Ирано-таджикская поэзия
Шрифт:
Глава третья
О ЛЮБВИ, ЛЮБОВНОМ ОПЬЯНЕНИИ И БЕЗУМСТВЕ
Прекрасны дни влюбленных, их стремленья К возлюбленной, блаженны их мученья. Прекрасно все и любви – несет ли нам Страдания она или бальзам. Влюбленный власть и царство ненавидит, Он в бедности свою опору видит. Он пьет страданий чистое вино; Молчит, хоть горьким кажется оно. Его дарят похмельем сладким слезы. Шипы – не стражи ли царицы Розы? Страданья ради истинной любви Блаженством, о влюбленный, назови! Вьюк легок опьяненному верблюду, Стремись, иди к единственному чуду! Не сбросит раб с себя любви аркан. Когда огнем любви он обуян. Живут в тиши печального забвенья Влюбленные – цари уединенья. Они одни сумеют повести Блуждающих по верному пути. Проходят люди, их не узнавая, Они – как в мире тьмы вода живая, Они подобны рухнувшим стенам Снаружи. А внутри – прекрасный храм. Они, как мотыльки, сжигают крылья, И шелкопряда чужды им усилья. У них всегда в объятьях красота, Но
РАССКАЗ
Сын нищего, что век в нужде влачился, Увидев шах-заде, в него влюбился. В каких мучениях,- поймешь ли ты?– Бедняк лелеял тщетные мечты… На всех путях царевича стоял он, У стремени коня его бежал он. Он проливал потоки жгучих слез, Не внемля ни насмешек, ни угроз. Придворные его с дороги гнали: «Эй ты, бродяга, отойди подале!» Он уходил. Но вновь, презрев позор, Близ шах-заде свой разбивал шатер. Его избили слуги. «Убирайся!
– Сказали.- На глаза не попадайся!» Ушел факир. Но вновь вернулся он, Покоя и терпения лишен. Хоть в двери изгонялся он, как муха, В окошко возвращался он, как муха. Ему сказали: «Эй ты, дуралей! Ты сколько терпишь палок и камней?» Ответил он: «Погибель друга ради Приму! И не взмолюсь я о пощаде! Пусть ненавистью полон он ко мне,- В него влюблен я! Брежу им во сне! Пусть на любовь мою он не ответит, Я жив, пока он мне, как солнце, светит. Всех этих мук снести я не могу. И прочь – увы! – уйти я не могу. «Прочь от шатра его!» – не говорите, Хоть голову у входа пригвоздите. Не лучше ль мотыльку в огне сгореть, Чем в пустоте и мраке умереть!» «Мяч! Ты получишь рану от човгана!» Факир ответил им: «А что мне рана?» «Тебе отрубят голову мечом!» А он им: «Голова мне нипочем! Кто о пути своем грядущем знает,- Венец его иль плаха ожидает? Увы! Терпения лишился я, И от покоя отрешился я! Пусть, как Иаков, я ослепну, все же К Юсуфу приведешь меня ты, боже! Не будет прахом мира ослеплен Тот, кто любовью вечной опьянен». Раз к стремени царевича припал он. Разгневался царевич. «Прочь!» – сказал он. Факир с улыбкой молвил: «Никого Не гонит шах от солнца своего! Из-за тебя свою забыл я душу. Коль от тебя уйду, обет нарушу! Тобой одним живу я и дышу, Будь благосклонен, если я грешу!… Твоих стремян коснулся я рукою Затем, что я не дорожу собою! Любви к тебе я предан целиком И ставлю крест на имени своем. Я насмерть поражен стрелою взгляда И обнажать свой меч тебе не надо! Ты сам зажег меня. Так не беги. И все леса души моей сожги!»
*
Раз на пиру под звуки струн и ная Кружилась в пляске пери молодая. Не помню: жар сердец иль огонек Светильни полу платья ей поджег. Она, увидев это, рассердилась. «Не гневайся! – сказал я.- Сделай милость! Ведь у тебя сгорела лишь пола, А весь мой урожай сгорел дотла». Влюбленные друг в друга – дух единый. Коль суть цела – не жаль мне половины *
Есть люди, чистой преданы любви,- Зверями ль, ангелами их зови,- Они, как ангелы, в хвале и вере Не прячутся в пещерах, словно звери. Они воздержанны, хоть и сильны, Они премудры, хоть опьянены. Когда они в священный пляс вступают, То в исступленье рубище сжигают. Они забыли о себе. Но все ж, Непосвященный, ты к ним не войдешь Их разум – в исступлении, а слух К увещеваниям разумным глух. Но утка дикая не тонет в море. Для саламандры ведь пожар – не горе. Нот так и многотерпцы,- ты скажи,- В пустыне живы божии мужи! Они от взоров всех людей сокрыты, Они не знатны и не имениты. Не добиваются людской любви, Довольно вечной им одной любви, Они – плодовый сад щедрот безмерных, А не злодеи в облаченье верных. Они скрываются от глаз людских, Как жемчуга в жемчужницах своих. Не хвастаются, не шумят, как море, Блестя жемчужной пеной на просторе. Они – не вы! Вы – внешне хороши, Но в обликах красивых нет души. И не прельстите вы царя вселенной Ни красотой, ни роскошью надменной. Когда бы стала перлами роса, То перлов не ценилась бы краса. Как по канату, доблестный и верный Пройдет и без шеста над бездной скверны. Дервиш в блаженном хмеле изнемог, Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?» Кому любовь – стекло, а ужас – камень, Не страшны ни мечи вражды, ни пламень. РАССКАЗ
Жил в Самарканде юноша. Был он Индийскою красавицей пленен. Она, как солнце, чары расточала, Твердыню благочестья разрушала. Казалось, красоту, какую мог, В ней воплотил миров зиждитель – бог. За нею вслед все взгляды обращались. Ее встречавшие ума лишались. Влюбленный наш тайком ходил за ней. И раз она сказала гневно: «Эй! Глупец, не смей, как тень, за мной влачиться. Не для твоих тенет такая птица. Не смей за мною но пятам ходить. Не то рабам велю тебя убить!» И тут влюбленному промолвил кто-то: «О друг, займи себя другой заботой. Боюсь, ты не достигнешь цели здесь, А потеряешь даром жизнь и честь!» Упреком этим горьким уязвленный, Вздохнув, ответил юноша влюбленный: «Пусть под мечом я голову мою В прах уроню и кровь мою пролью, Но скажут люди: «Вот удел завидный! Пасть от меча любимой – не обидно». Меня позорить можешь ты, бранить,- Я не уйду. Мне без нее не жить. Что мне
советуешь ты, ослепленный Тщетою мира, лишь в себя влюбленный? Она добра и благости полна, Пусть хоть на казнь пошлет меня она! Мечта о ней меня в ночи сжигает, А утром снова к жизни возрождает. Пусть у ее порога я умру, Но жив, как прежде, встану поутру!» Будь стоек всей душою, всею кровью. Жив Саади, хоть и сражен любовью. *
Сказал от жажды гибнущий в пустыне: «Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!» Ему ответил спутник: «О глупец, В воде иль без воды – один конец». «Нет! – тот воскликнул.- Не к воде стремлюсь я, Пусть в океане Духа растворюсь я!» Кто жаждет истины, я знаю, тот Без страха бросится в водоворот. Не дрогнет в жажде знанья, не остынет, Хоть знает он, что в тех волнах погибнет. Любовь, влюбленный, за полу хватай. «Дай душу!» – скажет. Душу ей отдан. Ты внидешь в рай блаженства и забвенья, Пройдя геенну самоотреченья. Труд пахаря в пору страды суров, Но пахарь сладко спит после трудов. На сем пиру блаженства достигает Тот, кто последним чашу получает. РАССКАЗ
Раз молодая женщина пришла К отцу и жаловаться начала: «Отец мой! Муж меня совсем не любит… Ах, вижу я, он жизнь мою загубит! Гляжу, как к женам ласковы мужья, И плачу. Знать, одна несчастна я. Всяк льнет к жене, как голубок к голубке, Как дольки миндаля в одной скорлупке, Все люди, погляжу я, кроме нас! А муж мой улыбнулся ль мне хоть раз?» Отец ее был мудр и духом светел; И он с улыбкой дочери ответил: «Неласков, говоришь, с тобою он? Зато хорош собой, умен, учен! Жаль человека потерять такого И худшего в сто раз искать другого… Будь с ним поласковей. Коль он уйдет, Ведь на тебя бесчестие падет». РАССКАЗ
Железные перчатки раздобыл Один борец и биться с львом решил. Но лапа льва к земле его прижала, И сила у борца в руках увяла. А зрители: «Эй, муж! Ты что лежишь, Как женщина? Что льва ты не разишь?» А тот вздохнул, не в силах приподняться: «Увы, со львом не кулаками драться!» Как лев могучий был сильней борца, Так страсть порой сильнее мудреца. Кулак – будь он в железной рукавице - В бою со львом свирепым не годится. О пленник страсти, позабудь покой! Ты – мяч, гонимый по полю клюкой. РАССКАЗ
Раз юноша и дева, что дружили От детских лет, в супружество вступили. Жена была счастлива. А супруг - Смотри! – ее возненавидел вдруг. Он прелестью подруги не пленялся, Прочь от нес лицом он отвращался. Она, как роза, красотой цвела, А для него как смерть она была. Ему сказали: «Эй ты, непонятный, Не любишь, так ушли ее обратно». А тот: «Овец хоть тысячу голов Отдам, чтоб разрешиться от оков!» А им жена: «Приму любые муки, Но знайте – с ним не вынесу разлуки. На все отары мира не польщусь И разлучиться с ним не соглашусь». Порою друг, что друга отвергает, Отвергнутому лишь милей бывает. РАССКАЗ
Спросили раз Меджнуна: «Что с тобой? Что ты семьи чуждаешься людской? И что с Лейли, с твоей любовью, сталось? Ужель в тебе и чувства не осталось?» Меджнун ответил, слез поток лия: «Молю, отстаньте от меня, друзья, Моя душа изнемогла от боли, Не сыпьте же хоть вы на рану соли. Да, друг от друга мы удалены, Необходимости подчинены». А те: «О светоч верности и чести, Вели – Лейли передадим мы вести!» А он им: «Обо мне – ни слова ей, Чтобы не стало ей еще больней». Вы червячка видали на полях, Что, словно свечка, теплится в ночах? Его спросили: «Вот ты ночью светишь, А что же днем нигде тебя не встретишь?» И в темноте светящийся червяк По мудрости своей ответил так: «Я здесь и днем! Мне ваш вопрос обиден. Я только из-за солнца днем не виден!» *
О муж любви, иди своей тропой, Чуждайся блеска роскоши людской! Иди путем любви! Душой беспечен, Пусть ты погибнешь – дух твой будет вечен. Ведь из зерна и злак не прорастет, Когда само зерно не пропадет. Тогда лишь сможешь истины добиться, Коль от себя сумеешь отрешиться. И знай – ты истины не обретешь, Пока в самозабвенье не впадешь. Как музыка, поют шаги верблюда, Когда тебе любви открыто чудо. И тайну в крыльях мухи не узришь, Когда ты страстью чистою горишь. И, изумленный, в просветленье духа За голову ты схватишься, как муха. Влюбленный плачет, слыша пенье птиц, Хоть небо пасть пред ним готово ниц. Да – истинный певец не умолкает, Но не всегда, не всяк ему внимает. Пусть к нам на пир влюбленные придут И упоенью души предадут! Пусть кружатся, как чаша круговая, Главу у врат смиренья опуская! Когда дервиш в самозабвенье впал, Не смейся, пусть он ворот разодрал. И машет, словно крыльями, руками… Он – в море, он объят любви волнами! «Где бубны, флейты ваши? – спросишь ты,- Откуда песня льется с высоты?» Не знаю я. Хоть песня мир объемлет. Но ей лишь сердце избранного внемлет. Коль птица с башни разума взлетит, То ангелов небесных восхитит. А низкий, в ком пристрастье к миру живо, Готовит в сердце логово для дива. Кто потакать готов своим страстям - Не спутник он и не застолец нам. Когда садами вечер пролетает, Он не дрова, а розы рассыпает. Мир, полный музыки, нам дал творец… Но что увидит в зеркале слепец? Ты не видал, как в пляс верблюд вступает, Когда арабской песне он внимает? Верблюда, знать, в восторг напев привел… А тот, кто глух, тот хуже, чем осел.
Поделиться с друзьями: