Ипоходрик

Дурнопечин. Года три в военной службе служил.

Настасья Кириловна. Что дяденьке-то на службе состоять: у них и без того есть состояние.

Прохор Прохорыч. Состояние и служба – две вещи разные, – это уж дело не вашей тонкости, Настасья Кириловна! (Обращаясь к Дурнопечину.) Я сам, к несчастью, потерял службу, которой, можно сказать, душой и телом посвящал все время.

Дурнопечин. Вы не служите?

Прохор Прохорыч. Никак нет-с, не служу. Семь лет, братец, был секретарем уездного суда; потом три года состоял в должности станового пристава; но вот уж другой год, по ревизии начальника губернии, удален с преданием суду.

Дурнопечин. За что же?

Прохор Прохорыч. По одним насказам, или, откровенно сказать, и сам не знаю за что. Об усердии моем можете спросить всякого мальчишку, так и тот скажет вам. Погибели моей захотелось злым людям; но, по милости творца, живу еще; не потерялся совершенно. Теперь я занимаюсь частными делами и, благодарение богу, имею кусок черного хлеба.

Настасья Кириловна. Найдется, Прохор Прохорыч, я думаю, у вас и белый.

Прохор Прохорыч. Белый хлеб предоставляю вам, Настасья Кириловна, есть по гостям, а я ем свой, черный. Я имею к вам, братец, маленькое дельцо и желал бы с вами поговорить наедине.

Дурнопечин (с неудовольствием). Что такое вам надобно от меня?

Прохор Прохорыч. Дело, братец, безотлагательное дело и имею вам сообщить; позвольте мне иметь секретную аудиенцию.

Дурнопечин. Выйди, Настасья Кириловна.

Настасья Кириловна (вставая и с сердцем подбирая вязанье). Знаем мы, Прохор Прохорыч, ваши секреты; немало вы, я думаю, простых-то людей обманули: у одной Поддевкиной сотнями тысяч воспользовались.

Прохор Прохорыч. Вам все хочется сосчитать мои деньги. Не сочтете, ошибетесь; лучше рассмотрите шкатулку вашего супруга, а до моих денег вам далеко.

Настасья Кириловна (уходя). Убереги бог; нищему руку прожжет ваша копейка, Прохор Прохорыч.

Явление III

Дурнопечин и Прохор Прохорыч.

Прохор Прохорыч. Не любит меня наша общая родственница… Что делать? Не говори правды, не теряй дружбы. Совершенно потерянная женщина. Я, конечно, никак не смею вам советовать, а напрасно вы изволите ее принимать: от нее каждую минуту надо ожидать какой-нибудь неприятности.

Дурнопечин (перебивая). Какое еы дело имеете до меня?

Прохор Прохорыч. Исковое, братец!.. Исковое дело должно, по несчастию, между нами затеяться.

Дурнопечин (изменившись несколько в лице). Это с какой еще стати?

Прохор Прохорыч. По наследственному имению нашей бабки, Ольги Дурнопечиной, которое совершенно незаконно поступило большею частию во владение вашего покойного батюшки, а моего дяди.

Дурнопечин. Господи боже мой, это еще с чего пришло вам в голову? Владели, владели, а тут вдруг и незаконно стало.

Прохор Прохорыч. Десятилетней давности, братец, еще не прошло! Духовная совершенно незаконнее: покойная бабка никак не имела права дробить достояния; но оно, как, может быть, вам небезызвестно, разделено, – большая часть… уж я не говорю, какие для этого были употреблены меры… самые неродственные меры… но только большая часть – поступила во владение вашего родителя, а другая часть – общей нашей тетке Соломониде Платоновне, дай ей бог доброго здоровья, или, лучше сказать, вечную память, по милости которой теперь вся и каша заваривается. Духовное завещание должно быть нарушено, да еще последует взыск за неправильное владение.

Дурнопечин. Я решительно не понимаю, что такое вы говорите.

Прохор Прохорыч. Гражданскими делами, вероятно, мало занимались? Но я говорю сущую справедливость. Я пользовался еще расположением покойного вашего родителя! Прекраснейший был человек, как теперь на него гляжу: собой этакой полный, глаза навыкате, весельчак был такой, что и свет другого не производил; я ему часто говоривал: – Неправильно, говорю, дядюшка, Рамешками владеете, поделитесь. – «А вот погоди, говорит, как умру, так тебе поросатую свинью оставлю…» – да сам и захохочет, покойный свет!

Дурнопечин (хмурясь). Почему же он Рамешками несправедливо владел?

Прохор Прохорыч. По незаконности духовной-с! Двадцать седьмой год, Николай Михайлыч, купаюсь в чернилах; слава богу, пора привыкнуть к делопроизводству… незаконность дела по запаху слышу.

Дурнопечин. Что ж вы от меня хотите?

Прохор Прохорыч. Красницу, братец, хочется получить. Желание наше небольшое, поверьте! Другие бы на это не согласились. Ну, впрочем, бог с вами: пусть я лучше обижу своих сирот, по крайней мере буду помнить, что мы родные и что нам заводить дела грешно!

Дурнопечин (растерявшись). За что же я отдам вам Красницу, скажите бога ради, что вы меня – за дурака, что ли, считаете?

Прохор Прохорыч (усмехнувшись). Дураков, братец, нынче совсем и на свете нет; может быть, бывало в старину; но я вам докладываю, что по иску вы отдадите гораздо больше, потому что заплатите за неправильное владение, и, кроме того, я заставлю вас заплатить протори и убытки.

Дурнопечин (вставая). Сделайте милость, избавьте меня от ваших дел! Я человек больной… нуждаюсь в спокойствии… и теперь решительно ничего не знаю.

Прохор Прохорыч. Как угодно вам, братец. Конечно, по родству, я хотел дать вам полезный совет; но что ж делать: вольному воля, спасенному рай. Духовная незаконна-с, во-первых, потому, что родовое имение не дробится, во-вторых, – десятилетней давности еще не прошло, и, в-третьих, – имение семь лет состояло в единственном вашем владении; следовательно: завещание нарушится, принадлежащая нам часть должна быть выделена, за неправильное владение последует взыск, да сверх того вы обяжетесь пополнить протори и убытки. Братец, мне вас жаль: вы лишитесь всего состояния.

Дурнопечин (нервно). Ну что ж делать – и лишусь…

Явление IV

Те же и Ваничка.

Ваничка (быстро входя). Дедушка, маменьки нет здесь?

Дурнопечин. Сам ты, я думаю, видишь.

Прохор Прохорыч (сердито про себя). Пащенок этот еще приплелся тут! (Дурнопечину.) Позвольте по крайности мне ужо вечером прийти к вам рассмотреть ваши документы и по документам вам объяснить.