Иоганн Гутенберг
Шрифт:
Николай Кузанский подчеркивал, что в монастырских библиотеках должны быть качественно переведенные и отредактированные Библии.
Я согласен с тем, что здесь слишком много догадок и что все необязательно должно было быть именно так – ведь Гутенберг мог и сам увидеть потенциал. Это был крайне амбициозный проект, не имевший прецедентов, для которого невозможно было точно рассчитать затраты времени и денег. Но во время пребывания Николая Кузанского и его свиты в городе мог появиться такой момент, он должен быть, учитывая целеустремленность Гутенберга. Он был охвачен самой идеей, видением ее красоты, перед которой не устоят никакие препятствия, красоты, превосходящей все, о чем только могли мечтать писцы, которая могла быть воспроизведена во всем своем совершенстве сколько угодно раз – это было наивысшим вознаграждением за его изобретение.
Николай Кузанский купил копию Библии Гутенберга для Бриксена – сейчас она находится в Вене.
Но у Гутенберга не было денег. Он снова обращается к Фусту. Можете представить себе всю неловкость ситуации. Прошло три года, а Гутенберг лишь едва покрыл свои затраты с помощью «Доната», «Книг Сивилл» и индульгенций и даже не выплатил проценты по первому займу. Здесь не все ясно. Первоначально Гутенберг
Помимо всего этого, ему нужно больше денег для открытия второго цеха, необходимого для издания Библии. У него есть на примете одно здание – дом, принадлежащий его далекому родственнику, живущему во Франкфурте. Это дом Гумбрехта, который находится на Шустерштрассе, недалеко от его собственного дома. Он пуст и весьма рентабелен.
Фуст колеблется. Кроме того что он дал Гутенбергу взаймы 800 гульденов, тот должен был ему около 140 гульденов, накопившихся с учетом процентов, не выплаченных за 2–3 года. Но Фуст должен согласиться с тем, что прогресс в обустройстве цеха в доме Гутенберга – со всеми его прессами, формами и шрифтолитейными аппаратами – налицо, и это хорошо, поскольку дом оставлен ему под залог. Жаль, что с миссалами ничего не получилось. Но Фуст также должен согласиться и с тем, что у этого дела большой потенциал, если только Гутенберг сможет реализовать свою идею. Кажется, что единственный способ вернуть деньги – дать ему еще, даже если для этого самому придется брать в долг.
Прогресс в обустройстве цеха в доме Гутенберга – со всеми его прессами, формами и шрифтолитейными аппаратами – был налицо.
Таким образом, они еще раз повторяют ту же сделку: еще 800 гульденов и еще один договор об уплате процентов.
Теперь Гутенберг мог осуществить свою мечту.
Глава 7
Библия
Чтобы заинтересовать потенциальных покупателей – европейских правителей и духовенство, – печатные Библии Гутенберга не должны уступать рукописным по красоте, необходимо также, чтобы они превзошли их по аккуратности в двух изысканных томах общим объемом в 1275 страниц. Его книги, вполне возможно, послужат толчком к кардинальным изменениям в способе распространения информации, но важно, чтобы это не выглядело слишком революционно, ибо в противном случае никто не станет их покупать. В них пока нет ни одного из тех дополнений, которые мы теперь рассматриваем как неотъемлемую часть книги: титульного листа, содержания, логотипа типографии. Книги должны быть представлены как новая форма письма, а совсем не как печатное издание. Риск был слишком велик. Понадобятся годы, будет затрачено целое состояние, потребуется беспрецедентное техническое и художественное мастерство, не говоря уже об управленческих навыках высокого уровня.
Для начала Гутенбергу нужен был самый лучший экземпляр Библии из всех имевшихся, чтобы отследить каждый символ по отдельности. Всего же в Библии было 290 символов (разные формы букв, 83 лигатуры, 9 знаков препинания, а также знак ударения, указывавший на пропущенную букву).
Чтобы заинтересовать потенциальных покупателей, печатные Библии Гутенберга не должны были уступать рукописным по красоте и аккуратности.
Затем ему должны были изготовить пунсоны. Это означало год работы для господина Дюнне, если бы он трудился в одиночку. Дюнне понадобилась помощь – и он получил ее, поскольку в источниках упоминаются еще два ювелира: Гётц фон Шлеттштадт и Ганс фон Шпейер. Давайте предположим, что было три гравера-пунсониста, а срок на гравировку пунсонов сократим до четырех месяцев.
Между тем нужно было заказать пергамент. Сохранившиеся до наших дней 12 экземпляров Библии Гутенберга на пергаменте дают основание полагать, что первоначально было отпечатано около 30—35 экземпляров. На это пошло около 5 тысяч шкурок ягнят, каждую из которых нужно было отделить от меха, умягчить путем отбивания в чане, обработать золой и мелом, растянуть, высушить и гладко выскрести. На обработку каждой из них уходило не менее месяца – все зависело от времени года. Граверы должны были заказывать пергамент за несколько месяцев вперед.
Но пергамент, по крайней мере, был местным, чего нельзя сказать про бумагу для остатка тиража – около 150 экземпляров (из которых уцелело 37 экземпляров и еще почти 18 фрагментов), что в общей сложности составляет почти 200 тысяч страниц, сделанных вручную и при этом отличающихся высочайшим качеством. В Германии бумага была недостаточно высокого качества. Для Библии она доставлялась сухопутным способом из Италии, о чем свидетельствуют водяные знаки.
Теперь о шрифте. Внимательное исследование свидетельствует о том, что первоначально над ним трудился один человек, затем – два, далее – три, причем каждому свойственны свои, едва заметные особенности набора шрифта. Капр предположил, что каждый работал одновременно над тремя страницами: набирая одну страницу, печатая другую и рассыпая строки набора третьей. Каждая страница Библии содержит в среднем около 500 слов – примерно 2600 символов. Шесть наборщиков, каждый из которых делал по три страницы – так как требовалось 46 тысяч символов, это был минимум, могло быть и больше. Не нужно гравировать заглавные буквицы – место для них лучше оставить пустым, чтобы каждый покупатель мог организовать свою собственную «рубрикацию» согласно отдельно напечатанному руководству. Для изготовления шрифта нужна была группа из трех человек, каждый с ручной литьевой формой с производительностью четыре символа в минуту; на это ушло бы около трех недель. Также требовались выравнивание по высоте, абсолютная грамотность и умение пользоваться современными ручными литьевыми формами. Но раньше никто ничего подобного не делал. Работа могла растянуться на месяцы.
Исследование шрифта свидетельствует о том, что первоначально над ним трудился один человек, затем – два, далее – три, причем каждому свойственны свои, едва заметные особенности.
На гравюре конца XV века наборщик выбирает шрифт для макета.
Расположение было продиктовано прежде всего традициями писарей, которые соблюдали изящное равновесие двух столбцов текста с широкими полями для красоты. Страница размером в половину листа (30,7 x 44,5 см) состояла из двух прямоугольников – целой страницы и ее текстовой области – при подборе
размеров основывались на так называемом золотом сечении, которое задает ключевую зависимость между короткой и длинной сторонами. Пропорции сложны для вычисления и представляют собой иррациональное число, как пи, но это соотношение составляет примерно 5:8 [2] . Данные пропорции, а их знали еще древние греки, когда строили Парфенон, особенно приятны глазу, поэтому они были распространены как в архитектуре, так и в искусстве. При наборе эти пропорции оправдывают себя, поскольку, если строка слишком длинная, глазу бывает трудно найти начало следующей, если расстояние между строками не является непропорционально большим, и если строки намного короче, то они выглядят обрубленными. Но поскольку ни текст, ни страница по размерам не соответствуют золотому сечению, Гутенберг, возможно, лишь следовал традиции.2
Соотношение выглядит следующим образом: если заменить «короткую» и «длинную» стороны на a и b, тогда a: b будет таким же, как b: a + b. Соотношение составляет 0,618… обычно округляется до 0,625, или 5/8. Поэтому, если короткая сторона равна 5, а длинная – 8, второй элемент (b: a + b) становится отношением 8:13. Соотношение, согласно широко распространенному мнению, имело магические свойства: отсюда значимость пентаграммы, которая содержит 200 золотых сечений.
Более того, традиция писарей требовала, чтобы текст не располагался по центру. Сверху и слева оставались широкие поля, которые были вдвое меньше, чем поля справа и снизу, хотя те и другие были строго пропорциональны всему тексту. Гутенберг собирался изменить все это на свой страх и риск.
Одна из особенностей расположения текста на странице, похоже, являлась изобретением Гутенберга, – выравнивание по правому краю. Писари так размещать текст не могли, поскольку, начав строку, не знали наверняка, где она закончится (отсюда все эти сокращения и повторения нескольких букв подряд – ведь они изо всех сил пытались втиснуть свои тексты в жесткие рамки длины строки, но им это не удавалось, и в нижней части страниц получался немного рваный правый край текста). Наборный текст дал возможность реализовать этот идеал писарей путем подгонки уже набранной строки с помощью добавления тонких полосок из свинца между словами. Так реализуется печать вразрядку, очень аккуратная геометрически. Но при этом возникает очередная проблема. Раздвигая слова, чтобы заполнить строку, вы рискуете получить слишком большие пробелы между ними. Задача верстальщика состоит в выработке приятного для глаз баланса между шириной столбца, размером шрифта и пробелами между словами и строками.
Вот что говорит один из мастеров современной типографии, Эрик Джилл, известный как своим эксцентричным сексуальным поведением, так и безупречным художественным вкусом.
Равномерные пробелы являются большим подспорьем для легкости чтения: отсюда и приятность для глаз, поскольку взгляд не спотыкается о шероховатости, неравномерность, суетливость и скученность, которая появляется как результат неравномерности пробелов… Можно сказать, что равномерные пробелы сами по себе желательны, разной же длины строк, наоборот, лучше избегать; видимая равномерность пробелов и одинаковая длина строк могут быть получены, если длина позволяет разместить более 15 слов в строке, но наилучшая длина для чтения – не более 12 слов.
Размеры двух колонок в Библии Гутенберга в сумме приближаются по занимаемой площади к золотому сечению. У страницы Библии почти те же пропорции. Такие же пропорции имеет площадь, занимаемая текстом на листе многих книг.
В строке Гутенберга помещается в среднем около 5–7 слов. Почему же он выбрал короткие строки? Потому, что Библии были предназначены не для быстрого чтения про себя, а для внимательного чтения вслух. Поэтому он рискнул пойти на издержки узких столбцов, что, по мнению Джилла, спорно, поскольку «слова и фразы слишком разрезаны». Тем не менее верстка Гутенберга красивая, равномерная и нескученная. Он достиг этого, используя все те маленькие хитрости болеесжатого шрифта писарей, о которых мы говорили, и, кроме того, избежал несколько стерильного вида современной верстки, проявив немного гениальности: он не считал переносы и знаки препинания символами, поэтому они порой выходили за правый край, привнося приятный элемент отдыха для зрения, устраняя строгую четкость общего оформления путем добавления красивого разнообразия деталей. Такого оформления линотипные машины и текстовые редакторы на компьютере либо не могут сделать, либо не делают автоматически. В таком большом количестве аспектов Гутенберг и по сей день остается мастером. Эта маленькая деталь заслуживает более подробного рассмотрения, поскольку показывает, до какой степени он был одержим идеей качества; кажется, что подобная одержимость выходит за рамки здравого смысла. Действительно, технически невозможно добиться того, чтобы отдельные символы выходили за край текста. Однако порой это требовалось из-за знаков переноса. Верстка должна укладываться в шаблон, и необходимость внести в линию еще один знак может ее развалить. Поэтому, чтобы в конце строки мог всегда поместиться знак переноса, каждая строка должна иметь отступ, достаточный для этого. Таким образом, ширина столбца основного текста меньше ширины полосы набора на длину знака переноса. Подобная практика быстро попала в немилость, так как наборщики не хотели вникать в такие тонкости. И заставить заниматься этим своих людей (а соответственно, увеличить расходы) – сложное решение, ведь подобную мелочь заметят не все. Немногие и немногие, разве что им кто-то укажет на такой недостаток. Очень правдоподобное объяснение заключается в том, что Гутенберг стремился к совершенству не только потому, что это было кульминацией труда всей его жизни, но и потому, что только совершенство, выходящее за пределы возможностей любого смертного писаря, убедило бы князя или архиепископа совершить покупку. Я думаю, что знак переноса был значимой деталью, видимой лишь внимательному взгляду и доказывающей Его Величеству и Его Высокопреосвященству, что, хотя печатная Библия и похожа на работу лучших писарей, на самом деле она находится на порядок выше, являясь чем-то «сверхписарским», сверхчеловеческим, а следовательно, с оттенком Божественного. Какой правитель, когда ему предоставляют возможность внимательно присмотреться к новой технологии, останется равнодушным и откажется от приобретения книги!