Is death

– Опыт большой, - ответил незнакомец, одновременно указывая на госпиталь.
– Я здесь почти как на работе. Вы морщитесь? У вас что-то болит?

– Ничего, сейчас не сильно, - Жюльет, подавив в себе неожиданно подкравшуюся тошноту, глубоко вдохнула свежий вечерний воздух.
– У меня такое бывает в последнее время, я уже привыкла даже.

Мужчина прищурился:

– А в боку покалывает?

– Да, постоянно. Вы врач?

– Почти.

– Как это так?
– удивилась Жюльет.

– Я не веду постоянную медицинскую практику, хотя иногда приходиться помогать людям.

– Удачно?

– Что удачно?

– он вроде не понял её вопроса.

– Удачно удаётся помогать?

– А!
– мужчина вдруг рассмеялся.
– Удачно, мадам! Не было ещё случая, чтобы моя помощь не помогла. При условии, конечно, что её принимают.

– Ого! И от чего вы лечите?
– спросила Жюльет.

– От всего, - теперь мужчина выглядел совершенно серьёзным.
– Нет никакой болезни, чтобы я не мог с ней справится. Человеческое тело — это биомашина, которая состоит из клеток. Клетки постоянно обновляются, так почему бы вместо плохих не вырасти хорошим? Надо просто верить в то, что ты делаешь.

Жюльет скептически поморщилась:

– Легко сказать. Врач — это не бог. В случае некоторых болезней всё бесполезно.

– Вы имеете ввиду свой рак?

– Например.

Мужчина пожал плечами:

– Когда как. Кстати, знаете, что вас ждёт? Простите, что я так откровенен и циничен, но раз уж мы начали этот разговор, то стесняться нечего.

– Ерунда!
– в ответ Жюльет только махнула рукой.
– Стесняться действительно нечего. Меня ждёт страшная смерть, а перед этим боль... простите, как вас....

– Генрих, - незнакомец кивнул, одновременно будто приподнимая невидимую шляпу.
– А вас?

– Жюльет. Так вот, Генрих, я всё знаю и потому говорю об этом спокойно. У меня уже было несколько приступов... это ужасно. Я запустила болезнь, занимаясь работой, и в этом только моя вина.

– Сколько времени отпустил вам врач?

– Максимум год, - Жюльет вдруг всхлипнула.
– Из этого времени месяца четыре будет борьба с болезнью, в которой победитель известен.

– Не плачьте, - Генрих сел поближе и мягко провел рукой по её волосам.
– Послушайте сейчас себя. Вы ведь хорошо себя чувствуете? Дискомфорт ушёл?

– Что?
– Жюльет сначала не поняла вопрос, но затем неожиданно пришло осознание того, что она сразу почувствовала себя лучше. Намного лучше.

– Хорошо?
– вновь спросил Генрих.
– Признайтесь?!

– Да!
– Жюльет резко отстранилась от него, встала и расправила плечи.
– Я..., я чувствую себя великолепно — это правда!

– Вот видите!

– Что вы сделали?
– спросила Жюльет, ощупывая живот.
– Этого не может быть!

Генрих усмехнулся:

– Вся человеческая натура сейчас проявилась в ваших словах! Сначала вы сказали слово «правда», а потом, по отношению к тому же предмету - «не может быть». Правда есть всегда, но в отличии от лжи, люди не всегда хотят её видеть.

– Но что всё-таки произошло?
– Жюльет вновь повторила свой вопрос.

В ответ Генрих, приняв самый благодушный вид, широко развёл руками:

– Я облегчил ваши страдания, только и всего. Если желаете, мы можем продолжить.

– Что вы имеете ввиду?
– ошеломлённая, Жюльет вновь села на скамью.
– Вы хотите сказать...

– Я излечу вас, - голос её собеседника звучал спокойно. Так, словно речь шла о каких-то обыденных вещах.

– Нужно лишь ваше согласие.

– Излечите от рака?!
– Жюльет не могла поверить своим ушам.
– Как? Где?!

– Прямо здесь и прямо сейчас — вот на этой скамейке. Согласны?

Жюльет горько усмехнулась:

– Знаете, если бы вы не продемонстрировали свои возможности, я послала бы вас куда подальше, но... Конечно, я согласна! И хотя я не верю в то, что подобное может произойти, но что мне терять? В моем положении уже всё равно. Только... вы случайно не членом меня хотите полечить? Нет? Смотрите, здесь везде люди ходят!

– А мы зайдём вон за ту акацию!
– Генрих весело расхохотался.
– Впрочем, я вынужден вас разочаровать — всё произойдёт гораздо прозаичнее, Жюльет. Я вас вылечу, а вы заплатите за эту услугу.

– А я уж подумала, что вы экстрасенс-маньяк. Они могут на время отключать у человека боль, я знаю, - улыбнулась она.
– Деньги? И сколько же?

– А сколько может стоить ваша жизнь?

– Разве жизнь имеет цену для её обладателя?

– Обязательно!
– Генрих кивнул.
– Всё имеет свою цену. Вашу я оцениваю в двадцать миллионов.

– Миллионов чего?
– переспросила Жюльет, сначала не поверившая своим ушам.

– Евро, конечно, - спокойно ответил Генрих.
– Или во Франции есть и другие деньги? Мне нужно двадцать миллионов евро наличными.

– Но... это огромная сумма. У меня нет таких денег.

– Если бы не было, я к вам бы не подошёл, - Генрих лукаво посмотрел на свою собеседницу.
– Открою вам секрет — я могу узнать о человеке гораздо больше, чем это вообще может представляться возможным. Как я это делаю — это второй секрет, и таковым он и останется. Вы можете заплатить деньги, которые мне нужны, а я окажу вам услугу и вылечу от болезни. Всё честно. Заплатите вы мне потом - скажем, через неделю, когда пройдёте все осмотры и убедитесь, что здоровы. К тому же, недели вам хватит, чтобы собрать всю сумму.

– Через неделю?
– Жюльет задумалась.
– Что же, я считаю, что так будет честно. Ведь я ничего не теряю, так?

– Конечно.

– Скажите, Генрих, - Жюльет посмотрела прямо в глаза своему визави, - вы ведь не просто так очутились здесь сегодня? Вы пришли специально?

– Специально, - хитро улыбнувшись, ответил тот.
– Эта аллея вообще моё излюбленное место. Нет ничего проще, чем договориться с человеком, доведённым до отчаяния. Ты даешь ему надежду, и он уже согласен на всё. Когда мне что-то нужно, я прихожу сюда, выбираю подходящую кандидатуру, благо, именно здесь в них нет недостатка, и мы договариваемся.

– Отказов не было?

– Никогда. Знаете, Жюльет, при разговоре тет-а-тет, взрослого человека сложно убедить в чём-то, на счёт чего у него есть уже своё мнение. Это может произойти лишь при возникновении чрезвычайных обстоятельств, и никак иначе. Массу убедить легко, она глупа и доверчива, впитывает любую, самую дикую, пропаганду, но один человек — это скала. Глуп он или нет, неважно, но недоверчив до крайности и слушает мнение лишь тех, кто является для него авторитетом. А на этой аллее всё просто: есть больной, а есть врач. У нас есть взаимный интерес, а из него проистекают взаимные обязательства.