Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого
Шрифт:
Сталин любил Грузию, но это совсем не предполагает, что он особенно любил грузин, как и вообще людей. Любовь к Грузии была иносказательным выражением любви к себе. Самолюбование, нарциссизм – неотъемлемое свойство истинного националиста. Почти каждый год он ездил в Грузию отдыхать, наслаждаться ее природой, климатом, солнцем, кухней, воздухом. Дочь пишет, что последний раз отец приехал на родину летом 1951 года. «Он отдыхал, и я видела, как он наслаждался сладким воздухом Грузии, ветерком с Куры, пробегавшей рядом с Ликанским дворцом, где он останавливался… Ему было уже семьдесят два года, но он очень бодро ходил своей стремительной походкой по парку, а за ним, отдуваясь, ковыляли толстые генералы охраны… Завтракал и обедал он, – как всегда летом, – в саду, где-нибудь под деревом. Он просил ловить в Куре свежую рыбу, вспоминал грузинские названия рыб и наслаждался воспоминаниями» [347] . Коба всегда любил Грузию, но «терпеть не мог “феодальных” почестей, оказываемых ему грузинами» [348] . Он не верил в искренность даже своих соотечественников. А более тяжкого греха, чем фальшь по отношению к нему, для него не существовало.
347
Аллилуева С. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 151–152.
348
Там же. С. 55.
О том, что историю своей маленькой горной родины он рассматривал всего лишь как предысторию своей грандиозной личной судьбы, хорошо
……
Былое в прахе, травы свесились…Мечи разбиты, стяги брошены…О, сколько здесь, под сенью персиков,Азийских, римских орд положено!Все также гроздей сок желтеет,Кура вскипает пеной зановоНад Искандера сном, Помпея,Сном диадоха, Чингисхана [349] .Я не имею возможности процитировать весь исторический пролог поэмы, переведенной, напомню, в 1947 году. Но любому, даже не очень искушенному в истории читателю становится ясно, что от древних хеттов до Великого Сталина был пусть длинный, но прямой путь. И в победах над знаменитейшими врагами его предков есть частица и его победы, а значит, сияния славы.
349
Леонидзе Г. Сталин. Детство и отрочество. С. 9–10, 13.
Глава 5
Женщины Кобы
Что есть любовь?
Вначале не собирался писать ни об амурных похождениях Сталина, ни о его взаимоотношениях с женщинами. Конечно, я, как и многие, не лишен естественного любопытства и с интересом читал у различных авторов о его первой и второй женах и о дочери Светлане. О других женских персонажах биографии Сталина известно совсем мало или, как выясняется, ничего не известно. Впрочем, сплетни, тем более если они облечены в интригующую форму, занимают свое и вполне почетное место в мировой историографии. Классический пример – книга древнеримского историка Светония «Жизнь двенадцати цезарей», наполненная интереснейшими сплетнями об интимной жизни римских правителей. Сплетня, словно абордажный мостик, злорадно заброшенный пиратствующим историком или обывателем на борт настигнутого наконец-то гигантского корабля-призрака. Но только глупец может рассчитывать на то, что впереди его ждет легкая победа и все глухие интимные тайны, как затхлые трюмы, будут беспрепятственно вскрыты. Как правило, здесь ожидает множество сознательно расставленных ловушек, искусно замазанных пятен, а главное – масса грязи. Современная околоисторическая литература почти сплошь принадлежит перу обыкновенных литературных сплетников. Сплетен о личной жизни Сталина циркулирует сейчас в несколько раз больше, чем о жизни всех двенадцати римских цезарей, вместе взятых.
Итак, тему: Коба, Сталин, женщины, любовь – я сначала как бы вывел за скобки. Но так же неожиданно, как это иногда бывает во время археологических раскопок, нечаянные важные находки в местах, казалось бы, исхоженных и не раз разворошенных предшественниками, изменили мое отношение к этим сюжетам. Они вдруг предстали в качестве существенных для глубинного промера сталинской души.
Как бы ни была интересна каждая женская судьба сама по себе, для целей нашего исследования более значима совместная судьба «Ее» – женщины и «Его» – Сталина. Интересен самый момент перекрещивания судеб и порождаемая этим перекрещиванием душевная энергия, ее вспышка, распад. Ни одна женщина, вторгнувшаяся в душевную жизнь мужчины, не может затем быть произвольно им изгнана или затушевана. Часто, хотя и не всегда, именно образ близкой когда-то женщины начинает исполнять роль совести. Для многих образ умершей матери, жены или бросившей любовницы становится зеркалом для души, свое образной внутридушевной иконой, к которой в определенную минуту обращаются всем существом. Не случайно в христианском пантеоне образ заступницы Девы Марии ближе именно страждущему.
Не секрет и то, что отношение человека к противоположному полу вообще есть одно из главных проявлений его глубинных душевных сил и свойств. Отношение мужчины к женщине: матери, любовнице, жене, дочери, бабке, теще, к случайной знакомой, коллеге по работе и т. д., пусть мимолетное и платоническое, – это физическое проявление одного и того же трудно фиксируемого, но очень осязаемого душевного чувства. Во всех перечисленных возрастных, родовых и социальных символах женственности прослеживается единое для любого мужчины отношение к породившему его самого и порождающему от него началу. К тому же Сталин был кавказцем, а там особенно обладание женщиной есть высочайший жизненный приз. Случайно или нет, но в большинстве своем женщины, с которыми он сравнительно надолго связывал свою жизнь, были очень молодыми, даже не вышедшими из отроческого возраста. Любил ли их Коба и что для него было любовью?
Природа нас устроила так, что человек никогда не видит самого себя. О другом (или другой) мы судим, прямо и непосредственно наблюдая, слушая, общаясь, контактируя в разных формах, вплоть до телесного прикосновения. Как результат – получаем очень стабильный, объемный и в то же время бесконечно изменчивый, текучий образ «другого». Но о себе, о собственном образе мы имеем возможность судить лишь опосредованно и лишь через него – «другого». Помимо того что мы не видим себя как целое, объемно, разом всю свою фигуру, мы, что важнее, никогда не видим своего живого, подлинного лица. В лучшем случае мы видим только его напряженное отражение в зеркале, на фото– и кинопленке, то есть собственную легенду о себе, свою «личину». Так все мы, добросовестно занимаясь самообманом, пытаемся «ваять» собственный образ. На самом же деле подлинный, органичный, развивающийся образ видят и оценивают только другие, причем «видят» его на границе сознания. Так психология личности, психология индивидуализации личности перетекает в психологию ее социализации, то есть ее включения в клеточную ткань общества. Михаил Бахтин, всю жизнь постигавший тайну образа «другого», в черновиках записал: «Простая формула: Я гляжу на себя глазами другого, оцениваю себя с точки зрения другого. Но за этой простотой необходимо вскрыть необычайную сложность взаимоотношений участников… этого события» [350] .
350
Бахтин М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. С. 241.
Для мужчины огромное значение имеет то, как его воспринимает и оценивает женщина, каким она его видит. Та самая женщина, которая всегда единственная, но в единстве своем многолика. Воспринимает ли она его как желанного, а если отвергает, то в каком обличье – матери, жены, дочери, любовницы, продавщицы, одноклассницы, соратницы по революционной борьбе, соседки по дому?.. Если же принимает или отвергает, то за что и какого? За что можно полюбить малоперспективного, с надменным прищуром глаз начетчика-семинариста, будущего сельского священника? Или мужчину со многими физическими недостатками, совсем не красавца, не имеющего серьезного образования, профессии, денег, положения? Как воспринимает очень молодая, совершенно неразвитая, неграмотная девушка-подросток, выросшая в Восточной Сибири, у полярного круга, в таежной енисейской деревушке, уже зрелого мужчину, невыразительно «рубящего» коротенькие фразы с грузинским акцентом, сильно отличающегося внешностью и повадками от привычного облика деревенского мужика-добытчика славянского или финно-угорского типа? Или как видит недавняя столичная гимназистка своего уже стареющего мужа, с еще большими физическими недугами (прихрамывающего, с плохо гнущейся рукой), которого даже незнакомые с ним женщины в один голос признают за необыкновенного красавца и гения, почти за человека-бога. Можно ли полюбить в этом «боге» человека,
от которого не то что с любовью рожать, но которого смертельно опасно просто завлекать обычной женственной кокетливостью, естественной расчетливостью, необходимо раздражающим подзадориванием? Известно, что ум, власть, деньги, положение, надежность избранника – это самые распространенные и вполне необходимые предпосылки для стабильной женской любви. Но когда в человеке чего-то уж слишком, чего-то чересчур, когда ум перехлестывает в злобную и жесткую горячечность, граничащую с безумием, а надежность – в манию или когда власть деперсонифицируется настолько, что от человека и мужчины остается только символ, «живой портрет», то может ли идти речь о любви к нему, символу и портрету? Что должно происходить в душе женщины, тем более очень молодой и неопытной или, напротив, пережившей своего первого мужа и уже нарожавшей от него детей, что должно происходить в их душах в тот момент, когда их судьба пересекается с судьбой такого человека-бога? Что в ней берет верх: благодарность, страх, благоговение, усиленная сексуальность – далилово торжество женской силы?О том, способен ли был сам Сталин любить, по отношению к кому и в каких формах его любовь проявлялась, не писал, кажется, никто. Только дочь вспоминала: «…его ласку, его любовь и нежность ко мне в детстве я никогда не забуду. Он мало с кем был так нежен, как со мной, – должно быть, когда-то он очень любил маму. Еще любил и уважал свою мать» [351] . И действительно, в его письмах к матери, второй жене и дочери проскальзывают известные человечные, любовные нотки. Разумеется, здесь речь идет не о трудноуловимом метафизическом или религиозном понятии «любви», а о любви мужской, одновременно и плотской, и отвлеченно-романтической, и спонтанно-душевной, и рационально обузданной. Но именно из этой любовной «смеси» и состоит немалая часть потаенной человеческой души.
351
Аллилуева С. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 121.
Со времен семинаристской юности и до самой смерти было в Кобе что-то особо притягательное. Совершенно ясно, что женщины не искали в нем и не могли найти каких-либо особых физических или выдающихся интеллектуальных достоинств. Тем более в те времена, когда он скитался по тюрьмам и ссылкам или скрывался на нелегальных квартирах. Все его материальное благополучие многие предреволюционные годы заключалось в длиннополом демисезонном пальто, ярко-красном шарфе, по преданию, связанном еще матушкой Кеке, и фетровой шляпе. На некоторых сибирских фотографиях он предстает в этом «пижонском» и неуместном по климатическим условиям обличье. У него не было своего постоянного жилья, денег, профессии, будущего. Его интеллектуальный багаж был также незначителен. Покинув семинарию, он нигде больше не учился. Он практически не занимался и самообразованием, столь обычным для большинства революционеров, а тем более для ссыльных поселенцев. В ссылках он почти ничего не писал и не овладел никаким ремеслом, если не считать охоту и рыбалку. Так за что же, до появления в «большой» власти, женщины могли ценить этого странного человека? Похоже, именно за «странность», то есть за те особые, незримо излучаемые душевные свойства, которые ценятся всеми женщинами мира выше материальных, интеллектуальных или физических достоинств. Он был в их глазах бескорыстным «страдальцем», борцом и поэтому вызывал «со-чувствие». А сочувствование – самый верный и надежный путь к женскому сердцу и телу. Даже самая опытная и искушенная женщина, которую не прельстишь умом, остроумием или богатством, не всегда устоит перед гордым, притесняемым, нищим, смелым и пусть косноязычным, но страстным проповедником. Сочувствие, вызываемое не убогостью и беззащитностью, а страстностью и жертвенностью – перед такой «приманкой» не устоит и еще только созревающая женская душа. Она сама может выступить в качестве активной, роковой искусительницы, отвечающей на призыв. При этом «проповедь», ее суть и смысл вторичны, важен он, взывающий. Не обладай женщина способностью «со-чувствия», то есть способностью откликаться, сопереживать мужчине, история лишилась бы тысяч пламенных революционеров, не признанных в свое время гениев, великих полководцев. Да что там говорить – семья до тех пор семья, пока женщина сочувствует мужу как мать, даже если он старше ее на несколько десятков лет. Так что женское сочувствие – высший и незаменимый эликсир любви. При условии, что он, избранник, действительно испытывает нужду в этом эликсире.
Сам же Коба, как и миллионы других мужчин, ценил в женщине в первую очередь молодость, материнское, родовое, сексуальное. О чувствах предпочитал не говорить, – «это для баб…» [352] .
Мать и дитя
Сохранилось редкое свидетельство о раннем детстве вождя. Будучи в последней приполярной ссылке в деревне Курейке в 1914–1916 годах, Сталин в присутствии охранника рассказывал местным детям о себе: «…был капризный, иногда плакал, жилось плохо» [353] . Мальчик Сосело был болезнен, капризен и оберегаем от жестокого отца матерью, которая в свою очередь нуждалась в сыновней защите. Однажды, когда отец в очередной раз избивал мать, сын бросил в него нож. Отец с криком погнался за ним, но мальчика спрятали соседи [354] . Конечно, его капризность и конфликты с отцом могли иметь обычный возрастной характер. Однако агрессивное поведение отца и еще более агрессивное ответное поведение сына, скорее всего, были связаны с матерью, любовь которой они не сумели поделить. Дом и вся обстановка жизни были угнетающе нищенскими. В крохотной лачуге (едва ли десять шагов в длину), в ее единственной комнате стояли «стол, четыре некрашеных табуретки, кровать, сундук, ящик для хлеба, буфетик, самовар…» [355] . Будучи в Гори много лет назад, я видел этот дом, если не ошибаюсь, с земляным или кирпичным полом и дерновой крышей. Уже тогда мне было неясно, где же здесь пространство для ребенка, где он играл, спал. Спал с родителями на одной-единственной кровати-тахте? Даже на полу там не было места. Неожиданное пояснение дали все те же услужливые авторы юбилейного жизнеописания вождя. Оказывается, малолетний Сталин спал в подвале, который к тому же имел отдельный вход с улицы и не был соединен с горницей: «В нижнее, подвальное, помещение ведут семь ступенек: ступеньки идут винтом, полуповоротом. Совершенно прокопченный темный свод подвала, стены, обмазанные простой глиной. Свет сюда проникает лишь через верхушки окон, находящиеся на уровне панели… Подвал – низкий, темный. Здесь стояла колыбель Сталина. В середине, подпирая балки потолка, стоит кривой столб. Три ниши, где хранились материалы: кожи, дратва, шила, инструменты отца, запасы продуктов на зиму и разные домашние вещи. В стене, совершенно черной от копоти, очаг. Стоит единственная поцарапанная, некрашеная табуретка…» [356] В этом описании поражает не столько нищета и убогость жизненной обстановки, столь обычной и для царской, да и Советской России, сколько холодность и даже жестокость родителей, отселявших младенца от матери на всю долгую ночь. Ясно, что, взрослея, сын вряд ли мог мириться с таким насильственным отторжением от дневного света, воздуха и от матери. Скорее всего, она все чаще брала его к себе в постель, тем самым оттесняя отца и вынужденно отдаляя от себя супруга. Положение усугублялось еще тем, что вместе с ними в доме жили два ученика отца по сапожному делу. Когда Сосело было около пяти лет, я предполагаю, что именно из-за тесноты и семейных неурядиц родители решили подыскать другое жилье. С тех пор они начали кочевать по Гори [357] . Кончилось все это тем, что отец после долгих запоев и бешеных драк с матерью, сыном, с соседями уехал в Тифлис и больше в семью не вернулся. Сосо тогда было около 11 лет.
352
Аллилуева С. Указ. соч. С.152.
353
Центр хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края (ЦХИДНИ КК). Ф. 42. Оп. 1. Д. 356. Л. 22.
354
Аллилуева С. Только один год. М., 1990. С. 313.
355
Сталин. К шестидесятилетию со дня рождения. М.: Худ. лит-ра, 1939. На правах рукописи. С.17 // Государственная общественно-политическая библиотека. Библиотека И. В. Сталина.
356
Там же.
357
См.: Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? СПб.-М., 2002. С. 94.