Иосиф Сталин. Начало
Шрифт:
На трибуне, напротив Зимнего дворца, сидели победители — вожди и участники Октябрьского переворота. Тысячи людей черной массой толпились на ночной площади и близлежащих улицах. Это были делегации заводов — питерский пролетариат, а также части Петроградского гарнизона.
Историческую ночь начали воскрешать выстрелом «Авроры». И тотчас случилась нелепость: вместо того, чтобы повторить свой легендарный выстрел, «Аврора» стала палить непрерывно. Бедный Зиновьев тщетно кричал: «Остановить безобразие! Расстреляю!» — обычная присказка в те годы. Его крики и приказы на «Авроре» не слышали — отказал телефон. Только посланный на корабль чекист на
Наконец-то замолчала неугомонная «Аврора», и тогда красногвардейцы ринулись на штурм. Они должны были взять баррикаду, за которой прятались враги — балерины, исполнявшие роли бойцов женского батальона, и циркачи, игравшие юнкеров.
Баррикада успешно пала, балерины врассыпную побежали во дворец, циркачи в юнкерских мундирах — за ними. Их преследовали доблестные красногвардейцы. И тут осветился Зимний дворец. Это и был главный сюрприз. За белыми занавесками в окнах возникли тени, воспроизводившие бой внутри. Бой силуэтов! Красные били белых. И хотя мы, сидевшие на трибуне, знали, что никакого боя тогда там не было, все радостно аплодировали…
Финал был совсем торжественный — прожектора устремились на красное знамя, благополучно взвившееся над Зимним дворцом…
После исторического представления последовала череда заседаний и чествований, газеты дружно печатали воспоминания героев Октября.
Но нигде не упоминалось имя Кобы. И я понял: несмотря на все удачные шахматные партии, звезда моего бедного друга невозвратно закатилась…
Однако на четвертый день торжеств меня ждал сюрприз. Мне удалось встретиться с Дзержинским, курировавшим разведку. Я попросил денег. К моему удивлению, он сказал:
— Вы хотите слишком большую сумму. Я такими суммами теперь не распоряжаюсь. Вам следует написать заявление и все обосновать. Мы разберем его на коллегии и попросим о выделении средств соответствующее ведомство…
Но деньги нужны были в Берлине немедленно. Мы могли завербовать одного из влиятельных деятелей Веймарской республики. Он покупал дом, и ему позарез требовалась финансовая помощь. Короче, представился счастливый случай. Я объяснил ситуацию.
И тогда Дзержинский меня изумил:
— Если дело действительно такое срочное, вам сумеет помочь сейчас только один человек. — И я услышал имя своего друга.
Но потрясения продолжились. Тогда же в Петрограде я узнал, что лишь два человека имеют право входить в кабинет Ленина без всякого доклада. Один — Троцкий, второй вождь Революции, чьи портреты висели на улицах, чьим именем называли города и заводы… Но второй! Вторым был… мой друг Коба! Коба, которого никто тогда не знал в лицо! Ближайшие ленинские друзья Зиновьев, Каменев, Бухарин, столь популярные в партии, именуемые «вождями», красовавшиеся на страницах газет, на плакатах и картинах… не удостоились такого права!
Я понял: всего через три года наша Революция стала безвозвратным прошлым. Она умерла вместе с гражданской войной. От революции осталось балетно-цирковое представление с нелепо стрелявшей пушкой «Авроры»… И — тени! Настоящее, реальность — это большевистское государство. Родившийся могучий ребенок. Совсем недавно он был весь в крови гражданской войны. Но теперь его обмыли, и он начал быстро расти. А вместе с ним неправдоподобно стремительно росла новая бюрократия и… Коба!
Умный Коба! Великий Коба! Он опять все просчитал и все сделал вовремя. Вовремя поспешил
с фронта. Вовремя сообразил: пора военных подвигов ушла в прошлое. Полями сражений, местом подвигов становились теперь кабинеты! И он сумел занять главную кабинетную должность — должность покойного Свердлова, должность верной ленинской тени!Коба в Кремле
В тот приезд я сумел повидать своего друга только однажды — в воскресенье.
Коба жил теперь в Кремле. Страшен был Кремль в те годы — много разрушений. С въездной арки Спасской башни жалко глядела икона со старательно разбитым стеклом и лампадой. Но знаменитые часы на Спасской башне научились играть «Интернационал»…
Новые вожди страны поселились в бывшем Кавалерском корпусе, против Потешного дворца.
Улицу в Кремле, где они жили, назвали Коммунистической.
В квартирах вождей стояла великолепная мебель прежних владельцев — тех, кто сбежал за границу или (куда чаще) уже лежал в могиле.
Когда я шел к Кобе, встретил Бонч-Бруевича. Он пригласил меня к себе на чашку чая. От чая в те голодные годы не отказывались. В его кабинете стояло великолепное бюро карельской березы со множеством потайных ящичков. Бонч был известный специалист по русскому сектантству и большой почитатель Распутина, о чем после революции он предпочел забыть. Он радостно показал мне Евангелие XVII века, которое обнаружил в секретере. Как и положено в те голодные годы, Евангелие произвело на меня куда меньшее впечатление, чем чай с редким тогда куском сахара и еще более редким бутербродом — белый хлеб с маслом и настоящей колбасой, «как при царе».
…Чай Бонча я вспоминал потом долго. У Кобы чая не водилось.
Тот сидел один, мрачный. С женой Надей он поругался. Выглядел ужасно: осунувшийся, с землистого цвета лицом…
И квартира не лучше — продавленный диван, убогая мебель.
Я поинтересовался:
— Кто здесь жил прежде?
Он понял, усмехнувшись, ответил:
— Не знаю. Но вся эта господская роскошь мне ни к чему!
(Его жена Надя потом поведала мне: квартира была обставлена прекрасной мебелью, но накануне, войдя в нее, Коба мрачно спросил:
— Я все думаю, зачем здесь стоит буржуйское великолепие? — И пнул сапогом огромное зеркало в гостиной.
Оно упало и разбилось. Она сказала:
— Это плохо… дурная примета. К смерти.
Он не ответил и велел отправить «буржуйское великолепие» на помойку! Когда туда вынесли так нравившиеся ей бронзовые каминные часы и всю дворцовую мебель — знаменитый ампир XIX века, Надя ушла к родителям.
Как я слышал потом, мебель эту тотчас подобрала заведовавшая кремлевскими музеями жена Троцкого. Ей и принадлежит авторство шутки, быстро ставшей популярной: «Он не понимает, что такое стиль ампир. Ему куда ближе наш революционный стиль вампир!» Но ни она, ни Надя не поняли того, что понял мой умный друг: партийная масса мрачно следила за быстрым вхождением своих вождей в барскую жизнь.)
Я сказал:
— Плохо выглядишь. Не болен?
— Работы много… Что у тебя? Только кратко.
Я изложил. Он моментально написал резолюцию: «Выдать всю сумму».
После чего я сообщил:
— Все мои добровольные агенты — немецкие коммунисты — очень встревожены. Говорят, у нас принята какая-то секретная резолюция, покончившая с партийной демократией?
— Принята резолюция, запрещающая фракции и фракционную деятельность внутри партии. Будем карать за нее, гнать из партии.