меня”. За­харий улыбнулся. “Эх, сынок…”

Пройдя одиннадцать миль, Иуваль не выдержал и обратился, к Елисуа: “Слушай, Елисуа, я больше не могу, нужно отдохнуть немного”. — “Иуваль, я не про­тив, давай через три мили и отдохнем”. — “Елисуа, но я же не ишак, я пожилой человек, и мне нужен отдых”.

— “Хорошо, Иуваль, вон там видишь, у костра сидит какой-то путник, давай подойдем к нему и там остано­вимся на отдых”. Иуваля передернуло, и все же он согласился. Подойдя ближе к отдыхающему путнику, Иуваль невольно подумал: “Смотри какой верзила си­дит, он мне кого-то напоминает, но, как бы то ни было, придется обосноваться рядом с ним”. “Мир тебе”. Путник, не повернув головы, ответил: “Если с миром, то располагайтесь и угощайтесь, мясо уже готово”. Иува­лю стало не по себе, холодный пот покатился по спине. “Елисуа, присаживайся, мне же надобно… сейчас я приду”. Елисуа присел, посмотрел на путника, а тот на Елисуа. “Что у тебя за раны на руках, не проказа ли?”

— “Нет, уважаемый, нет, это просто раны”. — “А на ногах?” Елисуа покраснел. В этот момент к ним подо­шел Иуваль. “Боже, Варавва, это ты?” — “Дядя Иуваль, это я”. — “Знаешь, а я тебя испугался”. — “Дорогой, не бойся, ибо таким, как ты, я горя не несу, присажи­вайся”. — “Варавва, извини меня, а почему ты такой мрачный?” — “Жизнь, сама жизнь делает меня тако­вым, и я, как пес бродячий, шатаюсь по этому белому свету, и нет мне нигде места”. Варавва внимательно посмотрел на Иуваля. “Скажи мне, это твой друг?” — “Варавва, понимаешь, не друг, он ближе, ибо он спасен­ный мною, или, другими словами говоря, снятый мною с креста”. — “Он что, покойник?” — “Да нет, он уже живой”. Варавва задумался. “Как мне вас понять?” — “Варавва, это уже другой вопрос, а точнее ответ”. Ели­суа смотрел на Варавву и думал: “Господи, это есть тот человек, который мне нужен. Он и только он поможет мне в моей жизни. Именно с ним я стану настоящим человеком”. — “Как звать тебя?” — “А-а, меня? Ели­суа”. — “Елисуа, вижу я, что мы с тобой равны в годах”. — “Да-да, равны”. — “И ты решил сам для себя…” — “А что именно?” — “Я хочу, чтобы ты остался со мной, ибо я останусь с тобой”. — “Но учти, мы будем вершить суд над злодеями, которые сосут из нас кровь”. — “Я в этом убедился сам”. — “Вот и хорошо. Но прошу тебя, Елисуа, если ты обидишь хотя бы одного невинного человека, то я сам отрежу тебе голову”. — “Варавва, я при жизни пережил смерть, и я не позволю самому себе сделать кому-то больно”. — “Слушай, а ты мне нравишься, Елисуа, пойми меня, я иду против дьявольщины, тех, которые восседают в хра­мах, синагогах. Они видят пред собой только стены позолоченные, о людях они просто забыли, но при этом воспевают сами не зная кого. Но как они гробят и грабят народ…” - “Варавва, извини меня, но что я буду делать, ибо убивать я не смогу”. — “А я тебя об этом и не прошу. Я буду вершить суд, ты же будешь рядом, ибо кто-то должен быть свидетелем”. — “Чего?”

— “Понимаешь, мы молоды, и мы не должны допус­тить, чтобы эта нечисть расползалась по всей Земле”.

— “Варавва, мне не все понятно, но я буду рядом с тобой всегда”. Иуваль заплакал. “Дядя Иуваль, что ты?” — “Знаете, я бы тоже хотел остаться с вами, но я боюсь, да и стар уже”. Варавва засмеялся, потом изрек: “Запомни навсегда: только млад свершит то, что не ус­пел стар”. — “Спасибо, спасибо тебе, Варавва”. — “А сейчас — ешьте мясо”. — “А ты почему не ешь?”

— “Я не могу, ибо оно мне напоминает человеческое, и когда-то буду им сыт”. — “Варавва, может вина?” — “А вот от этого удовольствия я не откажусь”. — “Вот тебе мелех”. — “Дядя Иуваль, ты прожил много лет, ответь мне, почему в жизни устроено все так, именно я хочу понять истину”. — “Варавва, понимаешь, истина

— это мы со всей своей душой и телом. Деньги, дра­гоценности — это другая истина, обман — третье явление, и лишь смерть подводит итог и ставит все на свои места”. — “Что ж, тогда всю свою жизнь я отдам бедным людям”. — “Варавва, ты молодец и, на мой взгляд, не зря тебе Бог дал жизнь, хотя я думаю, что она у тебя будет очень трудной”. — “Я это и сам знаю, ибо внутри меня все горит”.

“Неужели я стану разбойником?” — подумал Ели­суа. При этом Варавва смотрел куда-то в поднебесье, ему грезилось кровавое небо, тучи представлялись ему каким-то мерзким столпотворением. Иуваль отошел в сторону и тоже задумался: “Господи, зачем Ты нам дал жизнь, страх и радость? Неужели это все пройдет и останется незамеченным? Я прожил жизнь, не ведая, почему, и на старости хочу понять, зачем я прожил ее, как быть, Боже, как быть и где найти свое спасение?”

— “В Иоанне ты найдешь свое спасение”. Иуваль припал к земле. Варавва обернулся. “Слушай, Елисуа, он же почти не пил вина, почему же он упал? Дядя Иуваль, что с тобой?” — “Нет-нет, ничего, все хорошо, только мне срочно нужно вернуться в Вифавару, в Иерусалим я не хочу”. — “Да что с тобой?” — “Ва­равва, ты помнишь того мальчика по имени Иоанн?” — “Да-да, я что-то, хотя смутно, вспоминаю”. — “Так вот, мне нужно к нему, ибо душа моя что-то услышала”. — “Дядя Иуваль, ты меня пугаешь”. — “Нет-нет, это есть зов Божий”. — “Тогда мы тебя не держим”. — “Елисуа, ты идешь со мной?” — “Нет, я останусь с этим прекрасным человеком и, судя по всему, другом. Я нашел свой берег, тем и буду жить”. — “Тогда прощайте, мне нужно спешить”. — “Дядя Иуваль, возьми в дорогу хлеба”. — “Спасибо, у меня есть. Ме­лех с вином я вам оставлю. Все, мне пора”. — “Ели­суа, что с ним случилось?” — “Варавва, это известно только ему. Что мы дальше будем делать?” — “Вот, Елисуа, сейчас мы это и обсудим”. — “Я согласен, только немного отдохну”. — “Отдыхай, нам спешить некуда, ибо нас нигде не ждут и жизнь наша ничего не стоит. Я признаюсь, дядя Иуваль мне очень нравится. Ради таких людей, на мой взгляд, можно нарушать заповеди Моисеевы. Елисуа, Елисуа… Ну молодец, тогда и я прилягу, устал я от всего.

Иуваль возвращался в Вифавару, он думал только об Иоанне и Захарии. Пред собой он не видел ничего, и только единственный оклик остановил его: “Да он сумасшедший!” — “Кто, я?” Пред Иувалем спешились легионеры. “Уважаемые, я вас слушаю”. — “Ты что, глухонемой?” — “Да нет, просто я…” — “Понятно. Куда ты следуешь?” — “В Вифавару”. — “А откуда?” — “Да я и сам не знаю”. Легионеры засмеялись: “Слушай, не видел ли ты верзилу?” — “А, этого раз­бойника, видел, он у меня забрал мое хранилище (ко­шелек)”. — “Где ты его видел?” — “О, это было вчера, и он мне сказал, что идет в Гадару, дабы там встретиться со своими друзьями”. — “А почему он тебе это сказал?” — “Я и сам не знаю, может, я понра­вился ему”. — “Ты или твои динарии?” — “Мне, кажется, ему все равно”. — “Он был один?” — “Нет, почему один, их было человек сорок или больше”. — “Все, тогда скачем в Иерусалим за подмогой”. — “Да-да, спешите, ибо войско у этого верзилы наводит на всех ужас”. — “Безумец, замолчи”. Иуваль в душе смеял­ся: “Боже, спасибо Тебе, горе я отвел в сторону”.

ВИФАВАРА. “Иоанн, сын мой, подойди ко мне”. — “Отец, тебе что, плохо?” — “Нет-нет, со мной все хорошо. Присядь рядом со мной, я хочу с тобой погово­рить”. — “Отец, отец, я вижу, что тебе не по себе, мне страшно”. — “Сынок, не бойся, страшиться этого не нужно. Я чувствую, что пришло мое время — и мне нужно уйти”. — “Отец, дорогой ты мой, я же еще ребенок, не оставляй меня”. — “Иоанн, я тебя не ос­тавлю, пока не придет Иуваль”. — “Да что же это такое, мама ушла, ты меня покидаешь?” — “Сынок, на это есть воля Божья”. — “Отец, воля волей, но ведь жизнь есть жизнь”. — “Иоанн, там тоже есть жизнь, и я иду к твоей маме”. — “А я, а я, как мне быть?” — “Иоанн, ты встретишься на земле с Богом”, — “А кто он будет?” — “Дядя Иуваль тебе все объяснит”. Он стал на колени. “Боже, я Твое дитя, прошу Тебя, не забирай у меня мою единственную радость, я не смогу без него”. — “Иоанн, сынок, запиши то, что я слышу: “И хочу тебе сказать в двадцать четвертый день один­надцатого месяца, это месяц шеват, во второй год Дария я услышал глас Божий, которому я не поверил, и я был наказан. Но после, по истине Божьей я прозрел, не зря мы с тобой гуляли над Иорданом, я привел тебя к святым местам, туда, где ступала нога Моисея, Иисуса Навина, и в том свечении, что ты тогда видел, никогда не сомневайся, ибо ты есть Предтеча”. — “Отец”. — “Иоанн, не плачь, мы всегда с мамой будем рядом с тобой”. Иоанн не выдержал и громко зарыдал: “Боже, помоги мне и отцу моему”. Захарий держался изо всех сил. Глядя на Иоанна, он ждал Иуваля. Смотреть на плачущего сына ему было больно, он терпел и ждал…

“Господи, быстрее, быстрее”.

Иуваль бежал. “Да что же это такое, одни змеи у меня на пути, к чему это все, неужели, неужели… Нет, все равно я успею, не может такого быть, ибо Иоанн для меня — моя жизнь”.

РИМ. “Даврий!” — “Мама, что случилось?” — “Отец наш, можно сказать, добился исполнения твоего желания”. — “Мама, мамочка, как я рад”. — “Вот, Даврий, сегодня мы и идем смотреть бой гладиаторов”.

— “Спасибо вам, наконец-то я увижу то, что хотел увидеть. Идемте прямо сейчас”. — “Хорошо, сейчас пойдем, и там нас ждет твой отец”.