Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

Особенно тревожные вести поступали из Белоруссии. 25 июня секретарь Брестского обкома партии М.Н. Тупицин писал И.В. Сталину о том, что "руководство 4-й Армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями… Ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать или погибнуть… Можно было бы привести много примеров, подтверждающих, что командование 4-й Армии, несмотря на то, что оно находилось в пограничной области, не подготовилось к военным действиям. Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4-й Армии началась паника. Застигнутые внезапным нападением, командиры растерялись. Можно было наблюдать такую картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл. командирами) и бойцов обращались в бегство. Опасно, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер".

Сталину непрерывно поступали многочисленные жалобы на растерянность и панику, охвативших многих командиров и бойцов Красной Армии, а также политических руководителей в прифронтовых областях в первые дни войны. В.И.Анисимов из Пинска сообщал, что в этом городе военные "в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что подорвали их бомбами… В городе полно командиров из Бреста, Кобрина, не знающих, что им делать, беспрерывно продвигающихся на машинах на Восток без всякой команды, так как никакого старшего войскового командира, который мог бы комбинировать действия войск, нет".

Даже из Гомеля, находившегося сравнительно далеко от линии фронта в конце июня, Сталину пришло сообщение от секретаря Гомельского обкома Ф.В. Жиженкова, в котором говорилось: "Деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из части разлагающе действует на население и сеет панику в тылу". В своем письме в Политбюро, направленном в конце июня, члены штаба обороны г. Ельня Смоленской области жаловались на паникерство, охватившее размещенное поблизости войсковое авиасоединение. Члены штаба обращались: "Убедительно просим Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА ударить по паникерам и всем, кто способствует порождению паники, приняв необходимые меры в отношении местных партийных и советских органов, в частности по Смоленской области, ибо если дальше каждый командир или руководящий советский партийный работник начнут заниматься эвакуацией своей семьи, защищать Родину будет некому".

Приходили вести, свидетельствовавшие о том, что немцы уже развертывают операции далеко за советско-германской границей. 23 июня руководители Латвии В.Т. Лацис и Я.Э. Калнберзин сообщали Сталину из Риги, что "на территории Латвии были неоднократно сброшены мелкие десантные группы противника. Имеются случаи вооруженных бандитских выступлений".

Успехам немцев способствовала и "пятая колонна", сохранившаяся в приграничных республиках страны, несмотря на предвоенные репрессии против "неблагонадежных элементов", а может быть и усиленная благодаря их неумелому и огульному характеру. Созданный в октябре 1940 году и имевший постоянный контакт с Германией подпольный Литовский фронт активистов (ЛФА) к лету 1941 года насчитывал 36 тысяч человек. 22 июня члены ЛФА захватили радиостанцию Каунаса и провозгласили создание временного правительства Литвы во главе с Ю. Амбазевичусом. 25 июня немецкие войска вошли в Каунас практически без боя. 28 июня латвийская подпольная группа временно завладела радиостанцией в Риге. Ряд бывших военных подразделений Латвии в полном боевом порядке выступили на стороне немцев. К моменту вступления немцев в Ригу там было создано два центра, претендовавших на роль правительства Латвии. В Эстонии в тылу у советских войск действовало несколько тысяч боевиков, наносивших удары по Красной Армии. В июле ими был захвачен город Тарту. Тепло встречали оккупантов в ряде сел Западной Украины, а также в населенных пунктах Северной Буковины и Правобережной Украины с преобладанием немецкого населения. 30 июня во Львове после его оккупации немцами было создано "правительство Украины" во главе со Степаном Бандерой.

Расширялось и число стран, присоединившихся к германской агрессии. 22 июня в войну против СССР вступила Румыния, войска которой действовали совместно с немецкими. В тот же день итальянское правительство объявило войну СССР, и Муссолини заявил о своей готовности направить итальянские войска на советско-германский фронт. 26 июня объявили о состоянии войны с СССР правительства Венгрии и Финляндии. К походу против СССР присоединились прогерманские правительства Словакии и Хорватии. Испания направила "голубую дивизию", составленную из добровольцев. Впоследствии были сформированы добровольческие корпуса СС из тех жителей Нидерландов, Бельгии, Норвегии, Дании, которых сочли отвечающим представлениям об арийском идеале. Жителей Западной Европы призывали на борьбу с СССР во имя защиты "европейской культуры" от "варварства".

Преобладание вооруженных сил Германии и ее союзников в живой силе и технике, перехват ими инициативы в первые же дни войны, материально-техническая и психологическая неподготовленность советских войск к военным действиям такого масштаба позволили противнику продолжать наступление. Сталин осознавал, что отступление Красной Армии неизбежно создает угрозу оккупации немцами значительной территории страны. Об этом свидетельствовало принятое 24 июня на совещании у Сталина Решение о создании Совета по эвакуации во главе с Л.М. Кагановичем "для руководства эвакуацией населения, учреждений, военных и иных грузов, оборудования предприятий и других ценностей". Через три дня было принято постановление о порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества. В тот же день на Политбюро было принято постановление о "вывозе из Москвы государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней, Алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля". Так было положено начало беспримерной по своим масштабам и эффективности эвакуации материальных ценностей и людей, позволившей стране сравнительно быстро пустить в ход сотни промышленных предприятий, которые могли оказаться захваченными немцами.

В то же время, все очевиднее становилось, что отступление советских войск на ряде участках фронта превратилось в беспорядочное бегство, а поэтому требовались срочные меры для того, чтобы восстановить контроль над Действующей армией. 26 июня И.В. Сталин позвонил Г.К. Жукову в Тернополь и сказал: "На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?"

Судя по воспоминаниям Жукова, Ватутин и Тимошенко были "бледными, осунувшимися, с покрасневшими от бессонницы глазами. Сталин был не в лучшем состоянии". "Поздоровавшись кивком, И.В.Сталин сказал: "Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? – и бросил на стол карту Западного фронта. "Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, – сказал я. "Хорошо, через сорок минут доложите". После разбора ситуации трое приняли решение создать новый рубеж обороны к востоку от Минска на рубеже Западная Двина – Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь и начать подготовку для создания тылового рубежа по линии Селижарово – Смоленск – Рославль – Гомель. "Все эти предложения И.В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями".

За первую неделю военных действий немецко-фашистским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии и Западной Украины. В Белоруссии захватчики добились особенно значительного успеха. Уже 27 июня, когда в районе Белостока еще шли бои, передовые части танковых групп встретились под Минском и окружили значительную часть советских войск, находившихся в Белоруссии. 28 июня немцы захватили Минск.

На другой день, 29 июня, Гитлер заявил: "Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана". Падение Минска вызвало повышенную нервозность Сталина. По словам Жукова, "Ставка и Генеральный штаб тяжело восприняли оставление нашими войсками столицы Белоруссии… 29 июня И.В.Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного командования, и оба раза он крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении". Об этих визитах Сталина в Наркомат вспоминал и Молотов, заметив, что со Сталиным был он, "Маленков и еще кто-то. Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым". При этом Молотов отметил, что это свидетельствовало о крайнем раздражении Сталина, так как он "редко выходил из себя".

Более подробно одну из этих поездок Сталина в Наркомат обороны описал А.И. Микоян: "29 июня, вечером, у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на западном направлении сказать не мог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться в обстановке. В Наркомате были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи – никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: "Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?"

"Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5 – 10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые. Главным тогда было восстановить связь. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик – это Сталин предложил, потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову". И все же руководству страны стало ясно, что вследствие поражений, понесенных Белорусским фронтом, "из Белоруссии открывался прямой путь на Москву. Сталин был очень удручен". Как утверждал Микоян, "когда вышли из наркомата" Сталин произнес ту фразу, которую затем в различных вариантах воспроизводил Хрущев. Действительно ли Сталин вечером 29 июня решил, что выигрыши во времени и пространстве, полученные Советской страной в 1939 – 40 гг., были утрачены в течение недели, могучая стена из танков, артиллерии, самолетов, красноармейцев, вооруженных винтовками, пулеметами и автоматами, рухнула и, казалось, ничего уже не защитит Страну Советов от немецкого блицкрига?