Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

Затем он задержался в том месте, где авторы привели табличку Ленина из его замечаний на книгу Лассаля о Гераклите. Ленин, размышляя об истории познания, пытался свести ее к различным областям знания, включая в конгломерат из историй отдельных наук, истории философии, истории умственного развития ребенка, в том числе и истории языка, чувств, психики, биологии. В табличке, которую Сталин отчеркнул волнистой линией, Ленин употребил латинское слово «ergo». На это Сталин отозвался, – крупно и нарочито уверенно написав рядом на полях на латинском же: «Cogito, ergo sum» [1013] («Мыслю, следовательно, существую»). Никакого отношения к ленинскому тексту эта его показная осведомленность не имела. Многие книги из сталинской библиотеки испещрены подобными прописными сентенциями.

1013

Там же. С. 379.

В процессе дальнейшего знакомства с теорией языка по первому изданию БСЭ Сталин вновь задержался на формулировке о диалектическом различии и связи языка и мышления, отметив ее вертикальными и горизонтальными чертами: «Т. о. необходимо исходить и из неразрывной связи Я. с мышлением как “практического, реального сознания” и из качественного отличия Я. от мышления» [1014] . Это положение, ставшее прописной истиной в советской официальной философии (идеологии), также эхом отзовется в его будущей работе. Он очень внимательно прочитал раздел, посвященный концепции Марра о языкотворческом процессе, включая «кинетический» этап и критику концепции моногенеза человеческого рода и языка. Отметил известную уже нам цитату из книги Лафарга «Язык и революция», с тем чтобы опровергнуть ее в своей будущей работе [1015] . Попытался вникнуть в специфическое толкование Марром проблемы «возникновения и развития грамматических категорий» [1016] , в его трактовку происхождения местоимений, существительных и глаголов и вновь – в связь звуковой и кинетической речи с социальной средой [1017] . В разделе «Классификация языка» отметил критические высказывания в адрес «биогенетического сравнительного метода» индоевропеистики с его идеей восстановления семейного праязыка [1018] . И все же главным для него было выявление «методологических» марксистских основ яфетидологии, то есть именно того, что он собирался опровергать в марризме и обосновывать в собственном «языковедческом марксизме». Поэтому в разделе «Историческое развитие языка» он выделил себе на память две цитаты из классиков: «Маркс и Энгельс намечают их (“формы языка”. – Б. И.) следующим образом: “В любом современном развитии Я. первобытная стихийно возникающая речь возвысилась до стадии национального Я., отчасти благодаря истории развития Я. из готового материала, как это мы наблюдаем в случае романских и германских Я., отчасти благодаря скрещению и смешению народов, как в случае англ. Я., отчасти благодаря концентрации диалектов у какого-нибудь народа, происходящей на основе экономической и политической концентрации” (Архив М. и Э., IV, с. 290)» [1019] . Здесь Сталин четко выделил три важные мысли, связанные с путями происхождения языков и их связи с происхождением европейских наций: из стихийно развившейся племенной речи до национальной (романские и германские народы); через скрещивание и смешение народов, а значит, и их языков (английский язык); путем концентрации одного из диалектов под влиянием политической и экономической централизации. Для нас очевидно: Сталин вычитал у классиков то, что он вскоре будет всячески опровергать, делая вид, что не знаком с их мнением. А они допускали различные пути складывания национальных языков, в том числе и путем скрещивания племен и их языков, на чем особенно настаивал Марр, не отвергая и других путей, намеченных основоположниками. Другое дело, что в отношении романских языков классики ошибались, поскольку и они произошли путем смешения диалектов народной латыни с германскими и другими языками пришлых народов, но наука их времени эти вопросы еще только изучала.

1014

Там же. С. 381–382.

1015

Там же. С. 383.

1016

Там же. С.384.

1017

Там же. С. 386–387.

1018

Там же. С.388.

1019

Там же.

Затем Сталин подчеркнул часть цитаты Энгельса из его письма 1890 года к Блоху: «Экономическое положение – это основа, но на ход исторической борьбы оказывают влияние, во многих случаях определяют преимущественно форму ее, различные моменты надстройки» [1020] . И наконец, еще один хорошо известный тезис Энгельса в интерпретации учеников из «школы Марра»: «В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать самое простое уравнение первой степени». И как пример абсолютной нелепости Энгельс приводит желание объяснить экономически (как ясно из контекста, из экономики современной Энгельсу Германии) «то передвижение согласных, которое делит Германию в отношении диалектов на две половины» [1021] . Большая часть из этих цитат будет так или иначе приведена и в работе Сталина, но для доказательства прямо противоположных истин. Сталин внимательнейшим образом прочитал все цитаты из произведений Лафарга и своих собственных и даже подчеркнул слова из одной своей речи на XVI съезде партии, приведенной в разделе «Языковая политика» [1022] . В процессе дискуссии ему придется полемизировать не только с Лафаргом, но и с теми, кто привык за долгие годы видеть рядом с цитатами Марра цитаты самого вождя. В самом конце статьи из БСЭ Сталин взял на вооружение набивший оскомину к 50-м годам стереотип сталинской пропаганды середины 30-х годов:

1020

Там же.

1021

Там же. С. 389–390.

1022

Там же. С. 390.

«Очередные задачи марксистской лингвистики. Поэтому на текущем этапе социалистического строительства перед советскими лингвистами-марксистами, наряду с проверкой и углубленной разработкой системы марксистского языкознания, наряду с развертыванием борьбы на два фронта – против идеализма и против механицизма – в качестве еще более важной задачи стоит преодоление одной из худших традиций науки о Я. – отрыва теории от практики» [1023] . Мы уже встречали эту «формулу» в записке Чарквиани, вскоре ее будут воспроизводить многочисленные критики марризма на страницах газет и других изданий.

1023

В бывшей библиотеке ИМЭЛ. – Б. И.

Судя по тексту языковедческих работ Сталина, он не ограничился просмотром только шестьдесят пятого тома БСЭ. Скорее всего, он также полистал статьи, посвященные грамматике, фонетике, семантике и некоторым другим вопросам языкознания. Но в современном архиве Сталина нет других томов БСЭ. Несколько томов БСЭ сохранилось среди остатков его библиотеки, и они ждут своего исследователя [1024] .

Лингвистический «заговор» Сталина

1024

Чикобава А. С. Когда и как это было // Сумерки лингвистики. Из истории отечественного языкознания. Антология. М., 2001. С. 510–512.

Ознакомившись с материалами, переданными от имени Чарквиани, и с дополнительной литературой, Сталин вызвал его в Москву вместе с Чикобавой и членами правительства Грузии. О том, что произошло в сталинской резиденции в Кунцеве, поведал сам Чикобава: «В начале апреля 1950 г. меня предупредили из директивного органа нашей республики, что на днях мне предстоит поездка в Москву: “Вопросы языкознания будут там обсуждаться с секретарями ЦК, и Вам следует подготовиться”.

И вот 10 апреля вечером мы (Первый секретарь К. Чарквиани, Председатель Совета Министров Республики, два министра и я) оказались в Москве на даче И. Сталина.

Обсудили лишь вопросы языка: замечания Сталина о “Толковом словаре грузинского языка” (первый том которого перед тем вышел) и вопрос о “Новом учении” Н. Марра…

Было решено провести дискуссию: дискуссионную статью поручили написать мне: “Напишите, посмотрим. Если подойдет, напечатаем. А этот ваш доклад, возвращаю”, и Сталин положил на стол папку (с докладом о стадиях языка), но тут же добавил: “Впрочем, пока оставлю у себя: посмотрим, как об этих вопросах Вы теперь напишите, а потом доклад верну”. (Сталин так никогда и не вернул доклад Чикобавы, как и другие его материалы, в чем мы только что убедились. – Б. И.)

Дискуссионную статью, написать которую мне поручили 10 апреля 1950 г., И. Сталин читал два раза и делал свои замечания. Для их обсуждения мне пришлось дважды побывать на даче И. Сталина, где обсуждения эти длились по 2–3 часа.

Сталин терпеть не мог неясности. Вопросами языка он интересовался, по существу, в связи с национальным вопросом. Вопреки распространенному мнению спорить с ним можно было. Бывало, он и соглашался (“В этом Вы, пожалуй, правы!”).

О палеонтологическом элементном анализе Марра (“Гадания на кофейной гуще”, как это во время дискуссии называл Сталин) он информации не имел, но ультралевая крикливая фраза Марра его отнюдь не убеждала (“Марр много кричал о марксизме, но он не был марксистом” – его выражения на встрече 10.IV.1950 г.).

Положительно к Марру И. Сталин, видимо, не относился и до дискуссии. <…>

Наша статья “О некоторых основных вопросах советского языкознания” была напечатана в газете “Правда” 9 мая 1950 года (этим открылась известная дискуссия по вопросам советского языкознания)» [1025] .

Кто помимо приглашенных из Грузии присутствовал на совещаниях у Сталина, сейчас неизвестно, но, судя по тому списку фамилий, который Сталин написал своей рукой в инициативном письме, объявлявшем членам Политбюро о начале дискуссии в «Правде», в курсе событий были: Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Микоян, Молотов, Хрущев [1026] . Так что «дело Марра» сразу приобрело общегосударственный размах. Не ясно также, о чем спорил Сталин с Чикобавой, с чем вождь не соглашался? Возможно, это станет более понятным, когда мы подойдем к анализу опубликованных в «Правде» статей Чикобавы и других участников дискуссии, а главное, к анализу языковедческих публикаций самого вождя. Скорее всего, именно Чикобава назвал Сталину будущих антимарровских участников дискуссии, в частности В. В. Виноградова [1027] , поскольку вряд ли вождь хорошо ориентировался в том, кто из языковедов каких придерживается взглядов. Все эти мероприятия проводились втайне и от аппарата ЦК, и от руководства Академии наук, с тем чтобы не спугнуть раньше времени марристов, не дать им возможности «спрятаться под корягу» и переориентироваться. Судя по тому, с каким энтузиазмом и бесстрашием марристы стали прорываться на страницы «Правды», они скорее предвкушали свою окончательную и безоговорочную победу, чем предчувствовали погибель. Впрочем, и Чикобава, и члены руководства партии и правительства вряд ли знали обо всех помыслах вождя и в особенности о его желании непосредственно участвовать в дискуссии. Сталин же понимал, что стоит ему только намекнуть о намерении участвовать, как всех моментально охватит паралич и никакой «дискуссии» не состоится вовсе, что позже и произошло.

1025

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1251. Л. 2.

1026

Медведев Р. А. Сталин и языкознание // Сумерки лингвистики. С. 548.

1027

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1251. Л. 1, 2, 2 об.

Таким образом, между апрелем 1949-го и апрелем 1950 года, после того как Чикобава написал свою записку, а Чарквиани направил весь комплекс документов в Москву, Сталин знакомился с существом проблемы в интерпретации Чикобавы (и, возможно, Берии), просмотрел доступную ему литературу и коренным образом изменил свое отношение к «новому учению о языке» Марра. Здесь сошлось сразу многое: и курс на великодержавность, и идея всемирной империи с ведущим русским языком, и новое понимание национальных проблем, и даже давняя «шероховатость» в личных отношениях с Марром. И еще один мотив мы должны учесть. Ознакомившись с комплексом документов, Сталин понял, что он может заложить очередной блок в создаваемую им на протяжении десятилетий идеологическую систему, или, как тогда говорили, в «марксистско-ленинское мировоззрение». Чудовищная гордыня двигала им всю жизнь, и он хотел не только власти над телами и душами людей, но и над их умами, их кругозором. А для этого он должен был доказать всем, что Сталин не только Учитель народов, величайший политический Гений, Генералиссимус, Самый Большой Друг детей и женщин, но и Гениальный Ученый.

Сталин был не только инициатором, но и разработчиком стратегии языковедческой дискуссии. Подобно средневековому римско-католическому иерарху, он отправил извещение о начале «диспута» с целью обличения очередной закоренелой идеологической «ереси». 6 мая (незадолго до Дня Победы) 1950 года Сталин написал простым карандашом послание членам Политбюро. Перепечатанный текст на бланке ЦК гласил:

«Т.т. Берии, Булганину, Кагановичу, Маленкову, Микояну, Молотову, Хрущеву.

Рассылая статью тов. Чикобава “О некоторых вопросах советского языкознания”, считаю необходимым сказать несколько слов о нынешнем положении дел в советском языкознании.